Оракул с Уолл-стрит 9 (СИ). Страница 9

— Когда мы можем начать?

— Завтра вечером, если возможно.

— Конечно возможно! — Клэп вскочил с кресла. — Я лично организую лучшую студию, подберу лучшее время в эфире!

Мы договорились созвониться позже. Я поехал в офис. Теперь осталось договориться с губернатором. Не думаю, что это сложно.

Но когда я позвонил Рузвельту после нашей встречи с Клэпом, и сказал про выступление, в трубке повисла долгая пауза.

— Билл, — наконец сказал губернатор, — я понимаю важность радио. Но выступление в прямом эфире… Это очень рискованно.

— В каком смысле рискованно?

— В политическом смысле. Если я скажу что-то не то, это мгновенно дойдет до тысяч слушателей. Нет никаких возможностей исправить или пояснить.

Я слышал в его голосе не страх, а осторожность опытного политика. Рузвельт был прав, радио в 1931 году было относительно новым средством массовой информации, и многие политики еще не научились им пользоваться.

— Франклин, — сказал я, — именно поэтому радио и эффективно. Люди услышат живой голос, а не отредактированный текст в газете. Они почувствуют искренность.

— А что, если они почувствуют неискренность?

— Тогда мы проиграем. — Я решил играть честно. — Но если мы вообще не попробуем, мы проиграем наверняка.

Еще одна пауза.

— Сколько времени у меня будет на подготовку?

— Два дня. Можете написать основные тезисы, но лучше говорить своими словами.

— Хорошо, Билл. Но с одним условием.

— Слушаю.

— Никаких прямых атак на Ритчи или других кандидатов. Только общие принципы, только экономические вопросы.

— Согласен.

— И еще одно. Если передача пройдет неудачно, больше никаких радиовыступлений.

— Договорились.

Вечером назначенного дня черный «паккард» губернатора подкатил к зданию радиостанции ровно в половине седьмого. Шофер вышел первым, затем помог Рузвельту выбраться из машины. Губернатор опирался на трость и слегка прихрамывал, но держался с достоинством человека, привыкшего не показывать слабости.

— Билл! — Он протянул мне руку. — Надеюсь, ваша радиостанция готова к губернатору-калеке?

Эта самоирония была типична для Рузвельта. Он никогда не жалел себя и не позволял другим жалеть его из-за полиомиелита.

— Мы готовы к будущему президенту, — ответил я, помогая ему подняться по ступенькам.

В студии Клэп суетился как наседка. Он лично проверил каждый микрофон, отрегулировал освещение и даже принес губернатору специальное кресло.

— Господин губернатор, — сказал он, вытирая пот со лба, — это большая честь для нашей станции. Огромная честь.

— Спасибо, мистер Клэп. — Рузвельт устроился в кресле и попробовал микрофон. — Проверка, проверка. Как слышно?

— Отлично! Прекрасно! — Клэп метался по студии. — Эфир через пять минут!

Я сел в углу, откуда мог видеть губернатора. Он выглядел спокойным, но я заметил, как он сжимает и разжимает кулаки, старая привычка, которая выдавала нервозность.

— Три минуты! — крикнул техник.

Рузвельт закрыл глаза и сделал несколько глубоких вдохов. Когда он открыл глаза, я увидел в его взгляде ту же решимость, которая через год приведет его к победе на выборах.

— Одна минута!

Губернатор выпрямился в кресле и положил руки на стол перед микрофоном. В эти последние секунды он превратился из человека с физическими ограничениями в политического лидера.

— В эфире!

И тогда прозвучал тот голос, который скоро станет самым узнаваемым в Америке:

— Дорогие соотечественники, сегодня наша страна переживает трудные времена…

Все время передачи я сидел в студии WJZ, наблюдая за тем, как губернатор Рузвельт превращает радиоэфир в личную беседу с миллионами американцев.

— Дорогие соотечественники, — говорил Франклин в микрофон, — сегодня наша страна переживает трудные времена. Миллионы людей потеряли работу, тысячи семей лишились домов, сотни банков закрылись. И многие спрашивают, почему это произошло?

