Мёртвые души. Книга 1 и Книга 2 (СИ). Страница 68

Чудовище ревёт вновь, и я понимаю: она не просто разозлена. Она боится.

Я — не добыча. Я — заноза.

А это уже игра с огнём.

Ветер режет лицо. Хлещет, как кнутами. Глаза слезятся, но я не отпускаю шип — держусь, прижавшись к спине виверны, словно клещ. Каждый взмах её перепончатых крыльев отзывается глухим гулом внутри черепа. Мы — где-то между небом и ничем. Под нами: уже не видно земли, только туманная муть, как седое марево над смертью.

Моя ладонь сжимает дубину. Остаток древка, треснувшего о гиганта. Бесполезно? Возможно. Но я занёс его и ударил изо всех сил в основание крыла.

ХРЯСЬ!

Виверна взвизгивает. Дёргается в воздухе. Один из её взмахов сбивается, и мы резко проваливаемся на пару десятков метров вниз. Меня подбрасывает, но вторая рука цепляется за шип, и я снова прижимаюсь к спине. Плечо горит — кажется, дёрнул сухожилие. Плевать.

Снова замах. Бью в бок, в межчешуйчатое пространство — в кровь, в гной, в живую плоть. Бью с яростью, с проклятием, с надеждой на чудо.

ШВХХРРРРРРРРРР!!!

Она взвивается выше.

Чёрт. Она не падает. Она упрямая, как и я.

И поднимается всё выше, выше…

Я чувствую, как грудь сжимается. Воздух разрежен, холод проникает под кожу, под кости. Пальцы сводит. Лёгкие жгут. Сердце стучит где-то в горле.

"Если убью — упаду. Если не убью — она меня сбросит."

Сценарии смерти разлетаются в голове, как стеклянные осколки.

Я цепляюсь за один: убить — но не сразу. Убить — у земли.

Я должен дожить до момента, когда она начнёт снижаться. Надеяться, что будет ранена, что захочет добить меня на земле. Или на своей проклятой высоте просто не выдержит.

Я бью ещё раз — по суставу крыла, по основанию лопатки. Кровь хлещет. Монстр кувыркается, и я срываюсь, но успеваю схватиться за другой шип, вися вниз головой, чувствуя, как ремень с последним ножом соскальзывает с плеча.

Виверна ревёт и резко пикирует.

Кажется, она решила. Мы падаем. Вместе.

Я чувствовал, как воздух сжимается под нами. Земля — это уже не абстракция где-то там внизу. Это чёрная масса, растущая с бешеной скоростью. Каждую секунду — в разы ближе. Каждый вдох — как последний.

И тогда я отпустил.

Нет, не сдался. Отпустил — вовремя.

Оттолкнулся ногами от виверны, как от горящей балки, взрыва, судьбы — чего угодно, лишь бы выжить. Меня отбросило в сторону, резко, больно, беспорядочно. В ушах — только свист и стук крови. Я кувыркаюсь в воздухе, как тряпичная кукла, и вдруг — удар.

Удар не такой страшный, как я ожидал.

Склон. Песок. Глина. Я ударяюсь плечом, кручусь, ломаю ветку, и потом — тишина. Только кашель, вкус крови на языке, и грохот обрушивающегося тела виверны — уже в десяти метрах.

Она — вздыбленным телом в пыльной воронке, одно крыло вывернуто назад, как сломанное весло. Кровь с шипением разъедает почву. Монстр дёргается, пыль окутывает его, словно саван.

— …Жива… — выдыхаю я, еле-еле вставая на четвереньки. Пальцы дрожат. Колени в хлам. Всё болит. Внутри — будто гранату разорвало..

Виверна рычит, но крыло даже не поднимается. Она пытается встать — и снова падает. Её пасть судорожно хватает воздух, она раздирает когтями землю, словно пытается закопать собственную ярость.

— Всё, твоё небо кончилось, тварь, — хриплю я, подбирая с земли обломок дубины. Он треснул пополам, но пока что — это всё, что у меня есть.

Судорожный вдох. Один шаг. Второй.

Она видит меня. Поворачивает голову. Рычит. А я иду. Медленно. Уверенно. Словно всё внутри не ломит, а горит огнём победы.

Сейчас мы узнаем, кто из нас падал зря.

Я подхожу ближе, чувствуя, как земля будто сопротивляется каждому шагу. Она дрожит под телом раненой виверны, и каждый её вздох — как рев грохочущей печи. Кровь заливает округу, разъедает траву, оставляет следы дыма и шипения. Вонь — едкая, обжигающая. Пахнет серой, медью и жареным мясом.

Виверна рычит, пытается развернуться, встать хотя бы на передние лапы, но её сбитый баланс и перебитое крыло делают её жалкой. Жалкой, но всё ещё смертельно опасной.

Я бегу. Уже не думаю, не анализирую. Просто вперёд, как по накатанному инстинкту.

Она замечает. Поворачивает морду. Оскал. И — выпад. Лапа с острыми, как серпы, когтями режет воздух, едва не снося мне голову. Я падаю на живот, кувыркаюсь вбок, подскакиваю на ноги и бью изо всей силы обломком дубины по суставу передней лапы.

Хруст. Виверна взвыла.

Я едва успеваю отскочить, как хвост мечется сбоку. Меня подбрасывает в сторону, я сбиваю дыхание, падаю на спину, мир кружится. Кислорода не хватает, рёбра будто пробиты. Но я встаю. Уже не думаю, как — просто поднимаюсь, кашляя кровью, сжав дубину, будто это и не оружие вовсе, а мой последний шанс остаться живым.

Ещё один удар. Бок виверны. Ещё — по глазу, когда она опускает голову. Снова по лапе. Я двигаюсь быстро, вокруг неё, как злая мысль, не давая времени собраться, отдышаться, ударить в ответ.

— ДА ПАДАЙ ТЫ УЖЕ! — кричу, срывая голос, вгоняя осколок дерева ей в шею.

Она пытается схватить меня пастью — но я уже на спине, выше, между лопатками. Бью. Бью снова. Она дёргается, бьётся в ярости, но теряет силы. Крыло хлещет воздух — беспомощно, бессильно. Когти царапают пыль.

Последний вздох. Последний рывок.

И — тишина.

Я остаюсь сидеть на её спине. Всё моё тело пульсирует. В ушах звенит. Руки дрожат. Мир медленно — очень медленно — возвращается ко мне. Только теперь я понимаю, насколько близко был к гибели. Насколько глубоко уже погрузился в это мясорубочное безумие.

— Ну, хоть летать ты больше не будешь, — выдыхаю, упав на бок.

Пусть портал подождёт.

— Одержана победа в сражении.

— Получено: 25 000 универсальных единиц энергии.

— До следующего уровня средоточий: 25 000 единиц энергии.

— Получена вторая часть доспеха Посланника Бога Войны: «Шлем».

Я даже не успел полностью отдышаться, как в воздухе, словно удар колокола, разносится металлический звон. Он не ушам — он глубже. Где-то в груди, в костях, в самой структуре сознания.

Передо мной — плавно вращающееся изображение шлема. Не просто куска металла, а чего-то гораздо большего.

Он словно вырезан из ночи. Тусклый блеск, как у чернёного серебра, линии — гладкие, обтекаемые, почти органические. Гребень по центру — не декорация, а вспышка запертой ярости, как будто он удерживает в себе сгусток первобытной воли. Глаза — закрыты, но мне кажется, что сквозь щели шлема кто-то смотрит на меня. Молча. Внимательно. Тяжело.