Внутри. Страница 11

– Квартирой? – тут же реагирует мама. – Какой квартирой? Где?

– Моей, мам. Ты же не думала, что я буду жить с вами?

– Нет, но… Ты ведь только что приехал, Аверьян! Дай мне тобой наглядеться и побыть рядом!

– Ника, – смотрит на нее отец. – Он не говорит, что съедет от нас уже завтра. Аверьян делится своими планами на ближайшее будущее.

– Вы с сестрой с самого утра решили свести меня с ума! – качает она головой и снова смотрит в свой телефон. – Что ж, это тоже интересно. Новый опыт.

– Мам, – обращаюсь к ней, опустив руки на стол. – Я не хочу обижать тебя. Не хочу задеть твои чувства. Но, прошу, перестань, пожалуйста, так её называть. Адель мне не сестра. И я ей не брат. Я знаю и совершенно спокойно и нормально отношусь к тому, что она ваша дочь. Но мы с ней никак не связаны. Совсем. Я очень надеюсь на ваше понимание, – смотрю на обоих.

– Хорошо, – произносит мама, взволнованно глянув на отца. – Мы просто привыкли так вас называть и… Конечно. Как скажешь.

Привыкли? И сколько же раз на дню Адель приходилось слышать это нелепое «брат и сестра»?

– У нее снова не работает телефон! – бросает мама с раздражением. – Она даже не подумала написать мне сообщение, что уехала и добралась до дома без приключений!

– Ника, она уже взрослая, – говорит ей папа, наклонившись к столу. – Она не должна отчитываться перед нами о каждом своем шаге.

– Хочешь сказать, что ты ни капельки не переживаешь?

– Разумеется, я переживаю, но я так же понимаю, что ей необходима свобода.

– В наше время свобода слишком тесно переплетается с опасностью, которую несут в себе ненормальные люди.

– Они и раньше существовали.

– Но сейчас их намного больше, – не уступает мама, а потом, словно вспомнив, что за столом сижу я, набирает в легкие воздух и виновато улыбается. – Извини, дорогой.

– За что? – поднимаю банку с рассолом. – За то, что беспокоишься о дочери?

– Адель не живет с нами уже два года, – говорит отец, – но мама никак не может к этому привыкнуть.

– Мне нанесена серьезная психологическая травма, – шутит она. – Мой сын уехал подальше от своей семьи на целых четырнадцать лет. Теперь я боюсь, что дочь сделает что-то подобное.

– Ника, она работает в твоем центре, – закатывает отец глаза. – Вы видитесь почти каждый день. Разве этого мало? И будет лучше, если мы поговорим об этом после завтрака.

– Из-за меня? – спрашиваю. – Слушайте, не ведите себя так, словно я идиот. Если вы хотите поговорить о дочери – говорите. Если я сказал, что не считаю её сестрой, то это вовсе не значит, что я её ненавижу. К тому же, насколько мне известно, она солидарна со мной в этом вопросе. Мы просто ваши дети. Каждый по отдельности.

– Да, – качает головой мама, словно пытается убедить себя в этом, – да, ты прав, милый. Конечно. Я просто немного переживаю, вот и всё.

И, наверное, правильно делает, учитывая, что её дочь спуталась с каким-то ублюдком. А они вообще в курсе, что у нее есть парень?

Где-то в глубине эта мысль нервирует меня. Где-то очень глубоко.

– Не думаю, что тебе стоит волноваться, – говорю, положив на кусок хлеба ломтик колбасы. – Она, наверное, уехала к своему парню.

А я и не знал, что у мамы такие большие глаза. Надо же, как она их выпучила!

– Что? – смотрит на меня, потом на отца. – Какой ещё парень? Богдан?

– Это точно не Богдан.

– Откуда ты знаешь, что у Адель есть парень? – спрашивает отец. – Вы вчера общались, да?

Полная надежд улыбка появляется на его губах.

– Немного.

Вчера ваша привлекательная дочь в милом коротком платьице стала причиной моей эрекции.

– Как хорошо! Вы с сестрой находите общий язык! – радуется мама, заправив за ухо каштановые до плеч волосы.

Не знаю, что сейчас выражает мой взгляд, но мама, вспомнив о моей просьбе, которая, очевидно, вот-вот превратится в жесткое требование, спешит извиниться:

– …То есть, Адель. Прости, Аверьян. Мне нужно немного времени, чтобы привыкнуть.

