Лекарка поневоле и опять 25 примет (СИ). Страница 23

— Он не мой, — с надрывом выдала Луняша.

Вероятно, у меня произошло помутнение мозгов на фоне критической передозировки эндорфинов, потому что как иначе объяснить моё предложение?

— Ну… хочешь, я с ним поговорю?

Луняша хотела.

В этот момент нам пришлось прерваться — на пороге появилось сразу несколько пациентов. Мужик с зажившими пальцами скромно мялся у входа, его теснили в сторону беззубый отец и греческобоговый (или богогрековый?) сын.

Я вздохнула и начала обычный рабочий день. Сначала осмотрела свой первый и самый запоминающийся человеческий пазл, ставший переломным в моём восприятии целительского дара.

— Как чувствительность? Вернулась?

— Немного есть, — с тоской ответил пациент. — Та токма плохо гнутся пальцы-то!

И посмотрел на меня так осуждающе, словно это лично я залезаю к нему в дом по ночам, кормлю мышей, плюю в ореховку и запрещаю пальцам гнуться.

— Ткани ещё слишком плотные. Внутренний отёк пока не сошёл окончательно, — успокоила я, накладывая заклинание. — Если бы не магия, то мучиться вам несколько месяцев, а так — через неделю уже всё должно восстановиться окончательно. А вы пока разрабатывайте кисть. Сжимайте в кулак, шевелите пальцами, волны ладонями делайте, — показала ему, что именно имела в виду.

— Так не двигается же!

— Задвигается! Ещё как задвигается! — загробным голосом пообещала я. — В следующий раз жду вас через неделю, не раньше.

Вздохнув с видом великомученика, мужик ушёл, всё ещё не ценя того, что пальцы он носит не отдельно от себя в платочке, а очень даже в комплекте. Ладно, быть может, его проймёт, когда вернётся функциональность.

Следующего пациента с запущенными зубами я усадила перед собой и принялась сверлить. За неимением бормашины — подручным инструментом доктора, то бишь осуждающим взглядом.

— До зубного врача вы так и не доехали, — констатировала я.

— Так далече ехать-то! Либо в столицу пилить, либо на граничный пункт, да только врач энтот сидит по ту сторону границы. Тудема-сюдема кому охота ходить?

— Ну если вас устраивает мучиться от зубной боли, то сидите дома, — ответила я.

— А ты на что? — спросил пациент. — Бери и лечи.

Я подпёрла щёку рукой и мечтательно погрузилась в предположения, что с этим мужиком сделал бы Эрер, если бы услышал, как он позволяет себе со мной разговаривать.

— Я вас не вылечу, потому что зубы у вас гнилые, и ничего с этим я поделать не могу. А будете хамить — вообще не приму, — бесстрашно заявила я.

Беззастенчиво пользовалась тем, что в другой половине дома мирно спали склонный к убийствам ради утешения домашний леопард и дикий особист, склонный, возможно, к ещё более сомнительным методам моральной поддержки. Всё-таки любому медику под таким прикрытием вольготнее работается, да и ребятки по-дилетантски подошли к делу — даже ухват не принесли.

— Зачем же так сразу… — бархатистым голосом протянул греческий бог и пленительно улыбнулся. — Вы уж полечите батю, а мы в долгу не останемся.

Честное слово, такая мужская внешность должна быть запрещена на законодательном уровне. Вот он мне даже не нравился, но всё равно глядя на его манящую улыбку захотелось… Эрера разбудить. Сначала чтоб он этих погорельцев выгнал, а потом — наглядно убедил меня в том, что вчерашняя ночь мне не показалась. Разочка два. Можно три…

Я так надолго замечталась, что выглядело, будто я обдумываю предложение греческобогогового. Нет, нельзя с этой работой витать в облаках.

Вернёмся к делу.

Те же лица, акт второй.

— Значит так, господа. Воспаление снимаю в последний раз. Езжайте туда, где вам удалят больные зубы — хоть за границу, хоть в столицу, хоть в психбольницу. Бороться с симптомами я считаю делом бессмысленным.

Тут я, конечно, лукавила. У Дичика я только и делала, что боролась именно с ними самыми, потому что выбора другого не было. Однако это Дичик, а не мужик с тараканьим кладбищем вместо рта — торчащими маленькими чёрными надгробиями и соответствующим запахом. Каждый раз, когда он открывал рот, я боялась, что из него сейчас вылезет усатый тараканий священник и начнёт стрекотанием отпевать очередного сородича.

