Порядок подчинения (ЛП). Страница 30

Вереница грузовиков, перегородивших шоссе на повороте, казалось, была прямо перед ним. Хотя до них оставалось еще по меньшей мере полторы мили, при его скорости он преодолеет это расстояние в спешке. Мэйс пытался снизить скорость большого бомбардировщика небольшими изменениями мощности, но тепловые потоки, исходящие от шоссе, поддерживали его, не позволяя мягко приземлиться на землю. Он был высок и быстр, у него не осталось шоссе. Когда он доберется до грузовиков впереди, и он, и Парсонс погибнут в захватывающем огненном шаре. У него оставался только один шанс спастись… Пожалуйста, Боже, безмолвно молился он, не дай ядерному оружию взорваться.…

Мейс перевел дроссельную заслонку на холостой ход и вернул рукоятку стреловидности крыла в положение блокировки на 54 градуса. Это сбросило все до последнего эрг подъемной силы, оставшейся в F-111G, и он опустился хвостом вперед почти вертикально вниз. Внезапная потеря мощности отключила резервную гидравлическую систему, и Мэйс внезапно вообще потерял контроль над направлением движения — он оказался в руках богов, тех самых, которых Дарен Мэйс выводил из себя почти всю свою жизнь.

Сначала поражаются хвостовые перья, окружающие выхлопные патрубки двигателя, сминая металл о разрушенный двигатель и мгновенно воспламеняя некоторое количество топлива или гидравлической жидкости и вызывая черный, дымный пожар в кормовой части моторного отсека. Основные грузовики сильно ударились, взорвав правую шину и вызвав небольшой пожар в кормовом колесном отсеке. Третий удар пришелся в носовую часть, частично выдвинутая носовая опора мгновенно разрушилась, и Мейса с такой силой швырнуло на его плечевые ремни, что у него перехватило дыхание. Стеклопластиковый обтекатель треснул, оторвался и врезался в ветровое стекло, разрушив то, что от него осталось, прежде чем отлететь.

По-прежнему развивая скорость более 150 миль в час, F-111G съехал с шоссе и понесся в пустыню, угрожая упасть, как дом на колесах, попавший в торнадо. Бомбардировщик начал вращаться на оторванном правом колесе, затем на носу, зарывшись в песок, и, наконец, остановился почти в миле от места приземления, засыпанный песком по самую кабину.

Мейсу потребовалось несколько долгих мгновений, чтобы прийти в себя — внезапный запах горящего топлива и резины немедленно вторгся в его полубессознательное состояние и ускорил выздоровление. Бомбардировщик с двумя ракетами AGM-131X с ядерными боеголовками и примерно пятнадцатью сотнями галлонов авиатоплива на борту был охвачен огнем.

Первым побуждением Мейса было бежать, убраться подальше от горящего самолета, пока что — нибудь не взорвалось, но его пилот, Роберт Парсонс, тоже был в этом самолете. Он мог быть мертв, особенно после катастрофы, но он не мог просто оставить его поджариваться в самолете. Вместо этого он поковылял вокруг разрушенного носа к Роберту Парсонсу. При ударе его ремни безопасности не выдержали, и он упал на колени, кровь покрывала его ноги и грудь, но поскольку бомбардировщик перевернулся на левый бок, его было легко вытащить из самолета. С силой, о которой он и не подозревал, Мэйс протащил пилота через пустыню почти сотню ярдов, прежде чем силы покинули его, и он рухнул на песок.

Уложив Парсонса, он осторожно снял с него помятый шлем. Лицо Парсонса было покрыто глубокими шрамами и кровью, а все бинты Мейса были сорваны порывом ветра. Его левое плечо было вывихнуто и раздроблено. Бинты на груди были целы, но насквозь пропитались кровью. Рана на левой стороне его груди выглядела хуже всего, и Мейсу нечем было прикрыть зияющую, кровоточащую рану, кроме своих рук. Он надавил на открытые ткани — и, к его удивлению, с губ Парсонса сорвался низкий стон. Было ли это просто воздухом из его мертвых легких, выбрасываемым через его — Нет! Парсонс был все еще жив! «О, Господи», — пробормотал Мейс, увидев, как Парсонс шевелит головой и губами. «Боб, ты меня слышишь? Мы в порядке. Мы сделали это. Помощь будет здесь через минуту». Губы Парсонса шевелились, и его кадык дергался, когда он пытался заговорить.

