Бессмертная тьма. Страница 2

– Ты отвечала ей? – полюбопытствовал вампир.

– Я не нарушала слово.

Вампир был подле нее почти сорок лет и так и не понял ни сути ее обещаний, ни то, какими усилиями она их выполняла. Уклонение от ее клятв сделало их жизнь очень трудной.

– Что изменилось сейчас? – спросил вампир.

Декан вчиталась в одно из писем. Слова Кидан источали и гнев, и мольбу, олицетворяя луну и солнце чудовищной утраты.

– Mot sewi yelkal, – ответила она по-ааракски.

Смерть освобождает нас от прежних себя.

В кои-то веки уголок рта вампира пополз вверх. Его не переставало забавлять, как студенты повторяют ему услышанное на его же лекциях. Особенно когда им удавалось прожить достаточно долго, чтобы постичь истинный смысл его слов.

1

По подсчетам Кидан Адане, жить ей осталось восемь месяцев.

Если честно, жизни она отмерила себе щедро. На акт насилия хватило бы и двух месяцев, остальное было жалкими потугами на мечту. На мечту, которой она не тешилась бы, если бы сейчас не страдала от обезвоживания и не была на грани потери сознания.

Ей хотелось снова жить со своей сестрой в том странном домике. Вернуться во времена, когда не требовалось на каждом шагу доказывать, что ты невиновна. Последняя мысль вырвала ее из транса и вызвала смешок. Она рассуждала как потерпевшая или, чего пуще, как жертва.

Хриплый смешок снова сотряс тишину, словно у нее в груди надрывно и болезненно клокотала засорившаяся труба. Когда она в последний раз разговаривала? Из-за камер шторы были постоянно задернуты, так что единственным источником света оставалась лампочка. Как любое искусственное солнце, она перегревала и сжигала воздух вокруг себя, заставляя Кидан работать полуголой на полу квартиры.

Темный лоб Кидан покрылся потом, капавшим на файл, который она читала; скрюченные ноги утонули в кипе бумаг. Выключить свет она позволить себе не могла. Только не когда работы было невпроворот. Только не когда она была так близка к цели. Мыслями Кидан застряла в одной бесконечной ночи, что не слишком-то отличалось от адских мук.

Двигаться, ей нужно двигаться. Кидан встала слишком быстро, споткнулась, и к ее поджатой ноге прилила кровь, парализуя ее. Девушка стряхнула онемение и прошла на кухоньку.

«Убийца».

Слово, выведенное над фотографией темнокожей девушки, кричало со статьи в газете, приклеенной на холодильник.

Кидан Адане была убийцей. Она ждала уколов раскаяния, которое должны были вызывать подобные слова. Она даже поджала губы и сморщила нос, стараясь выжать из себя эмоции, но, как и в ту огненную ночь, заплакать не смогла. Она ждала, что наружу просочится хоть капля человечности. Кидан осталась абсолютно бесстрастной. Статуей, высеченной из обсидиана.

Кидан налила себе попить. Вдруг раздались щелчки затвора камеры, сопровождавшиеся небольшими вспышками. Кидан резко повернулась к окну, и стакан едва не выпал у нее из рук. Шторы оставались задвинутыми, но репортеры пытались высмотреть хоть что-то сквозь небольшие щели, точно чайки в поисках хлебных крошек.

«Потерпи!» – мысленно сказала себе Кидан.

Скоро все кончится. Ровно через восемь месяцев. Именно через восемь месяцев должно состояться судебное разбирательство. Кидан, однако, посещать его не планировала. Задолго до начала суда ее признание найдут приклеенным изолентой ко дну ее кровати, и всем откроется внутренняя работа ее преступного ума.

Очередная вспышка заставила Кидан поморщиться. Вряд ли репортерам удастся ее сфотографировать, но, может, стоит одеться? Не то чтобы Кидан стеснялась большой груди или широких бедер. Непристойное фото может даже пойти ей на пользу: обыватели узнают, как грубо нарушались ее личные границы. Звучало совсем неплохо. Кидан покачала головой. Ну вот, она снова раздумывает, как бы вызвать сочувствие.

Кидан посмотрела на свое отражение и тонким, слабым голосом выдала:

– Ты не такая, как они. Ты не такая, как они.

Они.

Тетя Силия называла их дранаиками. Вампиры.

