Невестам положено плакать (СИ). Страница 33

– Принеси хорошей браги, а лучше – мёда.

Слуга вновь раскланялся и вышел за дверь. В замке с щелчком повернулся ключ.

Марик вернулся к столу, Гленна старательно пила суп, хотя горло сдавило.

Они молчали, пока она не закончила, затем, Марик сказал:

– Вчера я был при дворе Тибальда.

Гленна посмотрела на него. Она не знала, что именно собеседник увидел в её глаза: испуг или удивление. Только тот, улыбнулся ей, точно провинившемуся ребёнку, которого не собирались наказывать за проступок, в котором он винился.

– Меня уверили, что королева Онора больна, что хворь её заразна, а потому увидеть её я не смогу. Это подтвердил лекарь, и посланный мной слуга, который теперь остался в замке Тибальда: ждать проявится в нём поветрие, или же пощадит.

В дверь постучали. Марик поморщился, но встал. В комнату вошла женщина с кувшином Лорд закрыл за ней дверь, а затем плеснул из кувшина в обе принесённые кружки. В воздухе запахло брагой и сладостями.

– Я поверил в болезнь королевы, – продолжил Марик,– только есть одна загвоздка.

Он ткнул пальцем в Гленну, точно она – царапина на поверхности искусно отполированного браслета, которая испортила весь труд несчастного мастера.

– Мне сказали, что и личные слуги, и приближённые Оноры – больны или, вовсе, прекратили свой земной путь. Вы ведь, не призрак, леди Гленна?

Он улыбнулся собственному остроумного замечанию, но Гленне весело совсем не было.

– Как же так вышло, что вы здесь? Да ещё и обряженная в лохмотья.

Гленну смутило его замечание. Будто бы имело хоть какое-то значение то, что её платье, совсем недавно новое и опрятное, теперь износилось. Ему, как и Гленне, пришлось немало пережить. Девушка напомнила себе, что истинно важно только это.

Она уже было открыла рот, но осеклась. Она взглянула на Марика и в который раз подумала: не зря ли она доверилась ему? Просто понадеяться на его благородство? Могла ли она позволить себе это?

Тайна, которую хранила Гленна, весила слишком много, чтобы просто так доверить её кому-то. Даже ирландцу, даже лорду её Родины.

Даже Борсу она осмелилась поведать о произошедшем лишь после многих трудностей, которые он помог ей пережить. Ему доверять было намного проще с самой первой минуты знакомства.

– Не станете мне рассказывать, леди? – спросил Марик, истолковав её молчание, в общем-то, верно.

Она мотнула головой, а, затем, сказала:

– Не истолкуйте мои слова как оскорбление, мой лорд. То, что произошло со мной – дело не только моё, королевы Оноры и короля Тибальда, – Гленна запнулась, произнося имя язычника, – это касается будущего всех нас. Потому, я расскажу это только королю Эггу. Он должен знать, что произошло.

– Вот как, – сказал Марик.

Он не выглядел удивлённым, тем более – разгневанным. Лорд отпил мёда из кружки.

– Скажите только одно, леди Гленна: верно ли я понимаю, что вас уже не было в замке к тому времени, как стала жертвой хвори королева? Верно ли я догадался, что в пути вы были не один день? Сколько же?

– Я покинула замок в день свадьбы, – Гленна удивилась тому, как твёрдо звучал её голос, – и не сделай я этого – уже была бы мертва. Большего я не могу вам сказать.

Мгновением позже Гленна испугалась собственной смелости. Она схватилась за кружку и сделала большой глоток. Хмельной мёд и впрямь был сладок.

Марик молчал долго. Слишком долго для человека, который понимает, сколько времени провёл в размышлениях. Гленна опасалась смотреть на него.

– Я королевский посланник, – сказала Марик, наконец, – вы могли бы довериться мне, леди.

Гленна промолчала. Она ждала уговоров, ей даже, отчасти, хотелось им поддаться. Рассказать всё, как есть, разделить эту ношу с монаршим поверенным – будь, что будет. Только, она не могла этого сделать. Ей казалось, что расскажи она всё Марику как есть – он не поверит ей. Ведь то, что она говорила означало войну меж двумя народами, которые жаждали мира. Тогда, лорд Марик повесит её как подстрекательницу, а то и вовсе отдаст людям Тибальда. Конечно, ей было страшно за свою жизнь. Ещё она опасалась, что погибнет зазря, а король Эгг так и не узнает правды о конце своей младшей дочери.

