Призрак Сомерсет-Парка. Страница 10

Мистер Локхарт взял на себя труд поведать мне о многочисленных предках лорда Чедвика, которые некогда проживали в Сомерсет-Парке.

Мы шагали мимо герцогов, двоюродных дедушек и прочая, и прочая, пока не остановились у портрета супружеской пары — красивой дамы в жемчугах и джентльмена с суровым взглядом.

— Лорд и леди Чедвик, родители леди Одры, — объяснил мистер Локхарт. В его голосе отчетливо звучала гордость. — Она часто болела, бедняжка. Дни свои в основном проводила в постели. И все же прожила дольше, чем мы ожидали. — Он повернулся ко мне и добавил, понизив голос: — Она умерла семь лет назад.

Я всмотрелась в их лица. В глазах мужчины горел жестокий огонь, который я часто видела у клиентов мисс Крейн.

— А что насчет отца леди Одры? — спросила я.

Мистер Локхарт вздохнул.

— Александр Линвуд. Он умер за несколько месяцев до ее гибели.

Сам воздух будто сгустился.

— Постойте-ка, — пробормотала я, — так это родовое имение Одры? Не мистера Пембертона?

— Именно так, — подтвердил поверенный. — Сомерсет-Парк уже не одно поколение принадлежит семье леди Одры. И все же титул графа Чедвика унаследовал мистер Пембертон, поскольку он — единственный законный потомок мужского пола в генеалогическом древе Линвудов. — Старик правильно истолковал растерянное выражение моего лица и пояснил: — Его отец приходился дальним кузеном Александру Линвуду, отцу леди Одры.

Мне почудилось, будто что-то давит мне в спину между лопаток. Мы зашагали дальше и остановились у подножья самого великолепного портрета во всей галерее. Я поняла, кто на нем изображен, еще до того, как старик это сказал.

— А вот и она... — со вздохом произнес мистер Локхарт.

Ее белокурые волосы были словно сотканы из золота, а платье украшено таким количеством оборок и вышивки, что у швеи наверняка ушло на него несколько месяцев. И все же не это поразило меня в Одре. Конечно, она оказалась красива, наряд ее прелестен, а диадема с большим голубым камнем делала ее похожей на королеву — но самое главное было в другом: на ее лице отражалось выражение глубокого довольства. Она словно сияла. Одра знала, что прекрасна, и знала, что любима. Такую искру не подделать — неважно, сколько салонных трюков вы выучите.

— Она позировала для этого портрета в свой девятнадцатый день рождения, — сказал мистер Локхарт и снова вздохнул. — Посмотрите, как художник передал ее взгляд.

— Она и правда была так красива? — спросила я; мы с мистером Локхартом все еще стояли, уставившись на Одру, будто она могла подать нам знак.

— О да. — Он достал носовой платок и прижал ко рту. — Не верится, что она не дожила до следующего дня рождения. Это так несправедливо. Я достиг преклонных лет, а она нас покинула во всем сиянии юности.

Он подошел к высоким окнам в конце зала, выходящим на земли поместья. Я присоединилась к нему и принялась вглядываться в пейзаж. Дорога шла в гору и убегала в лес, который высился за лужайкой. Владения Сомерсет-Парка были огромны.

Мистер Локхарт заговорил вновь и на сей раз выражался очень осторожно.

— В день свадьбы миссис Донован понесла леди Одре завтрак, но ее комната оказалась пуста. Мы обошли весь дом, окликая ее. Сначала подумали, что это шутка. Она, понимаете ли, любила разыгрывать слуг. Но приближался назначенный час, а она все не появлялась, и тогда мы догадались: произошло что-то ужасное.

В дальнем конце галереи послышался грохот. Я заметила бутылку из-под вина, лежащую на полу.

По-прежнему глядя в окно, мистер Локхарт продолжил рассказ:

— Потом кто-то увидел следы в грязи, ведущие от дома. Они шли к обрыву.

Я оглянулась на портреты предков Линвудов: мне почти казалось, будто они кивают в такт словам мистера Локхарта. Но те только не мигая смотрели на нас бесстрастными глазами и поджимали неулыбчивые губы.

— Тело нашли спустя две недели, — сказал мистер Локхарт. — Она все еще была в ночной сорочке, промокшей от крови. Ее лицо... Что ж, она упала на камни, так что сами понимаете. — Дальше он излагал ломаными фразами: — Бурный прилив... Тело билось о берег... — Он прервал отчаянные попытки объяснить, схватил платок и прижал его к глазам.

