Телохранитель Генсека. Том 4 (СИ). Страница 11

— В лунном сиянии свет золотится, вдоль по дорожке троечка мчится…

— Время тянет… — я задумчиво смотрел на цыгана. — Нужна санкция прокурора для содержания его в СИЗО еще на месяц. И все-таки детектор лжи необходим — в первую очередь для того, чтобы снять подозрения с Галины Леонидовны.

— Во всем этом чувствуется чужая постановка, — Удилов прошел к двери, потом снова вернулся ко мне. — Сам Буряцо умом не вышел, мелкие аферы — это максимум, на который он способен.

— Я с вами согласен, Вадим Николаевич. Причем цель всей этой постановки даже не драгоценности Бугримовой, а возможность обвинить дочь Брежнева в уголовном преступлении и перед седьмым ноября устроить скандал с привлечением западной прессы.

Я еще раз бросил взгляд в комнату за стеклом. Майор мрачно смотрел на юродствующего цыгана и с трудом подавлял желание врезать ему как следует. А Борис заливался соловьем. Голос у него был богатый, хорошо поставленный, однако романс он серьезно подпортил, исполняя его с цыганскими «переливами».

— Здесь нам больше делать нечего. Театр одного актера, — резюмировал Удилов, приглашая меня к выходу. — Что ж, я сейчас поеду к прокурору, оформим санкцию. А вы…

— А я за Галиной Леонидовной, — перебил я Удилова, пока он не отдал какой-либо другой приказ.

— Вы знаете, где она находится? — кажется, мне удалось его удивить.

— Предполагаю. Где у нас проживает Джуна Давиташвили?.. Мне бы вдобавок очень пригодился ордер на обыск ее квартиры.

Удилов нахмурился:

— По сути мне даже нечем аргументировать эту просьбу…

— А нарушение градостроительных норм? — я знал, о чем говорю. В реальности Владимира Гуляева о квартире Джуны в прессе было много информации. Читал несколько статей о том, в каких хоромах жила «ассирийская принцесса». — А перепланировка в доме, представляющем историческую ценность? Здание на Арбате, имеет охранный статус?

— Ну что ж, правильная мысль, — Удилов внимательно посмотрел на меня и добавил:

— Если даже дом не имеет охранного статуса, то получит его в течение часа. Тем более, что наверняка имеются жалобы соседей, которым раньше не давали ход. Так что можете немедленно выезжать к гражданке Давиташвили. В отличии от нас, УСБ не нуждается во всех этих бумагах и может действовать по ситуации.

Это в 90-х фильмы о «кровавой гэбне» будут показывать «беспредел» правоохранительных органов при советской власти. Когда к герою фильма врываются с выносом дверей, вяжут всех без суда и следствия, и немедленно отправляют в лагеря. Ну-ну, как же! Без санкции прокурора сейчас, в семидесятые, даже плюнуть в чью-то сторону нельзя. И без разницы, в МУРе ты работаешь, или в КГБ.

Я позвонил Рябенко. Доложил обстановку и сообщил, что имею подозрения по поводу нынешнего места пребывания Галины Брежневой.

— Хорошо, Володя. Я сейчас тоже подъеду на Старый Арбат, а ты заранее позаботься вывести Галину Леонидовну оттуда до начала обыска, — распорядился Рябенко.

— На всякий случай скорую организуйте, может понадобиться. Галину Леонидовну не долечили, а недолеченные алкоголики, как правило, срываются в страшный запой и пьют все, что горит. Вряд ли она сейчас будет в адеквате.

Покинув здание, я вышел на крыльцо. Весьма удивился, когда меня остановил полный человек средних лет. Одет он был в хорошую замшевую дубленку, на голове ладно сидела норковая шапка-пирожок, на носу — очки в тонкой золотой оправе, ровно подстриженные усики топорщились над пухлыми губами. В руках незнакомец держал солидную кожаную папку с металлической пряжкой.

— Владимир Тимофеевич, можно вас на секундочку?

Я остановился, с непониманием уставившись на этого мелкого «буржуйчика».

