Сибирский вояж. Страница 7

— Да уж не забуду. Проходьте, гости дорогие! — и Глафира юркнула в дом.

Избу эту Михеич срубил лет двадцать пять назад, когда его, молодого специалиста после окончания лесотехнического факультета технологического института направили хозяйничать сюда, в глухие по тем временам места. Точнее, сам сюда напросился, логично решив, что по-молодости всё равно, с чего начинать, а чтоб жизнь понять, лучшего места не найти. И начал со строительства избы… Построил, да так и остался, женившись через пару лет на миниатюрной и спорой в работе Глафире…

Вошли в дом. Женщина засуетилась по-хозяйству, а мужчины расположились за массивным и крепким, впрочем, как и всё в этом доме, столом.

— Михеич, всё хотел спросить, а как вы с Михаилом познакомились? Вроде бы и пересечься негде было…

— Всё-то тебе интересно, — попытался встрять Михаил. — Ничего в этом занятного нет.

— Не скромничай… — Михеич погладил бороду. — Учились мы в одном институте. Только я после армии и чуток раньше поступил, а он после школы. Там Мишаня мне и стал как брат. Это теперь он Михаил Петрович, а раньше-то ещё с института все его Шефом звали.

— Брось языком попусту молоть, — вновь встрял Михаил. — Давно это было. Уже забыть пора.

— Да об этом надо на каждом углу кричать…

— Скажешь тоже… — миролюбиво пробурчал Михаил, но больше спорить не стал.

Владимир слушал эту перебранку двух приятелей, не вмешиваясь. Знал, уж если Михеич решил, то никакие уговоры его не остановят.

— А пошло это вот откуда… — начал свой рассказ хозяин заимки.

Михаил с первого дня учёбы выделялся среди сокурсников завидной целеустремлённостью, серьёзным отношением к учёбе, общественной работе, да и к жизни вообще. Уже на первом курсе его выбрали секретарём комитета комсомола сначала курса, а вскоре и института. Общественная работа не мешала ему хорошо учиться, он прекрасно совмещал обязанности молодёжного лидера и успешного студента.

Однажды, когда проходило заседание актива, на котором обсуждалась помощь подшефному детскому садику — была тогда такая практика, к ним буквально ворвался Иван — широкоплечий сибиряк — и во всё своё лужёное горло заорал:

— Шеф, всё пропало, шеф! Чё делать будем? — глаза широко распахнуты, брови вздёрнуты, щёки так и пылают.

Поначалу все замерли от неожиданности и мощи такого напора. Потом кто-то первый хихикнул, а следом буквально заржали все, памятуя эту самую фразу Папанова из фильма «Брильянтовая рука».

Иван непонимающе, дико вращал зрачками, глядел на всех и по-прежнему, немного сбавив темп, автоматически повторил:

— Шеф, всё пропало, шеф… Чего делать-то будем?

— Ваня, успокойся. Что случилось? Говори толково, — первым, как и подобает, пришёл в себя Михаил.

— Да завхоз, зараза, куда-то слинял. Сказали, сегодня его уже не будет, а завтра выходной. Шеф, чем же мы будем в садике потолки белить? Обещали ведь помочь, а он… зараза!

— Зачем нужен завхоз, когда наши шефы нам целый мешок побелки выдали? Вон стоит, — кивнул в сторону двери Михаил. — Можешь забирать.

— Наши шефы для наших подшефных… Чего ж ты молчал, Шеф?

И вновь раздался заразительный смех. И долго не смолкал. Иван же удивлённо оглядел всех: чего это они? Подхватил мешок и вышел из комитета.

— С тех самых пор Михаил и стал Шефом, — Михеич no-привычке вновь пригладил бороду. — Но это так, вступление, присказка. Сказка ещё впереди…

Прежде всего, небольшой экскурс по, так сказать, местам нашей боевой славы. Мещера… Волшебный край. Страна озёр, болот и лесов простирается на многие километры по территориям трёх областей — Московской, Владимирской и Рязанской. Тёмно-коричневая вода озёр и рек, как и наполненный дурманящей хвоей воздух, обладают сильным бактерицидным действием, способствуют скорейшему заживанию ран, защищают от разнообразных инфекций, простуд и всяких респираторных заболеваний. Да и вообще Мещера, пожалуй, самое красивое и удивительное место средней полосы России.

