Перевозчик (СИ). Страница 22

— А может быть, так и надо, — задумчиво проговорил Шторм, когда мы сели.

— Как? — спросил я.

— Так как вы, — сказал Шторм, — вот честно говоря, я пока что ваш потенциал совершенно не понимаю. Но если судить по тому, что я знаю… вы уничтожили большую банду, которая первой должна была напасть на конвой… это с ваших слов, но я верю, что это правда. Потом вытащили наш конвой вместе с техникой при помощи своего кармана. При возникающих инцидентах, у вас, то пуля из автомата кого-то в упор не берёт, то девочка разделывает здорового бойца как бог черепаху… и при этом здесь бегает ребёнок, одна ваша девушка сооружает скульптуру пениса из трупов… в общем, это всё вызывает у меня смешанные и непонятные чувства.

— Я так и не понял как надо, — напомнил я.

— Сейчас, — кивнул Шторм, — я просто пытаюсь раскрыть свою мысль. Мы действуем по старинке. Боевой отряд, оружие, транспорт… но мир уже изменился. Видимо, нужны новые подходы. Как у вас! Группа обычных людей, которые, если копнуть, могут решать серьёзные проблемы. И получается, что обычными вы только кажетесь. Нам надо действовать так же. Менее шаблонно, более экстравагантно. Мы, естественно, тоже меняемся, но, видимо, слишком медленно. Не успеваем за вызовами времени. Людей вот нужно подбирать не как в обычную армию, а по определённым талантам, чтобы они закрывали разные потребности отряда. Вот у нас, например, нет ни одного левитатора. Это вообще редкий дар.

— Тут согласен, — сказал я, — но, положа руку на сердце, мне ваш потенциал тоже толком неизвестен. Я уверен, что маги у вас тоже есть, но сколько, какие, и насколько сильные неизвестно. А это тоже меня… скажем так, озадачивает.

— Маги есть, но не так, чтобы много. В основном без уникальных даров, так, умеют какие-то базовые вещи делать. Всё-таки это больше военный отряд… хотя в нём не только армейские ребята… — сказал Шторм и задумался.

— Да, кстати, как раз хотел об этом спросить, — сказал я, — почему половина в форме, а половина нет? И видно, что это не из-за нехватки обмундирования, а принципиальная позиция.

— Да, две части отрада разного подчинения. Те, кто в форме, относятся к условно военным, хотя у армии сейчас тоже нет единого руководства, и структура довольно размыта. А те, кто в гражданке, они относятся к гражданской администрации. По большому счёту особой разницы между ними нет. Когда всё рушилось, осколки разных государственных институтов умудрились сохраниться и нашли некий баланс, некий способ взаимодействия. На самом деле это было непросто, потому что никто никому не хочет подчиняться, потому что не считает правопреемником центральной власти. Как я и сказал, осколков много, все мнят себя главными, но на деле ни один таковым не является, — сказал Шторм.

— Печально, — сказал я.

— Да, печально, — согласился Шторм, — но есть и плюсы.

— Какие? — заинтересовался я.

— Каждый пытается доказать, что именно он является наследником государственной власти, и чтобы это сделать, борется за симпатии мирного населения. То есть, посылают гуманитарные конвои, оказывают помощь нуждающимся, в общем, тянут социалку как могут. Тем самым привлекают людей в свои общины, чтобы они росли. Ведь чем больше людей, чем больше масштаб, тем больше и вес у осколка государственной власти, — сказал Шторм.

— А ты за кого? — спросил я.

— А я в эти игры вообще не играю, — сказал Шторм, — технически я в армии, но по факту, просто делаю то, что умею. Не дома же сидеть и киснуть постепенно? Я многое вижу. Хаос утих, но не закончился. Теперь люди просто страдают и умирают гораздо тише, чем в периоды паники и больших войн. Но это не значит, что их трагедия меньше. Человечество вырождается. Но даже сейчас лучше быть при деле, чем болтаться как говно в проруби. Я охраняю гуманитарные конвои, чтобы хоть немного продлить жизнь тем, кто не нашёл способа выбраться из мегаполиса или нормально в нём устроиться. До сегодняшнего дня у меня это неплохо получалось.

