Дракон хочет жениться? Баба Тася против! (СИ). Страница 11

Меня вырвали из весны. А здесь, в зачарованном лесу все выглядело так, словно лето в разгаре.

Я могла подогнать примерно, какая неделя учебного плана сейчас идет. Но велик риск обмишуриться.

Поэтому я рассудила, что строгая Тейселен могла бы контролировать осознанность учениц, заставляя самих вспоминать, что они сейчас проходят.

– Чего молчим? – мои губы сами собой растянулись в улыбке. Надо полагать, такой же чарующей, как и мудрой.

– Неужто вы забыли, в какого сорта гранит впились ваши белые зубки?

Девчата неуверенно захихикали.

И то хлеб. Очень уже они зажатые. Не такими я представляла себе феюшек. В моих фантазиях это беззаботные существа, порхающие с цветка на цветок, подобно бабочкам или колибри.

А тут какие-то новобранцы в женскую армию.

Из восьми девочек крылышки были у двоих. Надо полагать, это чистокровные феечки, рожденные из волшебной энергии, как и Тейселен. У них как раз и лица самые серьезные. Уже с грузом ответственности сюда явились. Кто б знал, что добродетель так к земле-то тянет!

– А почему гранит? – пискнула одна из воспитанниц, рыженькая и очень кудрявая.

И до меня дошло, что местный фольклор с земным не совпадает.

– Видишь ли, Веснушка, – натянуто начала я.

“Миртайя” – подсказало эхо в моей голове.

– В одной из далеких стран, Миртайя, есть такое выражение: грызть гранит науки. Означает глубокое погружение в учебу. С зубами.

– Это похоже на каменоломню, – с сомнением произнесла другая ученица, брюнетка с крылышками, – я слышала, есть на Севере такие существа, которые добывают камень, вгрызаясь в него зубами. Но это не про науку.

– Кажется, меня кто-то отвлекает от темы, – пропела я, – итак, кто сейчас первым назовет предмет сегодняшнего занятия, получит дополнительную бабочку!

Бабочки тут вместо отметок. Они выглядят как обычные сушеные насекомые, только переливаются от густой волшебной посыпки. Но если подуть на такую бабочку, она оживает на какое-то время. У местных отличниц, должно быть, по целой ферме бабочек в комнатах.

Тут же вверх взмыли пять рук. Феечки оживились.

– Ты была первая, – я указала на брюнетку… кажется, ее зовут Керлен.

– Сегодня у нас практическое занятие, – выпалила девочка, – чтение мыслей цветов.

– А у них есть мысли? – обалдела я так, что выдала себя ненароком. Но к счастью, ученицы приняли это за очередную провокацию наставницы и наперебой загалдели.

– По одной! – шикнула я. Разумеется, ласково.

– Хоть растения по отдельности не обладают личным сознанием, – отчеканила Веснушка Миртайя, – но собираясь в группы, получают коллективное. И это можно использовать в травничестве, чтобы найти нужные скопления целебных цветов.

– Умничка, – похвалила я. И не хило так напряглась.

Это ведь получается, я сама должна уметь считывать послания групп растений!

Но вчера я ничего такого не почувствовала. Шибко оленю обрадовалась, видать.

– Что ж, идем в лес! – скомандовала я. – Будете мне показывать, как усвоили знания!

Пускай девчата себя проявят, а я буду к себе прислушиваться. Нормальный вариант, как по мне. Хорошо, что сейчас, судя по всему, окончание учебного года, время проверочных работ. И сегодня мне лекцию читать не надо, по крайней мере, в этой группе. Вторым у меня нынче идет выпускное отделение.

Воспитанницы шли чинненько, гуськом.

Но оказавшись на улице, слегка раскрепостились.

Мои крылатки расправили крылышки. Керлен не то шла, не то летела, едва касаясь травы носками туфелек. А вторая, Сиртен, смешно подпрыгивала, мотаясь вверх-вниз. Эту девчулю с каштановыми волосами отличали нефейские пропорции. Она довольно пухленькая. Я думала, таких и не бывает, но крылышки доказывали обратное.

Керлен смотрела на одноклассницу свысока, как на некое недоразумение. Это очень даже считывалось по ее взглядам, мимике и движениям. Сиртен запыхалась, пытаясь держаться рядом с себе подобной крылатой красотке, но Керлен тут же искусно отдалялась, поднимаясь повыше и меняя траекторию.

