Шурик 1970 (СИ). Страница 48

«Товарищи ученые, доценты с кандидатами»…*

— А вы кто ему будете? — спросил третий дядька, что занимался шашлыком, когда Высоцкий допел и начал петь Галич.

— Да так… Можно сказать — коллега, — ответил я.

Мужик посмотрел на меня, потом на Букашку, на лежащего безмятежно под кустиком Гошу, снова на меня.

— А вы не с политеха будете? Не про вас ли недавно вражьи голоса вещали?

Я поправил очки и кивнул. Компания разом замолчала, мужики переглянулись.

— Так чем можем помочь? — спросил тот, что был с шампурами.

— А можно его как-то… пробудить? — кивнул я в сторону спящего мастера.

— Пробудить можно, но принесет ли оно нам радость? — изрек мастер по шашлыкам. — Вы пока садитесь, угощайтесь. Глядишь, сам проснется.

Мы славно посидели, друзья Гоши — Гоги оказались довольно интересными собеседниками. И шашлык они жарили просто зашибенный! Молодые ученые с женами и подругами. Все талантливые и возможно, даже гениальные. У всех грандиозные планы, перспективные проекты и все… немножко диссиденты. При этом уверены, что живут в лучшей стране на свете. Что не хватает всего чуть-чуть. Чуть-чуть больше свободы в прессе, чуть-чуть больше интересных программ по телевизору, чуть-чуть больше хороших качественных товаров в магазинах, хороших дорог, хороших бытовых приборов без очередей, путевок в Болгарию, а лучше — в Египет, к пирамидам, югославских мебельных стенок и мужских костюмов, голливудского кино в кинотеатрах, французских журналов мод на русском, гамбургеров из «Макдональда», джинсов, дисков, мятной жвачки… Вот немножко всего этого, и жизнь будет совсем замечательна! И все будут жить в прекрасных домах и ездить на прекрасных машинах!

Доценты с кандидатами буквально заставили меня открыть Букашку, обступили ее со всех сторон, рассмотрели, пощупали, даже прокатились. Вернулись к костру и тут же начали считать и спорить. Кто-то достал тетрадку с карандашом, в пару минут лист в клеточку покрылся формулами. После пяти минут коллективного обсуждения листок был перечеркнут, вырван и безжалостно сожжен в костре. Но новом листе — новые формулы. Мощность батарей можно повысить. Обтекаемость — улучшить. Компоновку узлов — изменить. Железо заменить на стекловолокно или пластик. Крыша и весь остальной корпус — сплошная солнечная батарея. Тут же появились первые наброски обтекаемого силуэта автомобиля на широких колесах.

За полчаса они придумали новый электромобиль. Совершенно новый, прекрасный, великолепный, экономичный, почти как наше яйцо. Хоть сейчас в серию! Но…

— Пока внедрят — поседеешь, — гитарист вздохнул, вывал из тетрадки листки, скомкал и хотел бросить их в костер. Я заскулил и выпросил их для себя. Гитарист пожал плечами и отдал. И снова вступил в спор с курчавым, который настаивал, что все эти батареи — хрень, что будущее — водород.

Я смотрел на них, слушал и вспомнил фильм про девяностые, который случайно посмотрел по телику. Совершенно депрессивный фильм про длинные хвосты очередей, про пустые полки в магазинах, про бандитские разборки, про проданные за гроши заводы. Это все случится здесь через каких-то 20 лет? Эти молодые талантливые ребята к тому времени станут уже зрелыми учеными, теоретиками, изобретателями и увидят все это своими глазами, испытают на своих шкурах? Их научные институты закроют и сдадут корпуса под офисы. Уникальное оборудование порежут на металлолом, а в заводских цехах будут разливать паленую водку и пахнущую химией газировку. А им придется торговать на рынках или разгружать товар в подсобках торговых центров. Или идти в бандиты. Нет, эти в бандиты не годятся. Воспитание не то. Но, чтобы не сдохнуть с голоду, будут сочинять для бандюков адские машины.

Я мотнул головой, чтобы отогнать возникшую перед глазами мрачную картину. Ну нет! Здесь этого случиться не должно! Не может такого быть в добром, ярком и веселом мире советских комедий. Ну да, есть некоторые недостатки, есть отдельные нехорошие личности, те, кто «честно жить не хочет»…

Не знаю, чем бы закончился спор за костром, но тут проснулся Гоша. Он зашевелился на своем пледе и стал хлопать ладонью по траве, видимо, искал оставленный стакан. Не нашел, поднял голову, посмотрел на сидящих у костра мутным взором. С большими усилиями встал и углубился в заросли. Видимо, отлить.

