Безумные Мечты (ЛП). Страница 32
— Лучше спросить, что так? — Я надулся. — Но тебя это не касается.
— Меня касается все, — возразила она. — Чем больше мы знаем друг о друге, тем лучше мы можем притворяться парой в Техасе.
Она не ошиблась. Если подумать, она вообще редко ошибалась. Меня не устраивало, что она одновременно сексуальная и умная. Опасное сочетание.
— В двух словах, они были слишком заняты, трахаясь и ухаживая друг за другом, чтобы заботиться обо мне. Я говорю о полноценных совместных уикендах, когда мне было девять или десять лет. Я играл в «Home Alone» как профессионал, притворяясь, что в доме есть другие люди, потому что я до усрачки боялся, что в дом войдут воображаемые грабители. Ночи свиданий без надлежащего ухода, пока я не был полностью приучен к горшку. Когда мне было четырнадцать, отец решил научить меня своему ремеслу - не потому, что проявлял ко мне какой-то интерес, а потому, что хотел, чтобы я выполнял его работу, пока они с мамой вместе берут выходные. Я был их маленьким слугой. — Мои губы скривились в усмешке при этом воспоминании. Стакан наполовину полон? Путешествие по дорожке воспоминаний уменьшило мой член до приемлемого полумачта. К тому же это напомнило мне, почему я никогда, никогда не мог приударить за младшей сестрой Роу. Да и вообще к кому бы то ни было. Почему любовь была не просто отвлекающим маневром, а самовзрывающимся устройством, используемым для того, чтобы забыть себя и окружающих тебя людей.
Так называемая любовь моих родителей стала моей гибелью.
Дилан в шоке уставилась на меня.
— Ты серьезно?
— Как сердечный приступ. — Я сильнее сжал руль. — Твоя мама отправляла меня домой с бутербродами, потому что ей надоедало видеть, как я колюсь в ребра.
Мои щеки раскраснелись, когда я вспомнил тот день, когда Зета увидела, как я без рубашки играю с Роу на заднем дворе, и мои ребра торчат наружу, и решила взять на себя обязанность накормить меня.
— Первая домашняя еда, которую мне не пришлось готовить самому, была у тебя дома. Да и последняя тоже, если подумать. — Я взял зеленую палочку из кофе «Старбакс» и провел ею по рту, как зубочисткой.
— Ого. Я и понятия не имела, Рай.
— О моем дерьмовом детстве? Да, я не особо афишировал это дерьмо.
— Мое тоже было не самым лучшим. — Она рассеянно почесала старый рубец на коленке. — Мой отец был буйным алкоголиком, который вымещал свою злость на маме и Роу.
— Я так и думал, — тихо сказал я. Мы с Роу никогда не говорили об этом. Я не хотел смущать его, поднимая эту тему, а он никогда не чувствовал необходимости обсуждать ее, но я видел шрамы. Синяки. — И все же. Лучше пьяный отец и отличная мама, чем два мудака, которым наплевать на твое существование, — заметил я.
— Я имею в виду, если мы собираемся устроить соревнование... — Она очаровательно скривила рот набок. — Мой папа назвал меня Дилан, чтобы насолить маме.
— И даже теперь? — Я рассмеялся.
— Ага. Он знал, что она любит классические, гендерно подходящие имена, такие как Эмброуз. Она назвала Роу, не посоветовавшись с ним, потому что он хотел называть Роу «Слейтер». Заполнила бумаги до того, как он успел высказаться. Поэтому он выбрал самое мстительное имя, которое только мог придумать для девочки. — Ее брови взлетели к линии роста волос. — Дилан - едва ли классическое имя для девочки. Если подумать, все мое существование - это «пошла ты» для моей мамы.
— Это впечатляющий уровень мелочности. — Я повернул направо, в сторону лиственного района Карнеги-Хилл, где находился детский сад. — Моя мама однажды забыла забрать меня из больницы.
Она вздохнула.
— Нет!
— Ага. Мне делали операцию на ноге. Я получил прямой удар в колено во время футбола от Кирана. Когда она наконец появилась - мне пришлось одолжить телефон у медсестры, чтобы позвонить ей, - она забыла дату моего рождения, когда пыталась выписать меня, и у нее не было никаких документов, подтверждающих, что она моя мама. В дело вмешалась полиция. Персонал был в смятении из-за меня. Тогда я впервые осознал, что в моей семье творится что-то неладное. В дело вступила служба защиты детей. Это был полный бардак.
