Невестам положено плакать (СИ). Страница 27

– Трудно сказать, – ответил Борс, – таких созданий убить сложно. В любом случае ни она, ни то чудовище, что ей служило, не способны перейти проточную воду.

Гленна смутно вспомнила ручей, который Борс так торопился пересечь, когда цокот копыт зазвучал за их спинами. Чудовищная лошадь, копыта которой превращались в рыбий плавник, не была способно преодалеть такое, казалось бы, незначительное препятствие. Значит, всё, что говорит Борс правда, какой бы странной она ни была.

Воздух пах летом и влагой, до ушей донёсся рокот приближающейся грозы. Гленна в задумчивости крутила кольцо на пальце. Одна сказка оказалась ложью, другая – былью. Заржала лошадь. Гленна испугалась, что их убежище нашёл кто-то чужой.

– Это наша лошадь, – сказал Борс, заметив её смятения.

Это брошенное невзначай «наша» взволновало Гленну. Настолько, что она не сразу смогла собраться, чтобы спросить: откуда она взялась.

– Люди, которые напали на нас, ехали верхом. У них были лошади и кое-какая поклажа. Не пропадать же.

Борс пожал плечами. В его голосе не было хвоставства, хотя он имел на него право. Выходило, что охотник сумел справиться с тремя вооружёнными и обученными людьми, взял трофеем меч, лошадь и, похоже, несколько шерстяных одеял добротной работы. Гленна только сейчас заметила чем застелена её постель.

Она, было, удивилась, что чужая лошадь так легко пошла с Борсом и не пыталась сбежать сейчас, но вспомнила, как мужчина обходился с пегой кабылой, украденной, но готовой служить. Ей вновь пришло в голову, что Борс похож на простолюдина чуть ли не меньше, чем лорд Хойт. Он был обучен воинскому искуству, знал языки, а благородство его сердца делало честь многим высокородным.

Дождь застучал по листьям деревьев, по крыше, созданной искусным зодчим.

Девушке в который раз остро захотелось спросить, кто он и откуда, но она не стала этого делать. Она ведь обещала. Хотя, спроси Борс вновь о том, что произошло с ней, теперь Гленна рассказала бы всё от начала и до конца. Она стала доверять охотнику. Правда, это не значило, что он тоже доверяет ей. В конце концов, что она принесла ему, кроме бедствий, которым не было числа?

Глава 10. Руины и дождь

Шум дождя гулял под каменным сводом, то слабея, то становясь сильнее. Гленна слушала, как меняется голос дождевых капель, когда Борс уходил в лес, оставляя её одну. Ей было лучше, но тело было истощено. Не только из-за отравления, которое чуть не стоило ей жизни, но и по вине бесконечных горестей, которые принёс ей долгий путь домой. Силы покидали девушку очень быстро, руки и ноги были непривычно слабыми. Она много спала. Когда Гленна закрывала глаза, чтобы уснуть, зябко кутаясь в шерстяное покрывало, ей слышался в звуке ливня рокот далёкого моря, за которым был её дом. Грозовые тучи странствовали по миру и много чего видели. Им, должно быть, дорога до Ирландии казалась пустяком – точно порог перешагнуть. Хотела бы Гленна уметь так же!

Девушка с малых лет любила рассказы путешественников, баллады о беглецах и героях, о потерянных возлюбленных, которые ищут друг друга во всех концах света и, в конце концов, находят. Правда, для себя она подобного не желало. Известное дело: что хорошо для слов филидов, то в жизни вовсе не мёдом писано.

Гленна вздрагивала от каждого шороха. Она не хотела всматриваться в силуэты укрытых дождём деревьев всякий раз, когда Борс возвращался с дичью или пучком трав из чащи, или когда Пурка бегал в кусты за непугаными белками. Только поделать с собой ничего не могла. Чувство близкой опасности делало Гленну ещё слабее.

– Здесь мы в безопасности, Гленна, – уверял её Борс, – если бы это место так просто было бы найти – давно бы уже растащили всё по камешку на дома, заборы и свинарники. Может, лихие люди бы поселились, но просто так стоять бы всё это здесь не осталось.

Гленна верила, что Борс знает о чём говорит. Она и сама видела, что остаётся от дворцов и храмов, что строили в землях Англии во времена римских владык: разбитая статуя, да пара не пригодившихся обтёсанных камней, поросших вьюнком и лишайниками.