Его голос звучал тепло и убедительно. В нем не было снобизма политика или сухости экономиста. Простой человек, разговаривающий с простыми людьми.

— Я скажу вам правду, которую вы не услышите от других. Наши проблемы начались не вчера и не с краха на бирже. Они начались тогда, когда небольшая группа людей решила, что знает лучше всех, как должна развиваться Америка.

В студии стояла абсолютная тишина. Даже технические работники перестали шуршать бумагами.

— Эти люди контролируют банки, которые дают кредиты вашим предприятиям. Они контролируют компании, которые определяют цены на товары первой необходимости. И теперь они хотят контролировать выборы, чтобы решать за вас, кто будет вашим президентом.

Рузвельт сделал паузу, позволив словам дойти до слушателей.

— Но знаете что? Америка принадлежит не банкирам с Уолл-стрит. Америка принадлежит фермерам из Айовы, рабочим из Детройта, учителям из Огайо, владельцам небольших магазинов из тысячи маленьких городков. Принадлежит вам. И только вы имеете право решать ее судьбу.

Телефоны в студии начали звонить еще до окончания передачи. Клэп метался между аппаратами, записывая звонки слушателей.

— Губернатор, — крикнул он через всю студию, — у нас уже больше ста звонков! Все поддерживают!

Рузвельт улыбнулся и продолжил:

— В ближайшие месяцы вы будете слышать много красивых слов от разных кандидатов. Кто-то будет обещать вам возврат к «старым добрым временам». Кто-то будет предлагать простые решения сложных проблем. Но помните, что те, кто создал проблемы, не могут их решить. Нужны новые люди, новые идеи, новая политика.

После передачи мы спустились к выходу, где нас ждал шофер губернатора. Рузвельт устало опирался на трость, длительное сидение в неудобной позе давалось ему нелегко.

— Билл, — сказал губернатор, когда шофер открыл дверцу автомобиля, — вы создали что-то большее, чем избирательную кампанию.

— Что именно?

— Революцию. Информационную революцию. — Он устроился на заднем сиденье и закурил сигарету. — Впервые за много лет люди услышали правду о том, кто реально правит страной.

— И как вы думаете, они отреагируют?

— Они проголосуют. — Рузвельт улыбнулся. — И не за того, кого выберут для них банкиры.

Шофер завел двигатель, и «паккард» плавно отъехал от тротуара, направляясь к железнодорожному вокзалу. Губернатор возвращался в Олбани ночным поездом.

Я же отправился в офис, чтобы оценить результаты первого дня информационного наступления.

О’Мэлли встретил меня с очередной пачкой телеграмм:

— Босс, сообщения идут со всей страны. Радиопередачу слушали в Чикаго, Бостоне, Филадельфии. Местные станции просят копии для повторной трансляции.

— А реакция оппозиции?

— Пока тишина. Но это подозрительная тишина. — Ирландец нахмурился. — Слишком спокойно для людей, которых только что обвинили в попытке купить выборы.

Он был прав. Альянс промышленной стабильности не мог просто проигнорировать такую атаку. Значит, они готовили ответ. И скорее всего, этот ответ будет болезненным.

Теперь оставалось дождаться контратаки и быть готовыми к ней. Потому что в войне против тех, кто контролирует деньги и власть, нет места для самоуспокоенности.

Они еще покажут свои клыки.

Глава 5

Контратака и вызов

Следующий день начался с серии тревожных звонков. Первый поступил в половине восьмого утра, когда я еще пил кофе дома.

— Мистер Стерлинг, — голос Хелен Рид звучал напряженно, — у нас проблемы. Серьезные проблемы.

— Что случилось?

— «Chase Bank» отозвал годовой рекламный контракт. Сто двадцать тысяч долларов. Без объяснений, одним телефонным звонком.

Я поставил чашку и взялся за блокнот:

— Только «Chase Bank»?

— Пока только они. Но звонили еще из «General Electric» и «American Tobacco». Хотели «обсудить условия размещения рекламы» — В голосе Хелен слышалась плохо скрываемая тревога. — Билл, они давят на наших рекламодателей.