Шурик 1970 (СИ). Страница 28

Ну вот, кажется, началось. Из телика зазвучали задорные такты, Зина завизжала: «Шурик, Шурик, начинается», я бросил окурок сигары в банку и поспешил к экрану. А Зина уже в него впялилась глазами и смотрела неотрывно, жуя первый бутер под рюмочку вискаря. Я сел рядом, стал смотреть.

Ну, в общем-то, хрень какая-то этот ваш кабачок. Артисты какие-то древние, я из всех только Карлсона с пропеллером узнал, ну, Спартака Мишулина. И все несли какую-то чушь. Где смеяться — непонятно. Явно не «Камеди-клаб». А вот Зина, та прям каталась со смеху. Но как увидела себя на экране… Словно в ступор впала.

Нет, что и говорить, она была хороша, а мини-юбка ей реально шла. Она даже спела чего-то по-польски. Про что — я не понял. И большинства шуток — тоже. До конца передачи я, честно говоря, дотерпел. А вот песенка финальная мне понравилась. Пел ее пан Ведущий очень душевно.

«Закрыт, закрыт кабачок, но мы верим,

Что наше веселье вы взяли с собой.

Для вас, для вас мы шутили, смеялись и пели

С открытой, с открытой душой…

Всем на прощанье желаем удачи.

Жить без улыбки на свете нельзя.

До свиданья, друзья,

До свиданья, друзья»…

Э, да это еще не конец. Еще второй куплет был.

«Когда, когда Кабачка позывные зовут вас к экранам,

Спешите скорей.

Вас ждёт, вас ждёт та, чья родина — дальние страны,

Улыбка, улыбка друзей.

Всем на прощанье желаем удачи!

Жить без улыбок на свете нельзя!

До свиданья друзья, до свиданья друзья!»*

Под просмотр Зина сожрала все бутеры, мне достался только один.

— Вкусно! — сообщила она, глянув на блюдо. — Жалко, что кончилось.

Я подумал, что это она про бутерброды, и хотел сделать еще, икра еще оставалась. Но оказалось, что Зина — про передачу.

— Вот бы пересмотреть еще раз, да? — сказала она мечтательно. — Пан Збышек говорил, что в фээргэ можно купить магнитофон, который кино показывает. Можно записывать любые передачи с телика на пленку. Как думаешь, врет?

Я не ответил. Начал вспоминать, когда в СССР появился видеомагнитофон. А он точно при СССР появился? Вспомнил про Шпака.

— Шпак просил передать, что программу на магнитофон запишет. Немецкую пленку под это дело достал.

— Немецкую — это хорошо, — зевнула Зина. — Завтра у Шпака магнитофон попрошу, послушаем. У него японский, переносной, на батарейках. Шурик, ты бы что ли магнитофон починил. А то валяется на антресолях без толку. Вот сидишь в своем институте, изобретаешь разную хрень, а на любимую жену у тебя творческой мысли не хватает.

Обидно, конечно, такое слышать. Ей все сто удовольствий, а она все недовольна. Я встал с кровати, полез за новой сигарой, собираясь на балкон, но Зина меня удержала.

— Ну не обижайся, Шурик. Это я так бурчу, от досады. Не на тебя. У нас с прошлого года эта фигня идет. Заменить нас хотят, понимаешь? Там, наверху у Лапина кто-то решил, что мы приелись.* Хотят всех «сатирщиков» в кабачке поменять на новых артистов. Оставить только пани Монику и Директора. Ну, может быть, Зюзю еще. Представляешь?! Мне по мешку писем в день от восторженных поклонников приносят, а они — приелись… Слушай, а давай сегодня пораньше ляжем. Че-то я устала за эту неделю. Нам же завтра на дачу, вставать с петухами. Как думаешь, успеем пробки проскочить?

Во дела! У Шурика еще и дача есть? Интересно, насколько далеко? Мне зарядки хватит доехать? А обратно?

— Может, чайку попьем? — снова зевнула Зина.

Тут я вспомнил про торт «Киевский», собрался на кухню, чтобы предъявить Зине очередной сюрприз, когда зазвонил телефон.

— Если это поклонники — меня здесь нет и не было, — быстро сказала Зина, забираясь под одеяло. — И откуда только телефон узнали?

Я поднял трубку. Но спрашивали не Зину.

— Шурик? Это я. Ты что натворил на конференции? Мы с тобой вроде о другом договаривались. Совсем о другом. Ты что, решил угробить проект?

Голос знакомый. Где-то я его точно слышал.

— Это кто? — спросил я.

— Дед Пихто, — ответило из трубки. — Во вторник в восемь у меня.

И запикало отбоем.

Я удивленный повернулся к Зине, но Зина… уже спала.

