Шурик 1970 (СИ). Страница 34

Неожиданно в приемнике что-то загудело, словно кто-то врубил перед микрофоном бритву. Голос ведущей едва слышен. Кажется, запел Леннон, за гудением его почти не было слышно.

— Все, глушилку врубили, — сказал Егорыч. — Вот скажи, почему музыку глушат, а новости нет?

— Так в новостях брешут все, — сказал я уверенно. — А на музыку молодежь ведется.

— Брешут? Как знать, — сказал Егорыч, и тон мне его почему-то не понравился. — Хочешь, из новостей свежих зачитаю? Лучше бы тебе самому послушать, но чую, глушилка — надолго. Послушаешь?

— Было бы интересно.

— Будет интересно! Будет очень интересно, — заверил дед, надел на нос очки и раскрыл толстую тетрадку, исписанную крупным почерком. Нашел нужную страницу.

— Вот, слушай… «в минувшую пятницу политическим скандалом закончилась конференция по автоматике, проходившая в Москве. Один из самых перспективных и талантливых молодых советских ученых Александр Тимофеев в своем блестящем научном докладе обрушился с резкой критикой на существующий в СССР политический строй. И предрек ему неизбежный крах из-за косности и бюрократизма. Его выступление часто прерывалось бурными аплодисментами».

Я почувствовал, что плиточный пол под моими ногами задрожал. Пришлось даже ухватиться руками за деревянный прилавок.

— Что скажешь, талантливый ученый Александр Тимофеев? Про тебя говорят, или полный тезка? — глянул на меня сквозь очки Егорыч.

— Про меня, — кивнул я обреченно, ища, куда бы присесть. Ибо ноги после такого решительно не держали. Не нашел и уселся прямо на прилавок.

— А про аплодисменты, было такое?

— Было. Были аплодисменты. Бурные.

— Не соврал, хвалю, — качнул головой Егорыч. — Потому что дальше твой голос идет. По голосу тебя и узнал. Читаю дальше. Слушай. Твои слова, между прочим: «…да, изобретения у нас внедряются порой очень долго. Излишний бюрократизм и косность при внедрении имеют место быть. Стоит признать, наша государственная система не очень поворотлива при внедрении нового. Думаю, именно тут может быть эффективнее привлекать частный бизнес и инвестиции. Иногда и конструктор одиночка стоит больше, чем целое конструкторское бюро». Говорил?

Я кивнул:

— Говорил.

Дед снова взялся за тетрадку:

— «… мировая научная общественность серьезно озабочена судьбой молодого советского ученого Александра Тимофеева, взявшего на себя смелось критиковать советский строй. Как стало известно редакции „Голоса Америки“, имя Александра Тимофеева вычеркнуто из списка работников института, местонахождение его неизвестно. Возможно, он уже арестован и содержится в подвалах КГБ на Лубянской площади. Очевидцы также подтвердили, что на лице Тимофеева во время исторического доклада были заметны следы физического насилия. Профессор Гарвардского университета, всемирно известный разработчик теории ядерного синтеза доктор Эдвард Смит в своем интервью высказал опасение, что талантливый русский ученый Александр Тимофеев может разделить печальную судьбу таких борцов с советским режимом, как писатель Солженицын, поэт Бродский, академик Сахаров»…

— Твою ж мать! Вот попал в компанию, — схватился я за голову.

А Егорыч продолжил читать:

— Талантливый русский ученый Александр Тимофеев отдельно сказал, что преодолеть техническое отставание от стран демократического Запада Советский Союз сможет только путем заимствования передовых западных технологий. Дальше опять твоим голосом: «Тут не поспоришь, есть чему у вас, капиталистов, поучиться». Хорош! Ты погоди убиваться зря. Тут тебе бочка варенья и корзина печенья за предательство полагаются. Вот, слушай: «Профессор Эдвард Смит заявил, что если к талантливому ученому Александру Тимофееву будут применяться карательные меры, Соединенные Штаты или королевство Великобритания готовы предоставить ему политическое убежище и выделить для научных исследований персональную лабораторию в Гарвардском или ином университете».

Егорыч закончил читать, закрыл тетрадку, добавил:

— И это — каждый час в новостях. Со вчерашнего дня. Потому так подробно и смог записать. По «Би-би-си» примерно то же самое говорят. Что скажешь?

