Побочный эффект. Страница 29

— Присказка такая, — ответил Иван и тут же продолжил: — На тот случай, если забыл. Сам комбинезон сшит из кевлара 6.4, пуленепробиваемый, но, разумеется, попадание в незащищённые бронёй участки весьма болезненны. Бронепластины защищают грудь, живот, спину, руки и ноги, они держат пулемётный выстрел с расстояния в двадцать метров. Автоматные — почти в упор. Будет, конечно, неприятно, но терпимо. Теперь шлем. Он тяжеловат, надеваем его только выходя из машины, но оно того стоит. Лицо закрывает пуленепробиваемая маска, с обратной стороны на ней будет отражаться текущая информация, как на умных очках. Когда активируешь шлем и введёшь свой личный код, он автоматически подключится к твоему тактическому приложению, и ты на связи. Разбираться придётся самому, но, надеюсь, не запутаешься.

Последней фразой Уваров намекнул на то, что напарник не использует доппеля, и Терри решил воспользоваться моментом, чтобы вернуться к интересующей его теме.

— Ты тоже не работаешь с доппелем.

— Я знаю, — кивнул Иван.

— Расскажешь почему?

— А ты?

— Я первый спросил, — рассмеялся Соломон. И вспомнил, что именно так он говорил в детстве. И улыбнулся воспоминанию.

Иван улыбку поддержал, поскольку тоже всё понял, и ответил:

— Я не против того, чтобы Департамент следил за мной в служебное время, это его право. Но только в служебное. А поскольку доппель работает и докладывает круглосуточно, я решил его не заводить.

— Не боишься заявлять подобное? Твои слова напрямую противоречат политике внутренней безопасности Департамента.

— Когда меня спросили, почему я не подключаю доппеля, я так и ответил.

— И тебя не отправили в отставку?

— Я тут что-то вроде деревянного электрического столба: давно пора спилить и заменить на новый, но никто не хочет связываться.

— Боятся, что если ты упадёшь, случится грандиозный сбой?

— Не хотят распутывать накрученные на меня провода.

— Логично.

— А ты почему без доппеля?

Отнекиваться от ответа Соломон не стал. В конце концов, искренность за искренность.

— В первую очередь, я готов подписаться под каждым твоим словом и не скрою, что отсутствие слежки в личное время имеет для меня столь же большое значение. Но главная причина моего отказа заключается в принципиальном несогласии с самой идеей доппеля. — Терри помолчал. — Когда-то давно, чтобы добраться до нужных сведений, приходилось часами, а то и днями сидеть в библиотеке, читать множество книг, выискивать нужную информацию, обдумывать её, параллельно, в процессе чтения, получать дополнительную информацию, на первый взгляд, не очень нужную, но она тоже усваивалась и помогала в размышлениях. И часто бывало так, что сведения, которые ты получал дополнительно, влияли на окончательные выводы больше, чем те данные, которые ты искал. Кажущийся недостаток работал на конечный результат.

— Исследования были глубже, но отнимали много времени, — заметил Уваров, который понял, куда клонит напарник.

— Оно того стоило, — убеждённо ответил Терри. — Затем появились костыли — компьютеры, и нужную информацию стало найти намного проще. Проблема в том, что в книгах стали искать только нужную информацию — по ключевым словам, а все остальные части и главы никто не читал. Пищи для размышлений стало намного меньше. И самих размышлений. Теперь же люди просто просят доппеля найти нужную информацию и не интересуются, где он её отыскал. Точные это данные или фейк? Никто ничего не проверяет, никто ни о чём не задумывается. Где работа ума? Где полёт мысли? Где фантазия, которая тысячи лет тащила цивилизацию вперёд? Где неожиданные решения?

— Думаешь, доппели на такое неспособны?

— Уверен, что неспособны.

— Если люди окончательно разленятся, доппелям придётся научиться думать, чтобы выжить, — пошутил Уваров.

Думал, что пошутил, но Соломон воспринял его слова серьёзно: замолчал, размышляя, а затем неожиданно спросил:

— У доппелей есть инстинкт самосохранения?