— Мы, по сути, занимаемся тем же самым, только как свободные художники, — сказал я, — у нас нет задачи помогать всем и каждому. Но мы делаем шаг, и тут же натыкаемся на какое-то дерьмо, с которым нужно разобраться, или встречаем человека, которому нужна помощь. У нас есть и свои планы, но мы не можем ими заняться, потому что постоянно решаем какие-то проблемы. Уже сколько раз зарекались, что не будем больше никуда лезть, что просто пройдём мимо… и не получается.

— Знаешь, когда я понял, что вы нормальные ребята? — спросил Шторм.

— Когда? — заинтересовался я.

— Когда увидел у вас ребёнка. И то, как вы с ним обходитесь. Ты был раздражён, что он не вовремя выбежал во время важных переговоров, девушка, которая его забирала, чувствовала себя виноватой, потому что не уследила… такое не сыграешь. История этого ребёнка уже была не очень важна. Я своими глазами увидел, что он просто с вами, и о нём здесь заботятся. Для этого не нужно видеть много и знать детали. Одна минута, пара реплик и всё понятно. А люди, у которых живёт ребёнок, по моему мнению, не могут быть плохими. Плохие не стали бы себя обременять, — сказал Шторм.

— Но мы могли это подстроить, чтобы вызвать доверие, — сказал я, — раньше этого ребёнка именно так и использовали, только значительно грубее.

— Я же говорю, ситуация произошла при мне. Это очень трудно сыграть. Я уже не молодой, многое видел. И с ребёнком вы не сюсюкались, и ты не проявил нежности и заботы, а наоборот раздражение. Но это как раз и было по-настоящему, и я понял, что ребёнок с вами живёт. А раз живёт, значит, вы порядочные люди, — сказал Шторм.

— Ой, не делал бы ты таких скоропалительных выводов, — сказал я.

— Ну, это не только по ребёнку, — сказал Шторм, — это по совокупности характеристик.

— Ты уже эту фразу говорил, — сказал я.

— Когда сказал, что вы трахнутые на всю голову? — усмехнулся Шторм, — так я своих слов назад и не беру. Одно другого не отменяет, а даже, наоборот, дополняет.

— Знаешь, что мне кажется странным? — сказал я, вспомнив мысль, которая недавно пришла мне в голову.

— Поделись! — сказал Шторм.

— Все, кого мы встречали в последнее время, до этой заварушки, преимущественно использовали магию. Традиционное вооружение встречалось редко и больше, как исключение из правил. А тут, что у вас, что у тех, кто пришёл по вашу душу, в основном армейский арсенал. Это наводит на некоторые мысли, — задумчиво сказал я.

— Что ноги растут из одного места? — серьёзно сказал Шторм, — возможно, ты и прав. Но защита у них вполне магическая, причём мощная.

— Да, мы видели, как они блокировали ваш удар, — сказал я.

— Вот-вот, — задумался Шторм, — эта магия, конечно, постоянно вводит в уравнения множество неизвестных, которые делают итог стычки очень часто совершенно непредсказуемым.

— Ага, — сказал я, — вот так люди тратят кучу ресурсов, планируют операцию, и вроде всё у них на мази, а потом объект охоты вдруг ночью исчезает и на его месте остаётся только фаллический символ из трупов!

— Вот-вот! — расплылся в улыбке Шторм, — в данном случае козыри оказались у нас в руках… точнее, у вас.

— Это да! — усмехнулся я.

— Ты же дал нам языка, — сказал Шторм, — мои ребята его допросили. Пусть помаринуется немного, потом с ним продолжат разговор.

— А где он сейчас? — напрягся я.

— Сидит в броневике с мешком на голове. Не волнуйся, отпускать его никто не собирается. Сейчас никакие конвенции не действуют. Да и не попал бы он ни под одну из них. Он же не военнопленный, а обычный бандит, который попался. По закону военного времени приговор будет быстрым и суровым, — сказал Шторм.

— Ты уже не первый раз говоришь про военное время, — сказал я.

— Да, потому что мы на войне, и я это вижу больше чем большинство людей. Думаешь, эта стычка первая и единственная? Она просто самая неудачная для нас… была для вашего появления. А так-то ни один поход без перестрелок не обходится. Ни один! — сказал Шторм.

— Так что говорит пленник? — напомнил я.