Препод от бога (СИ). Страница 17

Финн, правда, совсем поник и, разумеется, в ответ на эту по-слоновьи неуклюжую заботу ничего не сказал. Я же сделал мысленную пометку разыскать какого-нибудь другого целителя на будущее. Может быть, куратор Леу, метаморф, возьмется? Или еще кто-нибудь?

Я попытался разговорить Финна на пути в столовую, но особого успеха не добился: мальчик на все вопросы отвечал тихим голосом, максимально односложно.

Странная ситуация. Он из сиротского приюта, значит, по семье грустить не может. Или, может, все-таки остался у него в приюте кто-то, без кого ему жить не хочется? Ну ладно, с другой стороны, зарядка показала, что со вторым «подозреваемым» — тощеньким маленьким Гийомом — все вроде бы в порядке.

За завтраком тоже было хорошо видно: Финн в еде — довольно вкусной, зря Леу наговаривает — еле ковырялся, а вот тот же Гийом, наоборот, уплетал за обе щеки. Я его даже спросил:

— Что, нравится завтрак?

— Еще бы, господин учитель! — радостно сообщил он, от ушей до бровей перемазанный кашей. — Каша на молоке! С маслом! Я такое и не ел даже ни разу! Мамка по праздникам батьке да старшему братку по кусочку масла положит в миски — и все!

А Финн даже булочку со сладким творогом, которую я, как обещано, купил для него дополнительно в столовой (там имелся прилавок с платными десертами), жевал без энтузиазма. Когда я спросил, ел ли он такое в приюте, он сказал как-то безразлично:

— Ел… Нам господа попечители по выходным приносили сладости.

Опять меня подвели ложные культурные аналогии. То есть именно Гийом у нас чисто недокормленный, а вот с Финном происходит что-то менее очевидное. Интересно, что? Ладно, во всяком случае, накопившийся эффект Дио снял, при всей своей неуклюжей жизнерадостности. Не похоже, что мальчик скопытится прямо сегодня. Постараюсь постепенно разобраться. А пока мне еще лекцию читать.

Причем несколько лекций друг за другом!

Сперва — вступительное занятие у «моих» детишек: первого курса. Потом у них занятия с Дио и мэтром Кулежем, преподавателем алхимии, а у меня в это время общепотоковая ознакомительная лекция для всех первокурсников Академии, тоже по основам некромантии. На которой будут сидеть Леу и Лиихна в том числе. И на закуску — еще математика, снова с «моими» детишками. Потом обед, и потом с моими же детьми занятие «подтягивающими» дисциплинами: чистописание, литература, этикет. О-хре-неть.

Надо думать, под конец дня я до своей квартиры еле доползу.

Первое занятие некромантией с детишками прошло нормально — хотя Питер Эдвардс, ожидаемо, начал выкаблучиваться. Для начала я рассказывал им самые простые вещи: что такое вообще некромантия, какие у нее возможности, какие опасности, какие некромантам самим надлежит соблюдать правила. Например, рассказал о том, что некромант обязан раз в три года проходить регистрацию в специальном бюро в Палане, что покровителем некромантии считается бог Воды, и не худо бы благодарить его за успешные ритуалы (на этом месте сердце у меня слегка сжалось, как всегда последнее время, когда я думал о боге Воды, но я быстро задавил это чувство). Кроме того, я рассказал о том, что если некромант убивает чужую душу, то необратимо теряет свою — об этом тоже надо помнить.

— На самом деле это касается всех магов, — сказал я. — Убийство чужой души разрушает собственную. Убийство тела — нет, оно богов волнует постольку-поскольку.

— Но позвольте, профессор, — протянул Питер, лениво приподнимая руку над партой. — А как же жертвенные големы? Черные артефакторы приносят в жертву людей с ядром, получают в результате голема с ядром и остатками чужой души — однако их собственная душа от этого не разрушается!

М-да, умудрился найти мою больную мозоль! Правда, ему откуда знать-то, что это больная мозоль? Ночку он не видел, а если бы даже видел, откуда ему знать, что она — жертвенный голем, а не голем с ядром животного или ядром, извлеченным из предыдущего изделия?