— Да уж все вроде сказал, — кивнул я на тетрадку. — Можно сказать, даже наговорил.

— Да уж, наговорил. А раз наговорил, чего не покаешься? — прищурился дед.

— Так не в церкви вроде. Да и не за что мне каяться. Что думал, то и сказал.

— А с машинкой что? Прячешь от государства? Я как вчера увидел, что ее нет, так сразу и понял. Собираешься с ней за кордон? В свободный мир? — вдруг выдвинул страшное обвинение Егорыч. — Тебя страна кормила, поила, учила. А ты придумал и туда. За бугор? К сладкой жизни?

Я почему-то вспомнил, что под мышкой у него реальный ствол «, тяжелый и мощный ТТ, обладающий просто убойной силой. Вот сейчас дед возьмет, да и пристрелит меня на месте, как врага народа.

— Да кому я там нужен? — улыбнулся я невесело. — А прятать машинку… А зачем? Да не нужна она государству. Народу нужна, мне нужна, вам, может быть, нужна, а государству — нет. Хотите, заключение научной комиссии покажу? Ответы из министерств? Мой электромобиль признан не очень перспективным направлением. Внедрять его никто не собирается. По крайней мере, в ближайшую пятилетку.

— А вот хочу, — неожиданно сказал Егорыч. — А вот покажи мне это самое заключение. А то что-то веры особой у меня в твои слова нет.

— Да пожалуйста, завтра принесу.

— Утром, — резко сказал Егорыч. — Иначе машину не отдам. Только в присутствии представителей компетентных органов.…

В этот момент дверь склада приоткрылась и оттуда вышла гусыня. Внимательно меня рассмотрела потом прошлепала своими ластами по кафелю. Остановилась около Егорыча. Тот погладил ее по головке, отщипнул от горбушки хлеба, угостил.

— Я вижу, вы подружились, — сказал я.

— А что ж, божья тварь, — сказал Егорыч. — Так что, завтра утром?

— Утром, — кивнул я. — Позвонить можно?

— Звони, — кивнул на аппарат Егорыч, поглаживая гусыню по голове.

Я набрал домашний номер. Длинные гудки. Видно, Зина опять после спектакля задерживается.

Мы вышли на улицу, Егорыч посмотрел на машину и аж крякнул от удивления.

— Это ж откуда такое богатство?

— Так, последствия дэтэпэ. — Не удержался и добавил ехидно. — И потом, стыдно за бугор, да на гнутых дисках.

Я подсоединил провода к заряжалке и посмотрел на Егорыча. Да, такой если сказал, что не отдаст, умрет, а не отдаст. Опять же именной ТТ в кармане.

Я шел домой с припасом, прихваченным из машины и переваривал услышанное от сторожа. Я что теперь, враг народа? Про меня говорит «Голос Америки». И «Би-би-си». Батя рассказывал, что ночами по пятницам «Би-би-си» слушал, Севу Новгородцева. Программы про рок-музыку. И за это можно было огрести вполне реально. А тут уже не музыка. Тут все гораздо серьезней. Надо же: «Один из самых перспективных и талантливых молодых советских ученых Александр Тимофеев». Чего-то я не заметил, что Шурика в институте так называли. Скорее уж — наоборот. При зарплате в сто двадцать рэ. Интересно, Зина уже знает? А если и ей за меня достанется. С программы про этот кабачок снимут. Или вообще с театра погонят? Даже подумать страшно.

Я остановился передохнуть около той самой бочки, где недавно покупал квас. Бочку на дозапавку ночью не повезли. Видимо, из-за дождя продажи упали. Я подумал и решил свернуть к дому напрямки, через аллею.

— Эй, стоять! — вдруг раздалось из темноты.

Я остановился.

Из темноты появились три силуэта. В глаза ударил свет фонарика.

Глава 17. Второй урок

— Сумки на землю! Что в сумках? — строго спросил тот же голос.

Во дела! Чую, дадутся мне эти «напрямки». Я поставил сумки на землю, быстро сунул руку в карман, нащупал шокер. Ответил:

— Помидорчики, огурчики в банках, морковка и картошка.

— Что за ерунда? Откуда картошка ночью?

— С деревни. А вы кто такие?