В общем, не мужик — а рыба-капля. Для поверхности так себе, а вот для глубоко дна — в самый раз.

Молча сняв боль и воспаление, взяла с погорельцев десятку за зелье и отправила восвояси.

Оказалось, что Талла с сыном уже ожидали меня снаружи. Когда посторонние удалились, я пригласила их внутрь и широко улыбнулась. Она тут же нахмурилась и с подозрением спросила:

— Ты что, мужика нашла?

— Чего⁈ — вытаращилась я.

— Кого⁈ — ахнула Луняша.

— Мужика. А ты глянь на неё. Губы исцелованные, глаза блестят, рубашка косо застёгнута, а сама — от счастья светится.

Рубашка и правда оказалась косо застёгнута, но это никак не связано с Эрером. Вообще никоим образом!

— Ну… завела, — признала я. — Вернее, он сам у меня завёлся прошлой ночью.

— Ты — с Давликом? Да? С Давликом? — взбеленилась Луняша.

— Так, спокойно, — попробовала урезонить помощницу я, но безуспешно.

Она уже подскочила на ноги и заметалась по приёмной, попыталась выйти, однако запуталась в двери, толкнула, вместо того, чтобы потянуть, и чуть с размаху не влетела в закрытую створку лбом.

— Да успокойся ты, не Давлик это! Не нужен он мне!

— Тю-ю-ю… Так и ей не нужен, — подлила масла в огонь похрюкивающая от смеха Талла. — Теперь он не нужен вам обеим.

Я посмотрела на успевшую стать мне подругой ехидну с глубочайшим осуждением.

— Луня, сядь. Это не Давлик. Это тот маг, которого я лечила от ран. Он соскучился и вернулся. Боюсь, что против тебя в битве за Давлика шансов у меня нет.

Помощница резко успокоилась и села на место, важно кивнув. Мол, действительно шансов у меня нет.

При всей моей любви к Луняше стоило признать, что если уж говорить о схватках интеллектуальных, то на битву разумов она порой приходила совершенно безоружной. Возможно, в силу возраста и молочного мозга… Вырастет ли коренной — покажет лишь время. Зато с ней было весело и местами — непредсказуемо.

— И ты выходишь замуж? Он уже подарил тебе рим? — всполошилась Луняша.

— Нет. Пока об этом ещё рано говорить. Поживём — увидим, — пожала плечами я.

— Погоди, то есть ты с ним что… просто так жить будешь? Без брака и даже без помолвки? — ужаснулась Луня и посмотрела на Таллу в поисках поддержки.

— А что этот брак даёт? Муж захочет — хоть с браком, хоть без брака выгонит, — мрачно ответила та. — Обвинит в надуманной измене, старосте проставится — и вот муженёк уже женится на другой.

— Так, девочки. Никто ниоткуда меня не выгонит, захочу — сама уйду, это во-первых. Ни в какие замужи я ради одних только приличий не пойду, это во-вторых.

— Шлюхой покличут… — прошептала Луня.

— И что? Много будут говорить — я просто принимать говорунов перестану, и дело с концом. А так — поговорят и привыкнут. Опять же, тебя вон тётка Фалья тоже в шлюхи записала, разве это хоть что-то значит?

— Одно дело, когда все разумеют, что напраслина это, другое — когда полюбовник к тебе открыто ходит или, пуще того, живёт с тобой, — возразила Луняша и снова посмотрела на Таллу в поисках поддержки.

— Пусть хоть слово плохое про нашу Таисю скажут, я им лично кочергой вломлю, — ответила та. — И к тётке Фалье зайду, кстати. Ишь, нашлась карга языкастая. Её лечат, а она ещё и рожи корчит.

— Та как бы хужее не стало от твоей защиты-то, — пробубнила Луняша. — Про тебя саму чего только не говорят.

— И это ещё один аргумент в пользу того, чтобы не слухам верить, а жить своими собственными выводами. Всё, закрыли тему. Давайте к процедурам приступать.

Дичик, всё это время сидевший, развесив уши и черпая ими взрослые разговоры, оживился. Вот же… умеет он быть незаметным, когда хочет.

Мы продолжили свой день так, как делали это обычно. Вскоре Луняша отпросилась навестить деда и убежала, а мы с Таллой остались вдвоём. Некоторые виды массажа она уже освоила, и теперь могла мне ассистировать, но основную работу всё равно выполняла я, ведь без магии лечение было менее эффективным.