Феи такие же люди, собственно. С их пороками и желаниями.

По широкой, усыпанной цветами дорожке, мы прошли между деревцами к полянке.

А за нами устремились разноцветные бабочки и мелкие пташки-щебетухи.

Из кустов то и дело выглядывали любопытные глаза, слышалось фырканье и клекотание. Периферическим зрением я видела ежиные иголки и навостренные заячьи ушки.

Я в деревне выросла, но у нас столько живности в лесах не водилось и уж точно людей не преследовало.

Хотя, время было суровое, почти всех и поели. А те, кто в живых остался, благоразумно держались подальше от голодных детей и взрослых.

Вспомнив голодное, бедное военное и послевоенное детство, я вздрогнула. Что ж, баба Тася, ты заслужила вторую жизнь, безбедную и сказочную. Надо только ее тут себе обустроить.

К счастью, подсказки тела мне в этом помогали.

Я остановилась посреди полянки, и по реакции учениц поняла, что место выбрала верное. Они тут же выстроились подле меня полукругом.

– Начинайте! – я совершила руками пассы, которые мне самой казались величественными.

Окружающие нас плотным кольцом птички сочли это дирижированием и зачирикали так, что я своих мыслей не слышала, не то что цветочных.

– Вот разгалделись, трясогузки, – заворчала, пошевелив пальцами. И поняла что да, концертом пернатых можно управлять.

Опускаешь руку – и замолкают щебетуны, которые ближе к ней. Поднимаешь – и громкость вроде как увеличивается.

Я себя почувствовала звукорежиссером за пультом. У меня внучок за таким работает.

Только вот с бегунками, то бишь с пальцами, разобраться надо. Их шевеление включает и выключает определенных птичек.

– Мы можем приступать? – прервал мои дирижерские упражнения вопрос Керлен.

– Да, я же вам дала отмашку! – возмутилась я.

– А птицы? – не успокаивалась брюнеточка.

– Это для усложнения задания, – нашлась я, – вы должны уметь отстраниться от несущественного и поймать нужную волну.

– Ух ты, как на выпускном экзамене! – удивилась Веснушка.

– Именно! – я напустила на себя значительности. – Вы очень способные девочки, и я решила приблизить вас к жизненным условиям.

Девчонки закивали и принялись разбредаться по сторонам.

Я заметила, что все они приняли примерно одинаковую позу.

Чуть согнулись в пояснице, голову склонили чуть вправо.

Прислушиваются.

Тихонечко ушуршав за деревце, чтоб не маячить на глазах у девиц, я повторила эту позу. И у меня все само как надо на место встало. Опустив веки, не просто прислушалась,а еще и принюхалась.

И в мое сознание тут же ворвался шелест. Или шепот?

“Сухо… сухо… полив”.

“Миллион листочков”.

“Червяк подтачивает корень”.

“Украли семена, украли”.

Сколько информации! Я была совершенно уверена, что слышу растения. И чувствую их запахи. Причем необычно, потоками.

Меня аж затрясло от хорошего такого возбуждения.

Хотелось смаковать эти ароматы и звуки, открывать новые грани своих возможностей, так сказать.

Но тут в мои блаженные ощущения ворвался испуганный крик:

– Иридель вляпалась в гадючницу! Ей нужна помощь!

Я бросилась на вопль и вскоре моему взгляду предстало не лучшее зрелище.

Девчонка валялась в траве, закатив глаза так, видны были одни белки и тряслась. А на ее руках и лице стремительно появлялась красная сыпь.

4.5

– А ты и впрямь бедовая, – пробормотала я, разглядывая бедняжку.

У девчонки явно аллергическая реакция на агрессивный раздражитель. Что самое возмутительное, я слышала что-то вроде хихиканья. Сдавленное, шелестящее, но вполне различимое.

– Кто тут ржет? – раздраженно спросила я, оглядывая троих учениц, подбежавших к павшей.

Девочки растерянно посмотрели на меня, потом друг на друга и пожали плечами. А хихиканье усилилось.

Тут я поняла, что это смеется гадючница! Стелящийся кустарник с мелкими желтыми цветками и редкими пупырчатыми шипами. Иридель и нанюхалась и укололась, судя по всему.