— Окунь Виктор Борисович, член Московской коллегии адвокатов, — представился он. — Вот моя визитная карточка, если вдруг потребуется — обращайтесь. Но, собственно, я обратился к вам по другому делу. Моим клиентом является небезызвестный Борис Иванович Буряца. Артист театра «Ромэн», который, насколько мне известно, находится сейчас в камере предварительного заключения на Лубянке. Так вот у меня к вам предложение, — и он достал из папки стопку исписанных листов бумаги. — У меня имеется заявления Бориса Буряцы о нанесении ему тяжких телесных повреждений. Здесь сказано, что вы избили его без причины, исходя из личных неприязненных отношений. Здесь же сняты все побои, зафиксированы переломы рук — три раза, заметьте. Ушибы разной тяжести и сотрясения мозга. Для простого гражданина это примерно лет пять лишения свободы. Но, учитывая ваше положение и ваши связи, я думаю, все ограничится служебным расследованием и отстранением вас от работы на время проведения этого самого служебного расследования.

— Вы что же, гражданин Окунь, мне сейчас угрожаете? — холодно спросил я. Стало очень интересно, что последует дальше за его угрозами.

— Нет, что вы, ни в коем случае! — Окунь тряхнул головой, его рыхлые щеки мелко завибрировали. — Я просто вас предупреждаю, и предлагаю встретиться в более спокойной обстановке и обсудить это все, придя к взаимовыгодным решениям.

Глава 6

— Интересная формулировка… — я усмехнулся. — Но хорошо, давайте встретимся. Где и когда?

— Зачем тянуть? — адвокат довольно улыбнулся. — Сегодня вечером в ресторане «Арагви».

Это ты не угадал, голубчик, туда я не пойду. Есть более «удобные» места. Я тоже улыбнулся и предложил свой вариант:

— Отлично. Только не в «Арагви», а в ресторане «Пекин». Устроит вас?

— Не-не-не, у меня к сожалению стойкая непереносимость китайской кухни, — очень натурально изобразил испуг Окунь. Хотя, может действительно испугался, ведь ресторан «Пекин» давно и плотно курировал КГБ. — И, знаете ли, полнеть вот начал, потому решил сесть на диету. Давайте тогда выберем место попроще. Например, кафе «Лира».

— Меня устраивает, — кивнув, согласился я. — В семь вечера жду вас там.

Я быстро прошел к машине. Опера, которых дал мне в поддержку Удилов, уже ждали меня возле служебной «Волги».

— Ребята, давайте я спокойно на своей шестерке поеду, все-таки частный визит. Мне нужно примерно минут двадцать. А вы меня подстрахуйте на случай неожиданностей. И гостей, если таковых встретим и попытаются сбежать, задержите обязательно.

— Дом будет блокирован, там мышь не проскочит, — пообещал один из оперов, — И Вадим Николаевич сказал, чтобы до вашего распоряжения мы не дергались, но были наготове.

— Вот и правильно. Поехали.

Вскоре мы прибыли на место. Квартира Джуны находилась в доме номер двадцать восемь дробь один, во втором строении. Я поднялся на четвертый — мансардный — этаж и позвонил в дверь. Тишина. Продолжал давить на кнопку звонка, пока за дверью не послышались шаркающие шаги. Дверь приоткрылась на ширину дверной цепочки и я увидел пожилую женщину кавказской национальности.

— Чего звонишь? Кто такой? Джуна Евгеньевна тут не принимает. Езжай на Николопесковский, там сам в переулке найдешь. Если сюда пришел, там тоже не заблудишься.

Она хотела закрыть дверь, но я вставил ногу в щель и сунул ей под нос удостоверение.

— Двери откройте, пожалуйста, — спокойно потребовал я, но женщина навалилась на дверь, при этом возмущаясь:

— Зачем рвешься, как будто тебя мать не учила быть вежливым? Чему мать тебя учила, а? Сказала же, Джуна Евгеньевна не принимает! Сейчас нельзя ей мешать — с ангелами беседует!

— Я тоже, гражданочка, ангел… правосудия, и тоже хочу побеседовать с Джуной, — я сильно толкнул дверь плечом, цепочка звякнула, вылетев вместе с защелкой, на которой держалась.

— Э, зачем так делаешь, а⁈ Сказал бы сразу, что важный человек, я бы сразу открыла, да, — женщина отступила в сторону и что-то закричала на грузинском.

Я отодвинул ее в сторону и быстро прошел в просторную прихожую.

Квартира Джуны была огромной — сто восемьдесят восемь квадратных метров. Искать здесь кого-то будет непросто. Но мне и не нужно заглядывать в каждую комнату — я ведь могу «услышать» мысли всех, присутствующих в квартире.