Гленна почувствовала себя лучше на второй день после начала дождя: она поняла, что хочет есть. Борс сварил для неё какой-то горький отвар в глиняной кружке, и подал два сырых яйца, содержимое которых Гленна не раздумывая выпила. Маленькие и безвкусные, они, казалось бы, не могли по-настоящему утолить голод. Только стоило закончить нехитрую трапезу, девушка почувствовала себя куда живее, чем было прежде.

Затем Борс рассказывал ей о лошади в рыжих пятнах, тихое ржание которой Гленна то и дело слышала. Та стояла за каменной стеной, совсем рядом. Там Борс соорудил для кобылы убежище от дождя и ветра. Затем он поведал ей о том, что совсем рядом был спуск к реке, откуда он носил воду, перечислял названия растений и птиц, которые видел по пути. Описывал ловушку на мелкую дичь, которую он поставил сегодня утром. Девушка слушала, чувствуя как дрёма медленно зарождается в её теле. Голос Борса приносил приятное успокоение.

– Здесь можно было бы жить круглый год, да жить неплохо, – сказал в конце концов Борс, улыбчивый и довольный.

Гленна почти спала, положив обессилившую руку на пушистый бок Пурки. Ей было тепло и спокойно. Так, как не было очень давно. Засыпая, она почувствовала ласковое прикосновение к своей щеке. Может быть, ей показалось.

***

На следующий день она очнулась под пение рассветных птиц и поняла: выздоравливает.

– Очнулась рано, – сказал Борс, – возвращаешься к жизни?

Гленна улыбнулась охотнику, тот улыбался в ответ, совсем по-мальчишески. Щетина уже окончательно превратилась в короткую бороду. Неожиданно, Гленна подумала: теперь всё запуталось окончательно. Неясно было, как вернуться домой, схорониться от преследований, сколько понадобится времени королю Эггу, чтобы покарать Тибальда?

Гленна даже не знала, где находится, эти мысли не просто тяготили её. Они обрушились на девушку зимним шквалом, грозя сбросить в море и утопить…

– Гленна, на тебя вновь хворь напала? – спросил Борс.

Она мотнула головой.

– Просто не знаю, что будет.

Борс усмехнулся.

– Этого не знает никто из смертных людей, – справедливо заметил он, – только Бог, да пророчествующие безумцы. Сейчас тебе нужно набираться сил. Может споёшь что-нибудь? От славной песни дурные мысли разбегаются.

- Боюсь, от моих песен, разбегутся ещё звери и птицы.

Борс рассмеялся, Гленне тоже захотелось улыбнуться.

– Тогда позволь мне развлечь тебя историей, леди.

Он рассказывал о рыцаре, что пришёл из страны Авалон, в запряжённой лебедями колеснице, о прекрасной деве, которую он спас, но покинул потому, что она не сумела соблюсти данных клятв, а оттого потеряла право быть с ним рядом… Эту историю Гленна знала. Рассказал Борс и другую. О рыцаре Ланцелоте, который полюбил королеву Гвиневру. Это была печальная судьба: полюбить не просто чужую жену, но жену своего короля. Влюблённые были наказаны за предательство. Ведь измена рыцаря вдвойне страшнее, когда она совершена не в бою, а под крышей дома господина, который привечает его.

Борс рассказывал о Ланцелоте и неверной королеве иначе. В его истории Артур отпустил королеву, выбранную для него, когда великий король был ещё мальчиком. Он благословил её на брак с рыцарем, который полюбил ту, на которую и взглянуть не должен был.

– У нас рассказывают иначе, – сказала Гленна.

– Я знаю. В этих землях тоже чаще услышишь о том, как Артур наказал неверную жену и казнил рыцаря, посмевшего его оскорбить. Только одно все упускают: Артур был милосердным и мудрым. Разве мог он счесть за оскорбление то, что кто-то полюбил ту, к которой он сам был безразличен? Тем более, его рыцари преломляли с ним хлеб и проливали кровь во имя спасения.

Гленна возразила.

– Всё равно: отсутствие любви не оправдывает неверность.

– Отсутствие любви – не оправдание. Это большая беда и причина бед ещё больших. Артур слыл мудрецом и понимал это.