Стихийница (СИ). Страница 4

— И, может, камень стоил чуточку дороже. Вот и докинул, — нашел верный аргумент изменить своим принципам маг.

Ноги сами свернули к булочной.

Глава 2

— Ты должна ее вернуть!

Крик жены болью разнесся по побережью. Потонул в сердитом шепоте волн. Был осмеян пронзительным воплями сорвавшихся с дюн птиц.

Фильярг, подобравшись, смотрел, как напротив того места, где стояла Юля, вырастает волна. Пенится шапкой. Нависает угрожающе.

«Не вмешивайся, — сказала Юля ему перед тем, как спуститься с дюны, — это между нами».

Как тут не вмешивайся⁈ Фигурка жены казалась ничтожно маленькой напротив зелено-синей громадины.

— Она тебе не принадлежит! И то, что ты помогла ей с рождением, не дает тебе право распоряжаться ее судьбой!

Упрямая! Спорит с той, что с легкостью убьет. Фильярг одновременно чувствовал дикий страх за жену и гордость.

Огонь отказал. Даже разговаривать на эту тему не стал, хотя они пытались. Все. По очереди. Вода хоть согласилась поговорить.

— Пусть так! Но хотя бы скажи, где она? Не прячь ее от нас! А если ей нужна помощь? Она еще маленькая совсем!

Вода раздраженно шипит в ответ. Бурлит, негодуя. Настаивает на своем.

И жена, он это видит, машет на нее рукой. Обреченно так.

— Она была твоей любимицей! Готова на все ради вас. Четверых! Пойти против семьи. Приняла тебя первой. А ты… предала ее. Вы все ее предали…

Волна застывает. Ветер срывает с нее пенистую шапку. Рычит. Бьется в упругую преграду. Гонит по небу серые — клочками — облака.

Жена поворачивается к морю спиной и, тяжело ступая, идет к нему, проваливаясь в песок.

Он сбегает с дюны, чтобы помочь ей подняться.

— Наша дочь — спящая красавица, — опустошенно выдыхает Юля. — Эта утверждает, что если она вернется в ближайшие годы, то умрет. Наша дочь умрет, — кулачок утыкается ему в грудь. Он прижимает жену к себе, обнимая, утешая.

— Еще сказала, что они все ошиблись. Все четверо. И единственный вариант все исправить — разъединить ее с этим миром. Глупость, — плечи жены затряслись, — какая же глупость. Если так важно разъединение, я могла бы отправить ее сама. Куда угодно. Хоть к своим на Землю. Но смогла бы ее навещать. Знать, что с ней все в порядке. Найти хороших людей, которые за ней присмотрят. Зачем вот так? Кидать ее в неизвестность! Испытывать! Какой в этом смысл? — и она замолчала, тяжело дыша.

— Я найду ее, — пообещал Фильярг. — Клянусь, найду. Перерою миры, достану всех архимагов, вытрясу из них правду и найду. Просто верь мне. Все будет хорошо.

— Ты прав. Надо верить. Нельзя отчаиваться, — жена отстранилась, вытерла ладонью глаза. — У тебя тэорат, у меня академия. Два сына. Ради них мы должны держаться. Вода обещала, что она будет жить. И вернется. Я очень хочу ей верить. Очень.

За их спинами с грохотом обрушивается на берег вода, затапливает пляж белой пеной, достигает дюны и откатывается обратно. И ветер стихает. Облака словно растворяются в небе, а на песок ложатся солнечные лучи.

Стихии…

Первый как обычно не стал утруждать себя стуком в дверь. Харт уже привык, так что даже не возмутился. Пусть у старшего брата будет собственная привилегия.

— Чем занимаешься?

Третий отложил в сторону утреннюю сводку докладов, с удивлением посмотрел на брата. Когда это его интересовали дела других братьев? Отвечать не стал. Молчание по его опыту работало не хуже болтовни.

— О девочке никаких новостей? — спросил Первый, устраиваясь в посетительском кресле. Поморщился и напомнил: — Отведенные четыре недели фаттарцами почти истекли.

