Меченый. Том 4. Точка кипения (СИ). Страница 32

— Я посмотрела, что выпускают ваши фабрики. Это ужас! — Неожиданно у принцессы на фоне возмущения прорезался сильный французский акцент. Слово «awful» почему-то прозвучало примерно как «авУль», впрочем, не мне было кивать на проблемы с произношением.

— Почему ужасно? — Честно говоря, никогда не интересовался женским бельём производства СССР. В той жизни познакомиться с ним — в смысле с женским бельём — мне довелось уже в самом конце существования страны, да и не сильно двадцатилетний парень будет обращать внимание на то, что второпях снимает с девушки. А тут и у Раисы, и у медсестрички Любочки, и, что характерно, у самой Дианы имелись вполне приличные шмотки. Во всяком случае, чего-то совсем ужасного я не заметил.

— Ужасно, поверь мне! Оно некрасивое и неудобное. У меня такое мама до войны носила, шить такие вещи сейчас — просто стыдно!

— Займись, — я усмехнулся пришедшей в голову мысли. — Хочешь, я тебя назначу… советником министра лёгкой промышленности. Будешь ездить по фабрикам и контролировать ассортимент выпускаемой продукции. Выпишем тебе большую длинную палку и будешь ею наших не желающих соответствовать требованиям времени директоров по спине бить. Для пущего устрашения нужна кожанка, красный платок на голову и маузер в деревянной кобуре на пояс.

— У тебя какие-то очень странные фантазии, Мишель. — Диана явно не поняла отсылки на «революционную романтику», ну да, было бы странно, культурный код и всё такое. — Но если ты настаиваешь, можем попробовать, я девушка свободных взглядов…

Принцесса выдержала театральную паузу, но всё же не сдержалась и расхохоталась, глядя на моё вытянувшееся лицо.

А если говорить серьёзно, то мысль о том, чтобы пригласить наёмных менеджеров с Запада для закрытия отдельных пробелов внутри СССР, меня, если честно, давно посещала. Ещё с тех пор как я обсуждал с телевизионщиками варианты расширения вещания внутри Союза. Собственно, именно в этом деле особых подсказок со стороны, можно сказать, не понадобилось, но вот во всём остальном…

Целая куча имелась направлений, где Советский Союз отставал в мышлении, что делало поиск «внутренних» резервов практически бесполезным делом. Как в случае с созданием музыкального проекта, способного стать эстрадным лицом СССР на Западе. Всё у нас для этого есть: красивые и умеющие петь парни и девушки, поэты и композиторы, которые дадут отличный материал, весь админресурс страны… А толковых продюсеров, чтобы собрать всё это вместе и выдать конкурентоспособный продукт, — нет, хоть ты тресни.

И главное — пригласить западных специалистов было можно. Предложить хорошие деньги, интересную работу — приедут аж бегом. Вот только как это будет выглядеть с идеологической стороны? Отсталый совок платит кучу валюты капиталистам, чтобы те приехали и руководили ими. Такой подарок вражеской пропаганде делать не хотелось, а как завернуть всё это в удобоваримую обёртку, я никак придумать не мог. Поэтому предложение Диане, конечно, было шуткой… Но такой шуткой, в которой от шутки — только половина.

— Я ещё одно хотела у тебя… спросить. Вернее, меня попросили, так сказать, замолвить словечко, — было видно, что женщине не слишком приятно поднимать этот вопрос.

— Что?

С самого начала нашего знакомства так сложилось, что Диана стала ещё одним мостиком между мною и некоторыми деловыми западными кругами, которые хотели бы сотрудничать с СССР, но при этом из-за политических разногласий по официальным каналам им тяжело пробиваться. Ещё одним таким каналом — более обходным — стали люди типа Карнауха, которые уже вовсю мотались по планете и обстряпывали делишки на коммерческой основе без участия идеологии. То есть делали то, что официальным советским органам было делать достаточно тяжело.