Так писал о Мещерской стороне Сергей Есенин:

Нельзя не согласиться с поэтом. Огромное количество полных дичи лесов, рыбных озёр и студёных чудодейственных родников, окутанных множеством легенд и преданий, манят сюда бесчисленных ценителей природы. Вот и мы на ноябрьские праздники собрались посетить эти Богом облюбованные места.

Мы — это полтора десятка студентов, юношей и девушек, любителей пеших походов. Михаил, то есть Шеф, — теперь иначе его никто и не называл, был организатором и, естественно, стал нашим предводителем.

Озёра Урженское, Сегденское, Чёрненькое… На всё про всё неделя. День до Рязани, день после. Пять — на сам поход. Красота.

Студёный ноябрь в этом крае не злобствует морозами, так, градусов до десяти. Снег или только выпал, или лишь прикрыл позёмкой дорожки. Нас, молодых и энергичных людей, разве могло это остановить?

Берег лесного озера. Ночь. Костёр. Палатка. Еда, пропитанная дымком и запахом загадочности. Задушевные или отчаянные туристские песни после ужина. Романтика. Как тут не влюбиться? И влюблялись…

С этого всё и началось.

Во-первых, я был по тем временам немного старше Михаила. Во-вторых — мудрее. Словом, как говорят французы: ищите женщину. А чего её искать, когда она рядом. Можно на неё посмотреть, поговорить, даже руками потрогать…

Так случилось, что Алёнка запала на Михаила, а я — на неё. На самом деле звали её Татьяной. Алёнкой я прозвал. Она мне казалась такой милой, как Алёнка с шоколадки: длинные ресницы, огромные голубые глаза, на щёчках румянец… А уж голосок прямо ангельский — нежный, мягкий и вкрадчивый.

Вот такой неравнобедренный треугольник получился. Любому пацану приятно, когда к нему девочка благоговеет. Михаил стал внимание ей оказывать. А мне это как ножом по сердцу. Я ж видел — не нужна она ему. В лучшем случае поматросит и бросит. И решил вечером после ужина с ним поговорить, жестко так, по-мужски.

Понимал прекрасно, какой может разговор выйти — я ж на голову выше его, в армии борьбой увлекался… Он, конечно, начальство какое-никакое, шеф, так сказать… Но когда амурные дела в отношения встревают, тут уж никакого чинопочитания быть не может. В этом случае или ты, или он.

Мы отошли недалеко от костра. Михаил, не оборачиваясь, шёл впереди. Бесстрашный такой и невозмутимый. Не дожидаясь каких-либо действий со стороны противника, я ухватил его своей огромной лапищей за плечо и резко развернул к себе.

В слабом свете луны увидел его лицо… Брови нахмурены. Губы сжаты. В глазах крохотными чёртиками мелькают отблески костра. Взгляд прямой и… отважный. «Ну, — думаю, — сейчас ты у меня получишь по полной, храбрец, блин…»

Прижал его к огромной сосне и прошипел:

— Слышь, молокосос, — и напряжёнными пальцами ткнул его в солнечное сплетение. — Ты бы от Алёнки отвалил по-хорошему. А то…

— А то… что? — присогнувшись от боли и с трудом выдохнув, выдавил из себя комсомольский вожак.

— А то, то…

Но договорить я не успел. Крутанувшись, он отбросил меня в сторону, заломил руку, рванул, и мы мгновенно поменялись местами. Теперь уже я был прижат к сосне, а Михаил, глядя на меня снизу вверх, совершенно спокойно сказал:

— Я сам буду решать, что мне делать, а чего делать не стоит…

Тут я не выдержал. Мой огромный кулак полетел прямо ему в глаз. Но Михаил словно этого ждал. Отклонившись против хода руки, увернулся и нанёс короткий удар мне в подбородок. Резкая боль шилом пронзила мозг. Было не столько больно, сколько обидно.

— Поговорим? — вновь не теряя самообладания, уточнил Михаил.

— Не о чем мне с тобой говорить! — выпалил я. — Не уйдёшь с дороги, прибью!