Харт откинулся на спинку стула, задумался, вспоминая посеревшее лицо брата. Когда они виделись в последний раз на всем облике Фильярга отпечаталась въевшаяся под кожу усталость, в глазах стыло разочарование. И Харту не было в чем его обвинить. Четвертый делал все и даже больше. Обошел всех известных архимагов, пребывавших на «отдыхе», а найти мэтров, которые не желали быть найденными, само по себе достижение. Но Фильярг был настойчив, где надо подкупал, где не получалось — давил силой. Фаттарцы тоже не сдавались, выписывая штрафы и грозя заключением, если гости не угомонятся в своих нарушениях их законов — мэтры изволили жаловаться на чрезмерно настойчивые расспросы.

Харт без слов подписывал штрафы, рвал гневные уведомления о недостойном поведении гостей из Асмаса. Плевать. Им с фаттарцами не жечь костры. Главное результат, а его не было. Никто и ничего. Оля как сквозь землю провалилась. Маленькая девочка исчезла. И это в мире, который гордился своим контролем за гражданами. И где он, этот контроль⁈

Мэтры по факту оказались спившимися или полубезумными стариками, не желавшие даже слышать о проблемах других.

Фильярг жаловался, что эти уроды не помнят, что делали вчера. И он подозревал, что они просто могли не заметить маленькую девочку, затянутую в портал.

Фаттарцы не помогали, но и не мешали, дав добро на поиски. Правда в их официальном ответе значилось легкое раздражение по поводу уверенности Асмаса, что девочка у них. Мол, мало ли миров на свете?

А у кого еще она может быть? Фаттара — единственный мир, гордящийся своими архимагами. Ни у кого их больше не было в таком количестве, еще и мающихся от безделия, спивающихся, не знающих, куда убить время. И это кроме тех, кто продолжал работать. К ним Фильярг тоже обращался, и Харт мог представить, сколько унижения довелось вынести брату от мэтров, не отличавшихся добродушным нравом. Долгожительство всегда добавляет цинизма и едкости характеру.

Каждый из опрошенных отправлял Четвертого по одному адресу: к стихиям. Мол, ваши… сами с ними и разбирайтесь.

Тем, кто ни разу не приручал внутренний огонь, не понять тех, кто живет со стихиями. Универсалы использовали магию, как силу мышц. Глупо же советоваться с бицепсом о будущем или разговаривать о политике. В этом главное отличие стихийника. Он не один. Его сила — отражение него самого, а воплощение стихии — не только эмоции и память поколений. Это нечто ближе к божеству.

Все эти доводы не мешали фаттарцам смотреть на стихийников свысока, и если бы не личная просьба императора — были у него какие-то дела с иномирянами — Четвертого и на порог Фаттары не пустили. Плевать им на девчонку… Доказательств никаких. Одни догадки. Может, и не было девочки, как и архимага…

Харт и сам не любил чужаков, шарившихся по Асмасу, но чужого ребенка стал бы искать. Людей бы дал.

— Ничего, — ответил Третий, раздраженно отпихивая в сторону лист со сводкой. Какие там дела, когда у них непонятно что в семье творится⁈ И ведь знал, что с девчонкой просто не будет. Не знал, что настолько. Да и проблемы ожидались несколько позднее… Когда начнутся подростковые бунты.

— Может, и к лучшему, — пробормотал внезапно Лиестр, принявшись задумчиво пощипывать подбородок.

Харт насторожился. К лучшему? О чем еще он не знает?

— Поясни.

— Нечего пояснять, — отмахнулся брат, — одни догадки. Могу утверждать одно: последние измерения показали активацию третьего дара. Не полную пока, но дар обещал был столь же сильным, как и предыдущие два. Однако, — он замолчал, собираясь с мыслями, и за эту паузу Харт чего только не передумал, — вместе с пробуждением третьего дара возросли признаки дестабилизации. Оле ведь восемнадцать исполнилось? Но по развитию она старше года на три. Скоро начались бы циклы. И та самая женская нестабильность.

— Контур? — осторожно предложил Харт, понимая, что об установке стабилизатора Лиестр должен был подумать в первую очередь.

— Боюсь, здесь он бы мало помог. Контур рассчитан на одну стихию и не предназначен для больших нагрузок. Иначе все тело камнями покрывать пришлось. Я пробовал рассчитать стабилизатор на большее число стихий, — Первый удрученно покачал головой, раздраженно морщась от неудачи, — но с учетом равнозначности сил, контур смог бы удержать лишь одну, и мы получили бы выброс чуть меньшей интенсивности: двойной вместо тройного. Не такая уж большая разница. Там и одного выброса достаточно, чтобы заработать лихорадку или получить выгорание. А если стихий станет четыре…