— Ладно, хорошо. Ты выиграл.
Я торжественно склонил голову.
— Спасибо.
— Так вот почему ты не хочешь детей? — Она приподняла бровь. — Потому что ты на собственном опыте убедился, что не каждый способен стать родителем.
— Помимо всего прочего. — Я открывался ей больше, чем собирался, но это не казалось странным или вынужденным. Конечно, всегда оставался шанс, что я все испорчу, как это случилось с моим бывшим терапевтом. — Я также знаю, что я, вероятно, такой же эгоист, как и они, и не хочу разрушать чью-то жизнь. Мне сделали вазэктомию, когда мне было восемнадцать.
Она схватилась за сердце.
— Ты издеваешься надо мной.
Я пожал плечами.
— Презервативы рвутся. А моя решимость - нет. Я не хочу детей.
— То, что ты их не хочешь, я понимаю, но почему они тебя так отталкивают? — настаивала она. — Грав - объективно симпатичный ребенок. Скажешь иначе, и я снова отправлю тебя в больницу. И на этот раз твоя мама не поможет.
Снисходительно ухмыльнувшись, я объяснил:
— Нет смысла тосковать по тому, чего у тебя никогда не будет. Будет лучше, если я вообще буду держаться подальше от детей. — Меня это вполне устраивало. Дети казались мне огромным трудом, не приносящим никакой отдачи.
— Могу я задать тебе вопрос?
— Конечно, но в духе полной прозрачности я склонен врать, — признался я.
— Ты буквально сказал мне, что ложь - это твой жесткий предел. — Дилан выглядела потрясенной.
— Эй, я никогда не утверждал, что не лицемерю, — безапелляционно заявил я. — Ложь - это реакция, вызванная работой в службе поддержки с очень чувствительными клиентами.
Я слишком привык говорить некрасивым женщинам, что они красивые, бездарным наследницам, что они талантливые, и нелюдимым соплякам, что любовь не за горами.
— Неужели ты никогда не испытывал ко мне симпатии? — Она прочистила горло. — Потому что я была неравнодушна к тебе. Очень.
— Я не был влюблен, — сказал я ей.
Но теперь да, подумал я. И хотя с этим можно справиться, это крайне неудобно.
Но даже это не было полной правдой. Она всегда была моим самым большим искушением. Иногда мне казалось, что Бог создал ее только для того, чтобы усложнить единственные здоровые отношения в моей жизни - мою дружбу с Роу, - просто чтобы досадить мне.
Я нашел место для парковки прямо перед детским садом и проскользнул в него. Здание на Бродвее украшали белые колонны, большие арочные окна и два комплекта дверей из пуленепробиваемого стекла.
Грав еще спала, поэтому я отстегнул ее и перекинул себе на грудь, прижимая к себе, пока мы входили внутрь.
Дилан покраснела.
— Я могу это сделать.
— И закроешь вид на свою стойку? — усмехнулся я. — Да, не думаю. Это единственное, что удерживает меня на данный момент.
Мы вошли внутрь, где нас встретила самая кипучая женщина на свете - рыжеволосая пятидесятилетняя женщина в пастельном кардигане, представившаяся как Черри.
— На I-Е, а не на Y! (прим. в оригинале Cherrie.) — Она рассмеялась над своей спецификой.
Не волнуйся. Я не собираюсь писать тебе никаких писем.
Она была менеджером и хорошо дружила с женой Брюса еще в колледже, так что я должен был играть вежливо.
— Мне очень приятно быть здесь. — Я тепло сжал ее руку. — Спасибо, что устроила нам этот тур. Мы слышали много хорошего об этой школе.
— О, спасибо. И посмотрите на папу, который держит на руках свою сонную девочку. — Черри хлопнула в ладоши, мечтательно прислонившись к ним щекой.
Дилан выглядела ошарашенной словами Черри.
— О, он не отец...
Я протянул руку, переплел пальцы с ее пальцами и предупреждающе сжал.
— Простите, моя невеста немного опьянела.
Эй, я мог бы продолжить эту ложь, раз уж я уже распространил ее в Интернете.
Черри быстро моргнула.
— Сейчас... одиннадцать тридцать утра?