О бедном мажоре замолвите слово (СИ). Страница 27

Мысль, буквально, требовала, чтобы её обсудили, нашли возможные изъяны и, после всех доработок, воплотили в жизнь. И Павел Чашников знал лишь одного человека, с которым можно ею поделиться. Потянувшись за телефоном, Чашников поморщился, когда взгляд снова зацепился за гипс.

«Вот нахрена было правую руку трогать?».

— Алло! Лёня, есть разговор. Нет, не по телефону. Я? Да скажи куда, я сам подскочу… Да, знаю, — взглянув на часы, Павел кивнул. — Давай, скоро буду.

— Мне кажется, что твой старик прав, — задумался Кретов, после того, как Павел озвучил ему свою идею.

— И ты туда же? — раздражённо бросил Чашников. — Вы что, Шуваловых боитесь, я не понимаю, блин.

— Во-первых: говори тише, — поморщился Леонид, просканировав взглядом зал. Заведение хоть и было пустым, но, помимо двух молодых дворян, здесь ещё находился персонал, который мог услышать вещи, для его ушей вовсе не предназначенные. — Во-вторых: страх здесь ни при чём, Паша. То, что ты предлагаешь — весьма заманчиво, не спорю. Только ты забываешь одну простую вещь.

— И что я, по-твоему, забываю? — с вызовом поинтересовался Чашников.

— Ты забываешь, что Шувалов — один из Семи, — очень серьёзно заметил Леонид. — Не то, что за опального наследника… Эти будут мстить смертным боем даже если ты их собачку случайно переедешь, понимаешь? Их общество не поймёт, если они спустят обиду. Ну вот не спорь сейчас, — поморщился Кретов, видя, что Павел хочет возразить. — Дослушай. Так вот… Никогда не думал, что скажу это, но твой старик сейчас совершенно прав.

— Ты предлагаешь спустить это на тормозах? Послушать моего отца и отказаться от мести этому уроду? — вспылил Чашников. — От кого, но от тебя я этого не ожидал.

— Я что-то говорил об «забыть и отказаться»? — делано удивился парень. — Никто ничего забывать не должен. Более того, мы сделаем все намного круче. Но для этого нужно по-умному, а не бросаться совершать глупости, сдавая с потрохами своё участие. К тому же, даже если тебе сейчас удасться все обставить так, чтобы следы не привели к тебе, то тебя все равно будут подозревать. Драка произошла совсем недавно, и ты сразу же станешь главным подозреваемым.

— И сколько надо ждать? — чего-чего, а делать это Павлу очень не хотелось.

— Пару месяцев, — пожал плечами Леонид. — Может, полгода. Отец твой прав, у света память долгая. Нужно переждать именно ее. Зато когда за новыми событиями вчерашнее происшествие забудется, вот тогда никто и не посмотрит в твою сторону, если с Мишкой Шуваловым что-то случится. Тем более…

Здесь Кретов сделал небольшую паузу, явно дразня товарища.

— Что? Ну не томи!

— Работа у него опасная, вот что, — хмыкнул Леонид. — Преступники всех мастей, обдолбанные наркоманы, коллеги, опять же, которых можно подкупить. Да мало ли от чего этот зазнавшийся сноб загнется?

— Так а чего ждать тогда? — будто ужаленный подпрыгнул Павел. — Если выставлять все, не как месть, а просто трагическую случайность на службе, так в мою сторону и смотреть никто не станет!

— А вот это уже разговор… — Кретов кивнул. — Но мне все же кажется, что ты слишком торопишься.

— Это месть — блюдо должно подавать холодным, Леня! Месть. А ты сам сказал — несчастный случай. Кстати, есть у меня человечек один, большой специалист разные вопросы решать. Он может найти кого-то, кто…

— Паша, умоляю, даже вслух этого не произноси!

— Кто решить задачу. Ха! Да никто не подумает даже! Леонид, ты голова, конечно! Вот спасибо, надоумил!

Кретов с кислой миной отсалютовал бокалом. Он бы все-таки выждал. Но Пашка всегда такой был: идея попала в голову, значит нужно ее реализовать! Не зря же символ их рода — текущая из чаши лава.

Глава 14

Стелла, как я и предполагал, оказалась девушкой умной и опытной, а потому форсировать отношения после первой ночи не стала. Отлично проведенный вечер и не менее прекрасная ночь могли быть полностью испорчены обсуждениями планов на будещее — чем грешит большинство женщин.