«Не пытайся заговорить, чувак. Ты в порядке. Не пытайся».

Но Парсонс снова ахнул и наклонился вперед, чтобы оказаться поближе к Мейсу. Под звуки приближающихся спасательных команд и срабатывания огнетушителей против огня, ползущего к бомбоотсеку, Мейс наклонился ближе к Парсонсу. «В чем дело, Боб?» — спросил он своего пилота.

«Ядерная бомба … вы не… запускали… ядерную бомбу».

Затем он услышал одно слово от своего пилота, но это было слово, которое должно было изменить его жизнь:

«Предатель», — кашлянул Парсонс. «Ты… гребаный предатель».

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Я ничего не боюсь нравятся напуганные люди. — Роберт Фрост

ДЕВЯТЬ

Овальный кабинет Белого дома, январь 1995 года

Это было очень похоже на государственный визит — почетный караул в аэропорту, приветствие госсекретаря Харлана Гримма, кортеж по улицам Вашингтона и приветствие в Белом доме президента, первой леди, членов Кабинета министров и руководства Конгресса. Приветствие Валентина Ивановича Сенкова, бывшего премьер-министра России, высокопоставленного члена Конгресса народных депутатов и лидера умеренной оппозиции бескомпромиссному российскому президенту Виталию Величко, было почти таким же грандиозным, как и приветствия популярного государственного лидера.

Сенкову было около сорока-пятидесяти, он был высоким, стройным, красивым и неженатым. Он был бывшим полковником СПЕЦНАЗА Красной армии, ветераном Афганистана. Сенков был сильным союзником Бориса Ельцина, ныне свергнутого и находящегося в изгнании бывшего президента России. Когда Ельцин еще находился у власти, Сенков был назначен заместителем председателя Съезда народных депутатов, что является третьей по значимости должностью в новой Российской Федерации. Но с приходом к власти Виталия Величко Сеньков был смещен с этого поста и лишен большей части своих официальных полномочий. Идеологически молодой Сенков был реформатором, который хотел более тесных связей с Западом, и он изо всех сил старался показать миру, насколько захватывающим может быть для россиянина принятие Запада — он установил очень тесные связи со многими западными правительствами и был звездой своего собственного телевизионного ток-шоу в России и в англоязычной версии шоу, показываемого за рубежом. Однако в политике Сенкова качало по ветру. Он старался завести влиятельных друзей как в России (включая военных), так и за рубежом, особенно для того, чтобы показать своим российским коллегам, что такое настоящее западное богатство. Хотя он и не пользовался огромной популярностью у бюрократов или военных, его популярность среди российского народа и людей со всего мира нельзя было игнорировать. Он, безусловно, был очень нетипичным российским политиком.

В Белом доме были обычные возможности сфотографироваться, но вместо того, чтобы сидеть в Овальном кабинете на обычных стульях перед камином в окружении фотографов, президент, который был немного моложе Сенкова и ничуть не менее спортивен, пригласил российского политика поиграть на крытых, утепленных теннисных кортах Белого дома. Президент предпочитал бег трусцой, но он знал, что россиянин любит теннис. Пресса сходила с ума от каждого попадания. Простое «подбрасывание мяча прессе» превратилось в разминку подачи, которая переросла в быструю игру, которая превратилась в сет, который превратился в тотальную битву один на один. Это была напряженная игра, в которой до самого последнего очка не было видно реального победителя — Сенков, всегда политически осмотрительный, проиграл. Они вернулись в Овальный кабинет, чтобы выпить чая со льдом и мороженого. Мороженое было одной из слабостей президента, и оно увеличивало его вес. Прессе разрешили остаться всего на несколько минут, прежде чем ее выпроводили.

«Я хотел бы заявить о настоящей победе, Валентин,» протянул президент со своим глубоким южным акцентом, когда к ним присоединилась Первая леди,» но мне пришлось бороться за каждое очко, и я думаю, вы позволили мне победить».