В других обстоятельствах я бы потрепала его по плечу и сказала, что ее дух все еще жив, но решила воздержаться — старик не заслуживал притворства.

— Сожалею, что ее смерть причинила вам столько горя, — произнесла я.

— Я любил ее как собственную дочь. Чистая душа! Мне очень жаль тех, кому не выпало счастье с ней познакомиться. И пусть они не ведают горечи утраты, им не доступна и радость пребывания в ее обществе. — Он улыбнулся, глаза его все еще блестели от слез. — Признаюсь, мисс Тиммонс, в глубине души я надеюсь, что вы на самом деле способны связаться с нашим дорогим усопшим ангелом. Мне это послужило бы утешением.

С дальнего конца галереи донеслось фырканье. Из-за спинки последней козетки показалась копна темных спутанных волос. Незнакомец, пошатываясь, встал на ноги. Он поднял бутылку вина, как бы провозглашая тост.

— Наш дорогой усопший ангел! — торжественно воскликнул он. — Как красиво вы выразились, мистер Локхарт.

Он приблизился к нам, даже не потрудившись заправить рубашку. Вид у него был такой, будто он несколько раз подрался в местном пабе и потерпел поражение. Подбородок явно нуждался в бритве.

Мистер Локхарт помрачнел.

— Мисс Тиммонс, разрешите представить вам Уильяма Саттерли. Его покойный отец был уважаемым работником в Сомерсете, несколько лет назад он трагически скончался, и лорд Чедвик милостиво взял Уильяма под опеку.

— Что означает — мне было позволено остаться, но не войти в семью. — Уильям Саттерли смахнул черные кудри с налитых кровью глаз. Он оказался довольно привлекательным мужчиной не старше двадцати пяти лет от роду. Сложение у него было крепкое, и все же фигура его намекала, что Уильям ведет преимущественно малоподвижный образ жизни, себялюбиво предаваясь удовольствиям и отдыху.

— Право слово, Уильям, — упрекнул его мистер Локхарт, — хотя бы в присутствии дамы сделайте над собой усилие и ведите себя пристойно.

— Я уже знаю, кто наша гостья. — Уильям Саттерли медленно обвел взглядом мое платье от воротничка до подола — в точности, как накануне вечером миссис Донован. Я изо всех сил старалась держать спину прямо. — Мисс Женевьева Тиммонс, — протянул он. — Непревзойденный посредник в общении с духами.

Я, сложив руки впереди, быстро кивнула.

— Рада знакомству, мистер Саттерли, — отозвалась я.

— Надеюсь, вы не слишком заскучали. Любимое занятие мистера Локхарта — болтать о семье и родовых призраках. — Он подошел ближе, рассматривая меня. — Какие идеальные черные локоны. Я знаю камеристок, которые убили бы за возможность уложить такие волосы.

— Позвольте усомниться, сэр.

Мистер Локхарт обошел Уильяма.

— Нам пора на встречу с его светлостью. Не стоит заставлять его ждать.

— Его светлость... — Уильям закатил глаза. — Однажды вы поймете, какой роковой ошибкой было впустить Пембертона в этот дом.

Губы мистера Локхарта под белой бородой сложились в плохо скрываемую неодобрительную гримасу.

— Вам стоит переодеться и что-нибудь поесть.

— Как всегда — голос разума, — пробормотал Уильям. — Что бы семья без вас делала... — Проходя мимо, он отвесил мне картинный поклон. — Наслаждайтесь экскурсией. Представить не могу, каково вам пришлось ночью в огромном доме, когда не знаешь, по той ли лестнице идешь и ту ли дверь открываешь.

Я посмотрела на валяющуюся на полу бутылку из-под вина и задумалась — не с ним ли я вчера разминулась. И насколько мне помнилось, он был не один.

— Я буду осторожна, благодарю.

— Весьма разумно, — кивнул он. — Лучше заранее присмотреться, не таится ли где опасность... C дамами, разгуливающими без сопровождения, в Сомерсете порой случается беда.

[3] Представлена в лондонском Музее мадам Тюссо. В ней собраны сцены пыток, казней и убийств, фигуры знаменитых разбойников, убийц и палачей.