В безопасности, обещаю (ЛП). Страница 29

Он втянул меня во все это? О чем он вообще говорит? Роуэну явно предстоит многое мне объяснить. Теперь уже очевидно, что он куда богаче, чем я думала. Похоже, его братья ждут его внизу, чтобы поговорить. Пушки, скрытность, охрана, что все это значит? Вся эта ночь буквально кричит именем Престона. Хотя мне любопытно: почему Роуэн считает, что это как-то связано с ним? Я смотрю на него, молча ожидая объяснений. Он берет меня за руку и держит так крепко, будто боится, что я вырву ее в любую секунду.

– Начну с того, что я не лгал тебе, – говорит он. – Я кое-что утаил, но ни разу не соврал.

Я открываю рот, чтобы спросить, о чем он вообще говорит, но он опережает меня:

– Когда два года назад умер мой отец, я действительно взял на себя управление его бизнесами. Просто я не рассказал тебе обо всех. Мой Отец... он руководил важной организацией, где хранил и распространял товар для других крупных структур.

Я в полном замешательстве.

– Что ты от меня скрываешь, Роуэн? – спрашиваю я. – Ты ходишь вокруг да около, и это пугает меня.

Роуэн проводит ладонью по лицу, словно стирая усталость, и отпускает мою руку, начиная нервно расхаживать по комнате.

– Малышка, прости меня. Клянусь, если бы я знал, что он пойдет за тобой, я бы был осторожнее, чтобы никто не узнал о вас, – торопливо говорит Роуэн.

Но у меня уже все кипит внутри.

– РОУЭН! Скажи уже все, в конце концов! – взрываюсь я.

Он резко оборачивается ко мне, и я вижу в его глазах настоящий пожар. Злость, страх, тревогу... и еще что-то, о чем я сейчас даже боюсь задуматься.

– Мой Отец был капитаном BOCG, а теперь им стал я, – произносит он.

Моя рука сама собой взлетает к губам, а по позвоночнику ползет ледяной страх. BOCG... Byrne Organized Crime Group... Ирландская мафия. Я вляпалась в гребаную мафию?! Теперь за мной и Реттом охотятся другие боссы мафии?! Мне нужно убираться отсюда. Нет, наоборот, спрятаться здесь. Или все-таки сбежать? К черту, надо срочно сваливать в Канаду! У нас с Реттом есть паспорта... Мы можем успеть.

Я стремительно скатываюсь в панику, когда Роуэн продолжает:

– Пахан Братвы думает, что мы охотимся за ним. На самом деле это не так, но он в этом уверен. Полагаю, он установил за мной слежку и проследил до твоего дома той ночью. А когда сегодня мы ушли, он ворвался в твою квартиру.

Это не может происходить на самом деле. Я пытаюсь осмыслить его слова... и внезапно начинаю истерически смеяться. Кажется, у меня начался настоящий нервный срыв.

– Ты правда думаешь, что это мафия? То, что произошло сегодня в моей квартире? – я качаю головой и горько усмехаюсь. – О, Роуэн, нет. Это не мафия. Это мое прошлое снова догнало меня, подкралось незаметно, чтобы напомнить мне, от него мне никуда не скрыться.

– Что ты имеешь в виду? – Роуэн нахмурился. – Если это не Пахан, то кто? Кто за тобой охотится?

Я снова качаю головой:

– Это не важно. Мне нужно уйти. Мы с Реттом останемся здесь на эту ночь, но завтра... завтра мы должны уехать, пока он не понял, куда мы исчезли.

Глаза Роуэна расширяются от шока:

– О чем ты говоришь? Кто за тобой гонится? Ты здесь в безопасности. Я никогда не позволю, чтобы с тобой или с Реттом что-то случилось. Пожалуйста, доверься мне, малышка. Просто скажи, что, по-твоему, происходит.

Я сосредотачиваюсь на дыхании и поднимаю взгляд на него, пока в голове бушует вихрь сомнений. Кажется, ему можно доверять. Нет… я хочу ему доверять. Он говорит, что сможет нас защитить. Но может ли кто-то на самом деле уберечь нас от Престона?

Я делаю глубокий вдох и понимаю, если мы с Реттом хоть на что-то надеемся, нужно попробовать дать кому-то шанс нам помочь. Теперь моя очередь протянуть руку и выпрямить спину. Я принимаю решение рассказать ему то, что до сих пор знали только трое: Престон, Бритт и я.

– Я познакомилась с Престоном в первый день третьего курса колледжа, – начинаю я тихо. – Он был обаятельным, красивым и, что важнее всего, удивительно внимательным. Мои родители... – я сжимаю пальцы, – мягко говоря, были равнодушны ко мне. И, к тому же, оба алкоголики. Думаю, ты понимаешь, какой урон это наносит психике молодой девушки.

Мы с Престоном начали встречаться почти сразу. Он готовился к вступительным экзаменам в юридическую школу, а я работала над получением диплома по кинезиологии. Я мечтала стать эрготерапевтом и помогать детям.

– Когда я окончила колледж, Престон уже по уши увяз в учебе в юршколе и убедил меня, что работать мне не нужно. Он говорил, что в этом нет смысла, все равно, мол, я останусь дома, когда у нас появятся дети. Мне это не понравилось, и мы поссорились из-за этого. Я даже больше не уверена, что именно я сказала такого, что подтолкнуло его к крайности, но он ударил меня сгоряча.