Забавно, что пристанищем для них — в частности для того же Карнауха, который получил сначала южноафриканский паспорт в качестве такой себе прокладки — стал Сингапур. У СССР в этом городе-государстве имелись достаточно серьёзные связи, поэтому сделать бывшую английскую колонию такой себе нейтральной базой, с одной стороны находящейся в капиталистическом мире, но при этом не зависящей напрямую от Лондона и Вашингтона, получилось достаточно просто.

Так вот этим каналом воспользовался не только британец Экклстоун — договор на пять лет проведения Гран-при СССР был подписан ещё в ноябре, и теперь в Крыму в районе Алушты уже вовсю строилась новая гоночная трасса, которая должна была в будущем принимать не только гонки «Формулы-1», но и другие подобные соревнования — но и, например, французы из «Л’Ореаль».

Вообще, это отдельная история, достойная целой книги. Но если вкратце, то по индустрии красоты, где самым главным капиталом были не какие-то высокие технологии, а «гудвилл» — сиречь деловая репутация или, в более широком смысле, сила бренда — ливийские события осени нанесли просто тяжелейший удар. Если компании типа «Рено» его почувствовали достаточно слабо, то вот индустрия моды… Ну и закономерно последовали решения по снижению накладных расходов, одним из таких вариантов поддержания компании на плаву стал перенос части производства из дорогой Франции в куда более дешёвый СССР.

Плюс французы хотели в этом году запустить старт глобальных дистанционных продаж, что опять же упрощало нам логистику. Какая разница, откуда прилетит тебе контейнер с косметикой — из Парижа или из Новороссийска?

При этом модель взаимодействия с французами у нас отличалась от «итальянско-мопедной». В этом случае мы брали на себя половину расходов по оснащению будущего производства под Новороссийском, от французов шло только сырьё, рецептуры, технический контроль ну и маркетинговые услуги. Ну а мы в свою очередь получали право на продажу своей доли продукции под французским брендом. Всем же понятно, что советским — кого мы обманываем, любым — женщинам очень важно, чтобы косметика была именно «импортная». Если одна и та же тушь будет лежать рядом под брендом «Л’Ореаль» и «Большевичка», то брать будут только французский вариант, потому что он «лучше». И неважно, что разницы нет вообще, что её из одного котла разливают.

Впрочем, всё это пока было только на бумаге, даже площадка под будущее производство была не определена, однако даже просто понимание того, что задуманная мною система худо-бедно начала набирать обороты, было крайне приятным.

— По поводу того армянского режиссёра…

— Я так и знал! — Армянская диаспора во Франции была традиционно обширной. Во Францию зажиточные армяне бежали ещё во времена Османской империи, а прямо сейчас продолжался исход армян из Ливана и Турции из-за продолжающихся уже чуть ли не столетие притеснений. — Давай закроем тему. Параджанова у нас посадили не потому что он диссидент, а потому что он с бандитами был связан. Никакой политики, сплошная уголовщина.

— Хорошо, — видимо, услышала француженка что-то в моём голосе такое, что дало ей понять бессмысленность этой темы. Я в отличие от других наших политиков на мнение Запада о себе плевать хотел с высокой колокольни. — Тогда ещё один вопрос. С тобой очень хочет встретиться один американский бизнесмен. Он строительством занимается, Дональд Трамп, может, слышал о таком?

Оп, а вот и агент Даниил Козырев прорезался. Даже интересно, что ему нужно в СССР, он вроде бы с промышленностью никак не связан, какой интерес ему от сотрудничества с Союзом? В той истории он тоже приезжал в 1987 году, вот только подробностей этой встречи я вообще не знаю, ничего, кроме фото, где они с Горби руки жмут, в памяти не отыскалось. В том 1987 году СССР уже начал «открываться» — или, вернее, правильнее было бы сказать «вскрываться» — многие бросились, чтобы застолбить за собой вкусные участки. Может, и здесь на Западе вполне могут считать, что Союз движется по пути Китая и всё, что было сделано за прошедшие пару лет, — это только первые ласточки и проба сил. Тогда, конечно, первым наладить контакт со мной выглядит совсем не ошибкой.

— Пять миллионов.

— Что пять миллионов? — не поняла француженка.