Но она под утро вызвала такси и со словами: «В отделе никому ни слова!» — уехала домой. На службу, соответственно, мы вышли по отдельности, умело изображая из себя обычных коллег. Я — выходя из машины, которую на этот раз решил парковать возле отдела, она — приближаясь к месту работы от стоянки такси. Вышло очень естественно: коллеги встретились, приветливо поздоровались и пошли на службу.

Но Аника с Машей все равно каким-то женским способом почувствовали правду. Такие взгляды состроили, будто я на каждой из них был женат, и вчера не пришел домой ночевать. Правда, высказываться по этому поводу девушки не собирались. Да и не успели бы. Стоило только войти в кабинет, как туда, вслед за мной, влетел взъерошенный Пушкарев.

Судя по виду начальства, хвоста ему с утра накрутили со всей пролетарской ненавистью.

— Шувалов! — с ходу начал орать он. — Это как, твою мать, понимать! Первый день на стажировке, и уже умудрился весь райотдел под монастырь подвести! Ты совсем охренел?

Надо же, как все быстро меняется! А ведь еще вчера я был Михаилом Юрьевичем, которого со всем уважением водили под ручку и показывали, как все тут устроено. Не иначе, как разговор у его начальства с моим отцом произошел. Во время которого подполу прозрачно донесли, что церемонится с княжеским отпрыском не стоит. А наоборот дать ему понять, что служба в полиции не сахар.

Напугали ежа голым задом!

Сказать, что я не понял с чего подпол так разоряется, было бы неправдой. Прекрасно понял. Еще с утра на телефон пришло множество сообщений от бывших «друзей». Почти в каждом была ссылка на видео нашей драки с Чашниковым. Ну, как драки — эпизодов, где я ему сперва челюсть рихтую, а потом палец ломаю. Хорошие, кстати, кадры. Не стыдно вспомнить.

Тексты и голосовые сообщения из мира богатых и знаменитых были разные. Одни писали — как под копирку! — что не ожидали такого нравственного падения от представителя великого княжеского дома. И с сего дня больше знать не знают никакого Михаила Шувалова.

Их я мысленно занес в категорию мастеров переобувания в прыжке. Ну или тех, кто близок к политике. Люди, которые отлично чувствовали конъюнктуру, просто на всякий обзавелись отмазкой для высшего света. Вот, графиня, извольте взглянуть! Я уже Мишеньку осудил, даже негодование свое выразил! Фи таким быть!

Вторые обвиняли меня в том, что я стал ментом. И избил несчастного графа подло и ваще не по понятиям. Их послания отличались краткостью и категоричностью. И представляли из себя вариации на тему: «Сдохни, мусорская тварь!» В эту группу входили личные недоброжелатели реципиента, по мозолям которых он смог потоптаться, а также сторонники невинно пострадавшего Чашникова.

А вот третья группа, в основном состоящая из девушек, меня хвалила. Тоже, кстати, без воображения совсем. Одни «млели», другие «текли», третьи не тратили время и на такие прелюдии, предлагая приехать, и скрасить вечер герою. Охотницы, короче.

Так что, прекрасно я понимал, чего Пушкарев так бесится. Просыпаешься утром, а весь Владимир, причем «лучшая» его часть, обсуждает твоего нового стажера и, соответственно, райотдел. Ни один нормальный начальник от этого добрее не становится.

— Никак нет, господин подполковник! — браво ответил я, памятуя о том, что мямлить и оправдываться нельзя. И дал с вертушки. — Докладываю: не охренел! По участию в инциденте могу пояснить следующее! Вчера вечером, закончив разбирать дело о мелком хулиганстве купцов в ресторане «Колычев», я пригласил госпожу капитана Андрющенко на ужин с тем, чтобы в неформальной обстановке получить дополнительные сведения, касаемые прохождения моей стажировки в отделе. По завершению беседы, на выходе из ресторана столкнулся с знакомыми мне гражданами Чашниковым и Кретовым, которые принялись провоцировать конфликт. Некоторое время мне и капитану Андрющенко удавалось избегать ссоры, однако гражданин Чашников решил использовать родовой дар в общественном месте при массовом скоплении гражданских лиц. Памятуя о своем долге полицейского и дворянина, я принял решение действовать на опережение, желая предотвратить жертвы среди мирного населения. В процессе этих действий, гражданину Чашникову были нанесены легкие телесные повреждения, выразившиеся в ушибе мягких тканей и переломе пальца на правой руке. После чего, по согласованию сторон, инцидент был сочтен исчерпанным, и мы с капитаном Андрющенко отбыли по домам.