Я вижу, как глаза Роуэна вспыхивают яростью, но остановиться уже не могу, если не расскажу сейчас, возможно, больше не решусь.

– Я ушла на несколько часов... А когда вернулась, он плакал и умолял меня остаться. Клялся, что это была ошибка и что такого больше никогда не повторится.

Мне было двадцать два, и я отчаянно мечтала о любви. Я никогда не видела рядом нормальных, здоровых отношений, и я решила остаться. Долгое время он действительно больше не поднимал на меня руку. Через год он сделал мне предложение, а еще через три месяца я узнала, что беременна. Престон был в восторге, и от самого факта беременности, и особенно, когда выяснилось, что у нас будет мальчик.

В тот период я познакомилась с Бриттани, и мы сразу стали лучшими подругами. Престону это не понравилось. Он начал ревновать меня к ней, злился, когда мы переписывались или виделись. Говорил, что я уделяю ему недостаточно внимания, что дома грязно... Или просто твердил, что мне не стоит общаться с Бриттани, потому что она свободна, а я, мол, почти замужем и должна быть другой.

Мы опять поругались из-за этого. Я даже не успела понять, что происходит, как в один момент я говорила ему, что он слишком меня нервирует, а это вредно для ребенка, а в следующий, уже лежала на полу с рассеченной головой. Он швырнул в меня стакан, он попал мне в голову и стекло разлетелось вдребезги. На этот раз он вылетел из дома и пропал на несколько часов. Я так и осталась сидеть, сжавшись в комок у стены, рыдая, пока Ретт не начал толкаться внутри меня, давая понять, что с ним все в порядке. Я не знаю, сколько времени провела так, но в итоге Престон вернулся. Он медленно прошел в дом, бросил на меня долгий, полный презрения взгляд, а потом, проходя мимо, швырнул через плечо: “Поднимайся нахрен, Клара. Выглядишь как сопливая истеричка.”

Я начинаю теребить его руку, стараясь удержать себя в настоящем. Но я уже не здесь.

– После того случая Престон даже не пытался притворяться хорошим. Он знал, что мне некуда идти, и если бы я попыталась сбежать, он бы меня нашел. Он бродил по дому, вертя в руках нож. Он им не пользовался, просто хотел напомнить, что он у него есть, и что он может им воспользоваться, если захочет. Иногда, проходя мимо, он толкал меня в стену, но делал это осторожно. Ему нужен был Ретт, поэтому он всегда избегал ударять по животу. Примерно за полторы недели до запланированного рождения Ретта все прекратилось. Я знала, он специально остановился, чтобы к родам синяки успели сойти. Я тогда думала, что с рождением Ретта все изменится. Боже, какая же я была дура.

Глаза наполняются слезами, и ярость с болью в глазах Роуэна, я уверена, отражают то же самое, что я чувствую сама. Его большой палец водит по моей коже успокаивающими кругами.

– Ретт не прошел скрининг слуха для новорожденных, когда мы были в больнице, – тихо начинаю я. – Врачи сказали, что такое бывает, и записали нас на прием к специалисту после выписки. Престон взбесился. Он дождался, пока все выйдут из палаты, и тогда набросился на меня: “Ты угробила нашего ребенка, тупая сука. Молись, чтобы это оказалось ошибкой, иначе ты за это заплатишь. Если с этим ребенком что-то не так, он такая же бесполезная трата времени и места, как и ты.” Мне было страшно до дрожи. Я боялась за Ретта, боялась быть матерью, и до ужаса боялась, что Престон может с нами сделать. Когда Ретту исполнилось четыре месяца, врачи сообщили, что у него повреждены слуховые улитки в обоих ушах. Врачи говорили о кохлеарных имплантах, но это требовало операции и больших денег, а Престон не собирался тратиться ни на что подобное. Поэтому я часами учила американский язык жестов, чтобы самой учить Ретта. Престон до сих пор не знает ни одного знака, ни одной буквы на языке жестов. Он только издевался над Реттом, обзывал его мерзкими словами. Я умоляла его остановиться, но ответ всегда был один: “Заткнись, жирная сука, он все равно меня не слышит.”. Когда Ретту исполнилось два года, после особенно жестокой ночи я явилась к Бритт. С фингалом под глазом, в синяках, покрывавших руки и грудь. Я рассказала ей все, и когда она перестала метаться по комнате, грозя убить Престона голыми руками, мы вместе придумали план. Я должна была держаться как можно дальше от Престона и понемногу снимать деньги со счета. Прятать их в самом дальнем углу шкафа Ретта вместе с важными документами. И собрать каждому из нас по тревожному рюкзаку. Престон и пальцем бы не тронул вещи Ретта, тем более не сунулся бы в его комнату, так что я была уверена, он ничего не найдет. Мы с Реттом часто прятались там, пережидая его вспышки ярости. Единственное, что меня тогда спасало, адвокаты работают допоздна. Я могла притвориться, что мы давно спим, к тому моменту как он возвращался домой. Полгода назад у меня уже была приличная сумма на руках, все было готово. Я собиралась сбежать той ночью, в субботу, когда Престон уйдет встречаться с коллегами в баре. Он должен был быть достаточно далеко, чтобы, даже если камеры вдруг не отключатся, как я планировала, мы успели бы исчезнуть задолго до его возвращения. Из всего, что случилось, именно эта ночь преследует меня до сих пор. Это была моя точка невозврата.