Вопреки жару, исходящему от стен квартиры, Кидан содрогнулась. Внешне дранаики ничем не отличались от людей. Это и было источником всей ее тревоги. Зло не должно расхаживать в человеческом обличии. Это святотатство.

Тетю Кидан ненавидела. Ненавидела ее бездействие. Силия слишком долго мешкала, прежде чем вытащить их из этого подлого общества. Может, в противном случае зло не проникло бы в маленькую Кидан. Джун справилась лучше, а вот Кидан упивалась злом. Болезненный интерес Кидан к смерти, увлечение фильмами о ее культе, коллекционирование их – все это исходило от вампиров. Если бы она могла прямо сейчас залезть себе в грудь и вырвать извращенное сердце, она бы так и сделала.

Восемь месяцев.

От этих двух слов веяло облегчением. До смерти оставалось подождать лишь восемь месяцев. Позаботиться о том, чтобы нашли Джун. Еще немного потерпеть это жалкое существование.

Джун улыбалась с фотографии в раскрытом ноутбуке. Они были совсем не похожи, хотя родились с разницей в несколько минут. Исчезновение Джун никак не освещалось, о нем даже не судачили шепотом соседи. Где была бы Кидан, если бы все эти репортеры охотились за ее пропавшей сестрой так же, как за ней? Нет, темнокожим девушкам приходилось совершать чудовищные преступления, чтобы оказаться в центре внимания.

Бумаги на полу были судорожной попыткой понять местоположение университета Укслей. Поисками Кидан занималась двенадцать месяцев и двадцать дней. Взгляд Кидан метнулся к аудиозаписи, приклеенной изолентой ко дну кровати, и температура в комнате упала. На записи была последняя мучительная беседа Кидан и ее жертвы.

«Уже лучше», – подумала Кидан, почти улыбаясь. Она приписывала вину той, кому следовало. «Жертва Кидан».

На записи имелось доказательство, имя человека, – нет, животного, – ответственного за похищение Джун. Рано или поздно она обязательно найдет это гребаное место.

И его.

Кидан села на корточки и тщательно изучила направление своих поисков, потом нащупала ручку, сняла колпачок и начала писать очередное письмо тете Силии, которая никогда не отвечала.

Пока существует хоть малейший шанс разыскать Джун, Кидан будет писать тете хоть до конца жизни.

Пальцы Кидан напряглись, ногти впились в ладони. На коже проявились тонкие кровавые дуги. Не отрывая указательный палец, Кидан прочертила на ладони квадрат. Нервы. Кидан узнала ощущение. Значит, для нее не все потеряно. Зеркало с зазубренными краями на другом конце комнаты прорезало уродливую фигуру на темной шее Кидан. На нее уставилось холодное, бесстрастное отражение. Если бы она только научилась плакать до суда, мир мог бы ее простить. Она могла бы прожить дольше.

«Плачь!» – велела она своему отражению.

«Зачем? – спросило отражение. – Ты бы поступила так снова».

Часом позже, как только репортеры ушли, Кидан, одетая в просторное худи, взяла наушники и заперла свою квартирку. В нее она переехала ровно по одной причине.

Через дорогу, на углу Лонгвей-стрит и Сент-Олбанс-стрит, был постамат. Один ключ от него принадлежал Кидан, другой – тете Силии, которая жила в Укслее. Каждый раз, отправляя письмо, Кидан пряталась и ждала. Порой ждала по несколько дней, ночуя в соседнем кафе или в проулке, но кто-то всегда приходил и забирал ее письма. Каждый раз фигура в капюшоне ускользала от Кидан – либо с пугающей скоростью перелезала через парковые ворота, либо растворялась в толпе прохожих.

Из недели в неделю они играли в кошки-мышки. Тетя Силия читала письма Кидан, но по какой-то странной причине продолжала ее игнорировать.

Опустив письмо в пустой постамат, Кидан стала ждать у автобусной остановки – на новом месте – и надеяться, что, слившись с пассажирами, она выиграет достаточно времени, чтобы вычислить «почтальона».

Пока она ждала, в наушниках зазвучал милый голос Джун. Мир Кидан быстро пришел в равновесие.

«Привет! – зашептала сестра. – Я толком не знаю, с чего начать, поэтому сперва просто представлюсь».