Хороший сын, или Происхождение видов. Страница 21

Выйдя из ванной, я заметил «подарок» мамы. Когда перед зеркалом в комнате я поднял левую руку, я сразу увидел черный синяк, похожий на большую рану. Он тянулся от подмышки до груди, на нем виднелись небольшие черные отметины в форме полукруга — следы зубов. Внезапно я почувствовал боль, которую не ощущал прежде, и сразу вспомнил кошмар прошлой ночи. Я вздрогнул и опустил руку.

Я накинул мокрое полотенце на плечи и подошел к бюро. Часы показывали 11:40. Значит, после возвращения Хэчжина прошло сорок пять минут. Достаточно времени, чтобы он приготовил и съел рамен, а затем положил в оставшийся бульон рис и съел его, помыл посуду и даже выпил чашечку кофе. За дверью по-прежнему было тихо. Я приложил ухо к двери, и наконец что-то услышал — какие-то отдельные слова и прерывистые фразы. Хэчжин, видимо, щелкал пультом, переключая каналы. Похоже, все это время он лежал на диване и ждал меня.

У него было что мне сказать? Или он решил — что-то не в порядке? Или я оставил какой-то след? Вдруг раздался громкий смех толпы. Хэчжин остановился на каком-то канале, а через некоторое время сам начал хихикать. Может, он вовсе и не ждал меня, лежа на диване.

Я вернулся к бюро и взял тряпку, но потом положил ее обратно. Тряпка стала темно-коричневой. Любой бы понял, что это кровь. Я мог запросто столкнуться за дверью с Хэчжином, поэтому мне был нужен пакет — хорошо бы большой бумажный или что-то в этом роде. Я открыл первый ящик и порылся в нем. Там были одни канцтовары. Во втором я сразу заметил красный кошелек мамы. Рядом с ним лежала толстая черная тетрадь.

Она выглядела, как еженедельник для офиса — большой формат, черная обложка, раздвижная пружинка для дополнительных листов. Я не помнил, чтобы видел ее раньше. Затем я вспомнил ручку, которая лежала на углу стола. Тетрадь, ручка — передо мной появился кадр. Мама сидит за бюро и что-то пишет, затем, в спешке убирая тетрадь в ящик, встает. Из чистого любопытства я открыл тетрадь на первой странице. Похоже, она вела какие-то записи. Мне не терпелось проверить свое предположение и, если оно окажется верным, узнать, что она писала.

На первой странице был приклеен стикер со словом «декабрь». На этом листе были три записи.

Фраза заканчивалась на слове «теперь». Затем с новой строки запись продолжалась, но была совсем о другом.

Вернувшийся «он», наверно, тот самый «он», которого мама поймала вчера ночью перед входной дверью. Раз мама повсюду искала его до двух часов ночи, значит, тете и Хэчжину она звонила с улицы. Она сильно промокла под дождем. Теперь стало ясно, почему ее кроссовки были мокрыми. Чтобы принять это за факт, нужно было найти ответ еще на один существенный вопрос. Стала бы мама одна поздней ночью бродить под дождем по району?

Моим ответом было «нет». Не стала бы, а тем более пешком. Наш город-спутник Кундо был построен на земле, отвоеванной у Желтого моря, поэтому здесь имелись огромные участки земли под застройку. Место было очень красивое — рядом море и горы, посередине протекала река Тончжиган. Совсем рядом столица и аэропорт «Инчхон». Правительство заявило, что будет развивать его как город-курорт. Все это способствовало огромному спросу на квартиры — люди валом валили сюда. Именно поэтому здесь, как грибы, появлялись мошеннические риелторские конторы и процветали черные риелторы.

Именно в то время мама купила квартиру в доме, который находился в середине второго квартала во втором микрорайоне. Эти дома построила очень известная строительная компания. Основная жилая площадь составляла примерно 120 кв. метров, а дополнительные — около сорока, куда входили моя комната и терраса с деревянным полом на крыше. Это был пентхаус премиум-класса. Чтобы заполучить его, мама даже заплатила сверху двадцать миллионов вон. Она считала, что лучше жилья для студента юридического факультета и будущего адвоката не сыщешь. Со мной она вообще не посоветовалась, но меня это не расстроило. Мне понравилась моя комната, находившаяся на втором этаже в удалении от мамы. Кроме того, квартиры — напротив и внизу — еще пустовали. Да и вид из окна был сказочный.

С крыши можно было увидеть необъятное море, горизонт, бьющиеся о бетонный мол волны, рыболовецкие корабли и морской парк. Парк представлял из себя остров, который тянулся вдоль волнореза и соединялся с материком мостом. Побережье острова было рассечено черными обрывами, у одного из них располагалась смотровая площадка «Млечный путь». На ней всю ночь вращался луч прожектора, свет которого менял цвета и освещал море перед городом. Для горожан он служил огромным уличным фонарем и числился среди местных достопримечательностей — предмет искусства, символ нашего города.

Однако все преимущества на этом заканчивались. В половине города до сих пор шли строительные работы — достраивали объекты общего пользования. До сих пор был плохо налажен общественный транспорт. С интервалом в полчаса ходил только один междугородний автобус, следующий из Инчхона в Сеул. Городских автобусов не было вообще. В городе не было ни одного нормального торгового центра. Даже отдаленно не было похоже, что правительство реализует свои планы относительно нашего города. Прошел год со времени заселения домов, но половина квартир во втором микрорайоне пустовали. Более того, в ходе аудиторских проверок вскрылось, что все дома в нашем городе построены из цемента, приготовленного из промышленных отходов и мусора с Фукусимы. После этого продажи были заморожены. Все начали громко и издевательски называть наши дома канцерогенными. Местами, где мало-мальски бурлила жизнь, были с десяток церквей и заводы в Технодолине, созданной на севере первого микрорайона.

Люди назвали Кундо, окруженный горами, морем и волнорезом, «призрачным островом». С наступлением ночи жители «призрачного острова» не выходили из дома. Дорога вдоль берега реки Тончжинган, по которой проходила граница между микрорайонами, вела в наш микрорайон. Она всегда была пустой, безлюдной и немного зловещей, словно вела на кладбище. Не только женщины, но и мужчины боялись ходить по ней в одиночку. Поэтому люди, которые возвращались поздно вечером с работы домой, сбивались у волнореза в группы, по три-четыре человека, и возвращались в наш микрорайон вместе.

Именно по этой причине я был уверен, что мама не пошла бы одна на улицу в два часа ночи. Конечно, можно было предположить, что она поехала на машине, но ее мокрые кроссовки перечеркивали это предположение. Я еще не понял, зачем она ходила меня искать, почему не могла дождаться моего возвращения.

Вдруг я услышал, как Хэчжин стал насвистывать песню:

Звук раздался со стороны кухни. Телевизора больше не было слышно.

Насвистывая, Хэчжин вышел из кухни и направился в свою комнату. Вскоре хлопнула дверь. Пришло время выбираться. Я положил мамину тетрадь под мышку, в мокрое полотенце завернул окровавленную тряпку, аккуратно поставил стул и подошел к двери. Перед тем, как открыть дверь, я прислушался, было все так же тихо. Я приоткрыл дверь, высунул голову и осмотрелся. Никого.

Я вышел, держа руку с полотенцем за спиной, и защелкнул дверь. Затем пулей бросился вверх по лестнице, перепрыгивая разом через несколько ступеней. Я мысленно прокрутил в голове, как выглядела мамина комната и ванная. Все ли там в порядке после душа. Не оставил ли я чего-нибудь подозрительного. А то вдруг Хэчжину вздумается войти в мамину комнату.