— С чего вы взяли, что душа не разрушается, Питер? — спросил я его нарочито мягким тоном.

— Ну как же. Есть черные артефакторы, которые десятилетиями мастерят големов.

— А есть личи, которых ловят и упокаивают спустя столетия, — холодно сказал я. — Разрушенная душа не видна снаружи человеческими глазами, для этого нужен ритуал Истинного зрения. Я уже советовал вашему коллеге Арталону-Дерагону обзавестись друзьями среди паладинов Света или королевских рыцарей, повторяться не буду. Вместо этого вот вам домашнее задание: найдите в библиотеке книгу «О мучениях души» Аристокла Эдерского, копия должна быть, это хорошо известное издание. Он обладал истинным зрением и отличным художественным даром, так что книга снабжена весьма подробными рисунками распадающихся душ. Жду к следующему уроку подробный отчет с описанием по крайней мере пяти рисунков и пяти приведенных там… — я чуть было не сказал «кейсов», но вовремя поправился: — случаев. Или срисуйте иллюстрации, если вы сами умеете.

Мальчик не показал вида, но мне показалось, что он все-таки поскучнел. Ладно, на следующем занятии действительно проверю. Так случилось, что эту книгу я даже читал — Рагна мне показала, у нее в библиотеке имелась копия. И рисунки там… ну, скажем так, очень натуралистичные. Согласно Аристоклу, разрушенные души выглядят плюс-минус как самые отвратительные зомби, созданные фантазией голливудских художников.

Очень скоро я понял, почему Питер держался так уверенно и развязно: оказывается, он уже занимался некромантией дома — родители приглашали ему преподавателя. Он еще несколько раз влез с поправками, когда я касался разных аспектов некромантии, пришлось его также несколько раз срезать. У меня даже мелькнула мысль, не уступить ли ему демонстративно учительский стол и не посмотреть ли, как он будет выкручиваться, но я отказался от этой мысли. Прием хороший, если имеешь дело с ребенком небольшого возраста и невеликого ума. Но Питеру уже четырнадцать и в целом он мне показался парнем сообразительным. Он вполне может начать валять дурака и распустить всех учеников отдыхать или, наоборот, задать им контрольный диктант.

В общем, кое-как занятие я провел, но сделал себе пометку: надо будет придумать, как «срезать» этого типа раз и навсегда. Какое-то достаточно резкое наказание, которое его напугает. Или публично посадить его в лужу перед всеми. Собственно, несколько вариантов такой посадки всплыли у меня в голове еще во время первого урока, но я поостерегся: сам-то я колдовать не могу! Если бы мог, все было бы проще. И еще один фактор: мне бы не хотелось выступать перед остальными учениками человеком, который срезает им крылья.

По сравнению с этим общеакадемическая лекция по некромантии прошла гораздо проще. Как-то я присутствовал на общеуниверситетской лекции по астрономии, где вылез какой-то химик-всезнайка и начал поправлять лектора, что, мол, встречающиеся в пустоте между звезд соединения не могут называться «молекулами», а могут только быть «свободными радикалами». Астроном попытался отмахнуться от этого возражения, мол, у химиков свои термины, у астрономов свои — и в зале поднялся ропот.

Вот я опасался чего-то подобного — что юнцы с соседних факультетов начнут возражать против терминов, мол, надо говорить не «немертвая химера», а «некроконструкт» и тому подобное. Поправки не по существу, но очень утомительные. Отвечать на них долго, а если не отвечать, теряешь авторитет.

Однако никто с подобными замечаниями не вылез, и даже шума на лекции почти не было — аудитория сидела и внимательно слушала. Ай да я, ай да молодец!

Я уж было возгордился мастерством лектора, но потом поймал обрывок разговора между выходящими из аудитории студентами:

— Ф-фух, самая страшная лекция прошла — и ничего, живы!

— Ага, я тоже боялся, что если шуметь будем, он нас сразу упокоит! Или руки-ноги отсушит!

— Или кошмары нашлет!

— Или скелетов своих выпустит, чтобы нас скрутили!

— Или понос устроит!

— Или сыпь!

Дальше я уже не слушал: ребята явно просто соревновались друг с другом, перечисляя неприятности, которые может устроить некромант.