Не узнает правды о судьбе обеих его дочерей, отправленных за море.

– Я не знаю, что написано в грамоте с королевской печатью, которую ношу при себе, так же как и не знаю, что вам так нужно передать лично королю и никому другому. Я посланник, моё дело – доставить оба послание.

Гленна затаила дыхание.

– Я провожу вас к королю Эггу, но если окажется, что ваша тайна не стоит внимания монарха – буду просить лично покарать вас за непочтительность, леди. Кроме того, как бумага у меня за пазухой, вы будете при мне всё время пути. Я жду послушания, леди Гленна.

Девушка кивнула, от радости всё внутри трепетало. Она враз позабыла и о стёртых ногах, и о засаленном платье, об усталости и зарождавшейся между рёбрами простуде.

– От всего сердца благодарю вас, мой лорд, – сказала она.

Отчего-то в душе не воцарилось спокойствие. Двоякое чувство не давало Гленне радоваться в полной мере. Девушка не понимала, что говорит в ней: предчувствие скорой беды или вошедшее в привычку ожидание опасности.

***

Они сели на корабль в тот же день. Гленна была уверена: Борс придёт. Тогда она попросит Марика ещё об одной услуге: дать место путнику. Двум, если быть точнее: Борсу и Пурке.

Только охотник не ждал её в трапезной зале, не стоял он на улице у дверей странноприимного дома. Она не увидела его среди людей, пока они шли к берегу. В очередной раз Гленна обернулась тогда, когда они ступили на деревянные мостки.

– Вы кого-то ищете, леди? – спросил Марик.

Первым порывом Гленны было солгать.

– Да, – ответила она, – меня сопровождал человек. Он охотник с рыжим псом при оружии, благодаря ему я спаслась от множества опасностей.

Марик кивнул.

– Был такой, – сказал он, – имени не назвал, но сказался вашим стражем. Я велел отплатить ему серебром за старания и отпустил с миром.

Внутри что-то тяжело упало к самым ногам.

– Он знал, что я…

Она запнулась.

– Что вы теперь среди друзей и отправитесь под моей опекой в Ирландию? Да, – подтвердил её опасения Марик, – к чести его скажу: серебро он взял только после того, как убедился, что мы и впрямь отвезём вас домой. Удивительная преданность для наёмника.

Каждое его слово заставляло сердце Гленны болезненно сжиматься. Её замутило, будто бы они уже были на корабле. Пальцы её рук сжались так сильно, что девушка ощутила, как впивается в кожу материнское кольцо. Она нехотя постигала смысл сказанного: Борс не придёт. Он взял серебро и покинул её, будто бы не было меж ними ничего кроме этого.

Тут-то она и поняла: он ни разу не сказал ей, что отправится к Ирландскому берегу. Он не собирался покидать берег Англии так же, как она не собиралась на нём оставаться. Ей стало невыразимо тоскливо от этого открытия.

Борс обещал помочь ей найти корабль, который доставит её домой. Он выполнил своё обещание.

Её ответили в укрытие из ивняка, подобное тому, в котором началось их с Онорой столь неудачное путешествие. Сундук, покрытый мехом походил на тот, на котором восседала принцесса. Гленна так живо представила её, старательно скрывавшую слабость от качки. Как ей, должно быть, было страшно в тот день! Сейчас Гленна понимала, что иначе быть не могло. Просто Онора, в отличии от Гленны, всегда была на виду и понимала это. Она научилась выглядеть уверенной до надменности, а по сути, возможно, мало отличалась от своей единокровной сестры.

Гленна не стала садиться на укрытый мехом сундук. Она вышла наружу сразу же, как только почувствовала движение корабля, покидающего чужие пределы.

Гленна стояла, держась рукой за опору плетения. Ей хотелось посмотреть на берег Ирландии, убедиться, что он и правда ждёт её, а они движутся ему навстречу. Только девушка не могла отвести взгляд от удаляющейся чужбины. В конце концов, именно здесь она пережила самые страшные и самые значимые дни своей жизни. Здесь она поняла, что могла бы стать соратницей Оноры, осознала, что чтит её не только из чувства долга, но и за храбрость. Здесь она была вынуждена открыть в себе силу, которой прежде не ведала: умение преодолевать вещи страшные, с которыми далеко не каждый мог справиться.