Воспоминание о коротком, сексуальном платьице на стройной фигуре и реакции моего тела теперь вызывают тошноту. Всего одно слово «сестра» и приятное тепло в паху превращается в самый настоящий стыд.

– И что она тебе рассказала? Потому что я точно не в курсе. Мы только вчера обсуждали с ней Богдана, но она и словом не обмолвилась о другом парне.

– Может, потому, что тебе пока не стоит об этом знать? – вздыхает отец.

– Мы должны знать, кто он! Какой он человек и вообще – всё ли у него в порядке с головой. Адель что-нибудь о нем рассказывала?

Отрицательно качаю головой, прожевывая бутерброд. Я думаю о том, какие красивые у нее губы. Именно на них я обратил внимание в первую нашу встречу, случившуюся в дамской комнате ночного клуба, где я трахал Инессу. Они понравились мне с первого взгляда, и если бы за пять минут до этого я не развлекался с давней подругой, которая слишком перевозбудилась от радости встречи со мной, я бы поцеловал их. Её губы будто созданы для поцелуев…

Губы Адель.

Губы «сестры».

– Так странно, – прерывает мои мерзкие мысли мама. – Мы вчера так хорошо общались, и она ничего мне не рассказала. А я так надеялась, что у них с Богданом что-то получится. Но Адель сказала, что они только друзья. И телефон всё ещё выключен! Уже десятый час. Адель просыпается рано!

– Ника…

– Мне неспокойно! – потирает она указательным пальцем лоб. – С ней могло что-то случиться. Я была уверена, что она сейчас дома! После завтрака поеду в город.

– Это так необходимо?

– Да, Кирилл, – решительно заявляет мама, – и ты поедешь со мной! Она обещала, что останется здесь, а сама снова… – Мама резко замолкает и уводит взгляд в сторону. – В общем, съездим в город ненадолго. Заедем к дочери и просто узнаем, как у нее дела.

– Раз уж выбора у меня нет, – со вздохом выходит отец из-за стола, – пойду приму душ и буду собираться.

– Спасибо, дорогой.

Глубоко вздохнув, мама подносит к губам чашку с кофе и делает осторожный глоток.

– И давно ты такой стала? – спрашиваю, глядя на нее с откровенным весельем.

– Какой?

– Чересчур обеспокоенной.

В темно-зеленых глазах проскальзывает чувство вины.

– Отец прав, Адель не маленькая девочка. И она уже два года живет отдельно от вас. Ты не слишком сжимаешь её?

– Если и так, то на это есть причины, – отвечает мама. Смирившись с недоступностью дочери, она кладет телефон на стол. – Не хочешь поехать с нами?

– Нет, – отвечаю ясно и коротко. – Что значило это твое «снова»? Ты узнала, что Адель испачкала платье, и сказала «снова» так, будто это имеет какой-то более глубокий смысл.

– Не бери в голову, – говорит она, тряхнув головой. – Просто сказала. Если ты сегодня планируешь провести день дома, пригласи друзей. Сыграете в теннис, в бильярд, поплаваете в бассейне.

– Хочешь уйти от ответа? – спрашиваю с улыбкой. – Если так, то за ним кроется что-то очень серьезное. И, думаю, я имею к этому непосредственное отношение.

– С чего ты взял?

– Твой взгляд становится виноватым. Вот ты сидишь, переживаешь за дочь и ничего не можешь с этим поделать, а потом смотришь на меня и как будто сожалеешь, что в свое время так же сильно не переживала и не беспокоилась обо мне. И это вынуждает тебя чувствовать себя виноватой. Если ты расскажешь мне об этом таинственном «снова», то это чувство лишь больше в тебе разыграется. Я не прав?

– Ты даже представить себе не можешь, как я скучала по тебе, – улыбается мама.

– Могу, – подпираю подбородок рукой и улыбаюсь в ответ. – Ведь я тоже по тебе скучал.

– Приятно слышать, сынок! – смеется она, засияв, как капля росы на солнце. – Я уже и не ждала, что ты вернешься. Где-то в глубине своего сознания я уже, кажется, смирилась, что мы будем встречаться два-три раза в год на другом континенте до конца моих дней. Но вот ты сообщил, что собираешься вернуться домой, и всё в голове перемешалось.

– Ясно, – делаю продолжительный кивок. – Но причем здесь Адель?