— А почему они должны бояться умереть? — удивился Иван. — Они же доппели.

— Так ведь и генофлекс сделал нас бесстрашными, — медленно ответил Терри. — Кто сейчас боится умереть?

— Сейчас нет, — согласился Уваров. — Потом начнут бояться, когда даже генофлекс перестанет делать их сильными и здоровыми.

— Тогда начнутся истерики… — Соломон щёлкнул пальцем по шлему. — Идём?

— Идём, — подтвердил Иван, бросив взгляд на часы. — И помни, Терри: мы — офицеры, мы лезем под пули, только если нет другого выхода.

— Я помню, Айвен, — кивнул Соломон. — Я не подведу.

— Даже если там будет ад?

— У вас такое случается? — притворно удивился Терри.

* * *

«ВОРОТА В АД»

Могло показаться, что это была самая большая вывеска Мили Чудес: ярко-красные буквы, через которые то и дело пробегали электрические разряды, примерно на пять метров поднимались над входной группой, стилизованной под выложенную из черепов арку, и была видна за пару кварталов. Привлекала внимание не только размерами, но дерзкой, необычной формой.

Внутреннее оформление было выдержано в готическом стиле: серые стены, то ли из камня, то ли идеально его имитирующие; мрачные чёрные свечи, толстые, наполняющие большой зал характерным запахом; скульптуры, барельефы и фрески, посвящённые мерзостям нечистых, — всё создавало атмосферу пребывания в гостиной Сатаны. Сам он здесь не показывался, наверное, появлялся лишь в особых случаях, но слуг своих прислал в достаточном количестве: официантки, чей наряд вызывал отнюдь не гастрономический аппетит, щеголяли изящными рожками и длинными, подвижными языками; бармены и вышибалы представлялись демонами, их рога, в отличие от «украшений» официанток, были мощными и могли послужить оружием, как и когти, которые они не прятали, как и хвосты, заканчивающиеся острыми шипами. Эдмонд пообещал Альбертине «самый запоминающийся московский кабак» и, как призналась себе молодая женщина, сдержал обещание. Меню соответствовало антуражу, в названиях блюд то и дело встречались слова «кровь», «жертвоприношение», «сваренные в котле», «толстый край грешника» и прочие отсылки к адской кухне. При этом блюда оказались не просто сносными, а весьма неплохими даже на взыскательный вкус Альбертины. А вино «Кровь нечестивца» и вовсе превзошло ожидания, оказавшись настоящим вином, а не тем напитком, который обычно подавали в «местах для всех».

— Ты никогда не задавалась вопросом, почему зло для них столь притягательно? — негромко спросил Кравец, наблюдая за «обыкновенной» парой, общающейся с экзотической официанткой. Пара заняла соседний столик несколько минут назад и теперь, обсуждая меню, они с неподдельным интересом разглядывали сексуальную демонессу.

— Что ты имеешь в виду?

— Только то, что сказал. — Кравец едва заметно пожал плечами. — Причём дело не в том факте, что все новые изобретения они в первую очередь используют во зло, в качестве оружия.

— Мы, — обронила Альбертина.

— Что?

— Мы используем, — повторила владелица «MechUnited». — Они ничего не изобретают и уж тем более не решают, как применить то или иное изобретение. Но я не согласна с тем, что в первую очередь они думают о зле. Вспомни: узнав о побочном эффекте, они в первую очередь стали делать себя красивыми… ну… сообразуясь со своим пониманием красоты.

И уж потом занялись уродством.

— Не уродством, а злом, — поправил молодую женщину Кравец.

— Пусть так.

Мужчина за соседним столиком не сдержался и, словно невзначай, погладил бедро демонессы. Она оказалась не против. Спутница мужчины тоже. И разговор потёк ещё оживлённее.

— Они используют красоту, чтобы сделать зло притягательным.

— Иначе быть не может, — с улыбкой ответила Альбертина. — Зло отвратительно по своей сути, оно отталкивает даже тех, кто насквозь им пропитан, и потому вынуждено маскироваться, прятаться за красотой.

— Как они прячут генофлексом свои внешние уродства и недостатки, — прошептал Кравец.