Вернулся с расстегнутой мотней. Застегнуть — не осилил или забыл. Сел у костра. Протянул руку, получил в нее стакан с минералкой. Нарзан, кажется. Глотнул, брезгливо сморщился, выплеснул наземь. Снова протянул стакан.

— Водки налейте.

— Может, хватит водки, Гоша? — сказал гитарист, кивнув на меня. — Вот к тебе человек приехал по делу. Поговорить с тобой хочет.

Гоша не без труда сфокусировал взгляд на моей персоне, потом обернулся на Букашку, снова повернулся ко мне.

— А, ты… Машинка-то бегает еще? Ну, пойдем, поговорим…

Мы отошли к Букашке, Гошу хорошенько качало. Но от поддержки он решительно отказался.

— Чего не приехал, когда я звал? — спросил Гоша. — Я же звонил.

— Не получилось, не смог.

— Зато с докладом ты смог. Ты че натворил? Ты мне сколько раз говорил: «…подожди, потерпи, скоро-скоро все будет». Ну и? Что теперь будет? Сухари сушить? И батарей больше нет. Все вынесли, все! И литий, титан, и сульфид тоже. Даже из-под койки выгребли. Вон та, что магнитофон крутит — последняя. Из остатков собрал.

Я удивленно посмотрел на Гошу. Он что, собирал батареи у себя в комнате общаги? Впрочем, с него станется.

— Подозреваешь кого? — спросил я.

— Да крутились вроде в общаге двое чужих. Один с мордой придурка, в тюбетейке, второй — дохляк. Все спрашивал: «Как пройти в библиотеку?», идиот!

— Ищут?

— Ищут. Только толку? Так что, медным тазом накрылся наш проект?

— Так ты с этого запил?

— А что, не повод?

— Повод, — согласился я. — А документацию на производство батарей? Тоже вынесли?

— Только если со мной. Здесь она вся, — и Гоша постучал себя пальцем по лбу. — Я после твоего судьбоносного доклада все бумаги сюда вывез. И спалил. Здесь же, в костре. Не стал ждать, когда за мной придут. Так что теперь все только в голове. Ну и расчеты у Березы.

— Вот и славно! Береги голову, понадобится, — сказал я. — Что касается Березина… По его расчетам они… похитители эти батареи без тебя собрать могут?

— Могут, — кивнул Гоша. — Только взорвутся. Ошибочка у него в расчетах была. Помнишь, первые батареи как полыхнули? Мы эту ошибку потом вместе нашли, внесли поправки. С поправками все получилось. Ты че, забыл все?

Я полез в карман за записной книжкой, открыл на странице, куда срисовал формулу с доски.

— Тебе эта формула что-то говорит? Это тоже про батареи?

Гоша посмотрел, отрицательно мотнул головой.

— Не. Не то вроде. Это вообще что-то мудреное. При чем здесь временной континуум? Ты бы сам к Березе съездил, переговорил.

— Ездил. Березин в дурке. Запой. Жесткий. Его записей нет, весь архив исчез, — сказал я жестко. — Так что береги голову, Гоша, с тобой товарищ министр машиностроения хочет пообщаться лично. Прям на недельке после выходных. И по этой причине завязывай бухать. Вредно это…

— Кто бы говорил, — пробурчал Гоша, но взгляд его изменился. Только что совершенно мутные глаза вдруг заблестели. — Ты знаешь, как ребята мою батарею назвали, когда она сутки без зарядки магнитофон тянула? Гогарея! Ха-ха-ха… От Гога!

— Лучше — «Гошарея», а то на гонорею похоже… И калитку застегни. Просто советую.

Я ехал домой и размышлял, а то ли я делаю? Не уподобляюсь ли я тому слону из посудной лавки, что топает ножищами, не замечая, как бьется хрупкая посуда? Вот Гоша… Может, это его судьба такая, обломиться сейчас с супербатареями. И жить еще девять лет в сраной коммуналке, слесарить в научном институте, а потом испачкать ботинки в каком-то говнище и встретить бабку с самоваром. И вот с этим самоваром сесть в электричку в один вагон с одинокой директоршей крупного текстильного предприятия. Завести разговор, подвезти на такси, вселиться в ее двушку улучшенной планировки на Мосфильмовской и любить ее до гроба… А тут я. Вот примет нас министр, утвердят проект народного электромобиля. Надают Гоше государственных премий, наград и трехкомнатных квартир. Будет жить он в сталинской высотке в центре Москвы, жрать спецпайки, положенные техническим гениям, и тосковать. Потому что его любимую из последней электрички уведет какой-нибудь придурок типа Афони. Или еще кто похуже. Крамаров из «Большой перемены».