Торт «Киевский» так и остался в холодильнике нетронутым.

Глава 14. ДэТэПэ и гусь щипящий

Под утро за окном загремело и закапало дождем.

— Везучий ты, Тимофеев... — пробормотала Зина спросонья.

— С чего это?

— Дождь, земля сырая. Копать нельзя. А то бы батя тебя сгнобил на сотках своих. Мама звонила, он еще две сотки у колхоза под картошку взял. И все ведь под лопату, под лопату, а у него спина…

Ага, понятно, дача ее родителей. Уже проще. Родители живы, надо думать — на пенсии. Уехали жить в деревню. Уже легче. Интересно, Шурик с тещей ладит?

Я проснулся рано, Зину будить не стал. За окном накрапывало, на асфальте были лужи. Какая уж тут картошка. К овощному павильону я подошел в районе шести, убедился, что «Букашка» в норме, вкрутил переключатель, отсоединил провода. На шум из павильона вышел Егорыч. Бдит! Поздоровались.

— Спасибо за подарок, — сказал он и похлопал по карману. Видимо, там лежал юбилейный рубль. — За цветы тоже спасибо. Собираешься куда с ранья?

— Жена гонит на дачу, — вздохнул я.

— Далеко?

— Знать бы.

Егорыч глубокомысленно кивнул, мол, жены они такие, с ними не соскучишься.

— И на сколько твоей красавице ходу хватает?

— Думаю, зарядки на сотню должно хватить. А там посмотрим.

Ехать предстояло в Луховицы. Просто перед выездом я спросил у Зины, где ближайшая от дачи заправка.

— Так в Луховицах, наверное, — ответила она беспечно. — А тебе зачем? Букашечка у нас вроде на электричестве.

— А если подзарядиться придется?

— Так на даче и зарядишься. Впервой что ли? Там на коровнике и двести двадцать, и твои любимые триста восемьдесят.

Я хотел было удивиться, что моя жена — актриса знает про 380 вольт. Потом вспомнил, что она училась на физмате. Причем, на пятерки.

Про Луховицы я знал мало. Только то, что там теперь стоит памятник огурцу* и еще забавную кричалку: «У нас в России три столицы: Москва, Рязань и Луховицы». Вот, пожалуй, и все. Но главное, направление движения известно. По Рязанскому шоссе, на Коломну, и по прямой по главной до Луховиц. Дальше — разберемся.

Пробок в Москве мы счастливо избежали, машинка шла по трассе хорошо, бойко, до Луховиц доехали без происшествий. Мимо заправок с длиннющими хвостами очередей я проносился с ветерком, перед Коломной немного пошалил и пару раз сделал иномарку с дипломатическими номерами. На прямой трассе Букашечке с «Ауди» было рано тягаться, зато в горку красный «Запор» летел — не удержишь. Приходилось опасаться за целостность колес. Поменять бы узкую резину на чего пошире и посолидней. А то на узкой резине да по мокрой дороге… Пару раз Зина испуганно ойкнула и попросила скинуть скорость.

В Луховицах я пропустил нужный поворот, Зина сказала, что мне к доктору надо — голову проверить. Пришлось разворачиваться и искать дорогу на «Зарю». Видимо, тот самый колхоз, где папа Зины взял еще две сотки под картошку. Скоро асфальт кончился, съехали на размокшую грунтовку. И тут Букашечка себя показала во всей красе, правда, по грязи нас повозило, но из всех луж автомобиль с доблестью выбрался. В отличие от двух «Москвичей» и «Волги», оставшихся буксовать на дороге. Наконец, въехали в деревню. Здесь дорога была засыпана щебнем, стало полегче.

— Шурик, ты куда, вон же мама стоит, — указала Зина на женщину с зонтом, стоявшую у забора справного деревенского дома, над черепичной крышей которого виднелся ветряк с широкими лопастями. Я ударил по тормозам, сдал назад. Когда подъехал к нужному дому, зарядка показывала чуть больше 50%, и это вызывало здоровый оптимизм.

Родители Лиды мне понравились. Все! Здесь — никаких Зинаид, только Лида или Лидия, как звал ее отец. «Театральную кличку» здесь не приняли. Мама — добрая, спокойная женщина с мягкими чертами лица. Отец — энергичный дядечка, которому постоянно нужно что-то делать. Он посмотрел на меня, потом на небеса, сыпавшие мелким дождем, вздохнул. Видно, очень сожалел, что не может «загнать меня на картошку». Пошел «показывать новый сарай». Ну и «сарай», скажу я вам, целая ремонтная мастерская, в которой стояла блестящая никелем и хромом черная «Победа», а места еще машины на две оставалось.