Трофей темного короля (СИ). Страница 49

Он молчал.

Просто смотрел.

И в этом взгляде я видела все: и боль, и гнев, и отчаяние, и… взаимную любовь. Ту самую темную, опасную, одержимую, которая когда-то свела меня с ума.

Музыка продолжала играть, пары кружились в танце, но для меня существовал только он. Мой кошмар и моя мечта. Моя погибель и мое спасение. Мой палач. Зло, которое несколько минут назад Северин поклялся искоренить.

Он наклонился и шепнул на ухо:

— Аитэ аэтиам…

Эллийское признание, словно раскаленный нож, пронзило сердце… Запретные, невозможные слова. И такие желанные. Разрушающие все мои барьеры. Вся моя воля, все мои попытки забыть алэра Эдильборга рассыпались в прах. Господи, я нуждалась в нем… Как воздух, как вода, как солнце после долгой зимы. Я нуждалась в его прикосновениях, в его взгляде, в его голосе.

Аристид кружил меня недолго, всего несколько мгновений, а потом музыка изменилась, и я оказалась в руках Адама. Адам озадаченно моргнул, видя стекающие по моим щекам слезы.

— Настолько рада балу в свою честь?

Я не ответила, озираясь нервно по сторонам в попытках снова увидеть ёрума… Черная маска, алые глаза…

Но Аристид исчез.

— Я… видела его, — шепнула тихо, задыхаясь слезами.

— Кого?

— Аристида… Он… был здесь.

Бал, призванный стать праздником моего возвращения, превратился в пытку. Музыка, взгляды, смех — всё казалось издевкой. Я продолжала упрямо искать Аристида, чувствую его присутствие. Он был здесь, в этом зале, среди этих людей!

— Тебе показалось, — спокойно сказал Адам, аккуратно притянув меня ближе.

Болезненная пульсация пронзала виски, мир вокруг плыл…

— Мне плохо, — прошептала одними губами.

— Пойдем на воздух.

Мы вышли на террасу.

На свежем воздухе действительно полегчало. Ночь была тихой, тёплой, усыпанной звездами, но я не видела красоты — мысли были заняты другим.

— Аристид определенно здесь.

— Алэр Эдильборга — на балу Вилдхейма? — усмехнулся Адам.

— Это был он. Я знаю.

— Даже если так, не пойму, ты напугана или… наоборот, рада? — В его голосе мелькнуло что-то настороженное.

Наступила тишина, нарушаемая лишь шелестом листьев в саду. Я отвернулась, ощущая, как мужчина смотрит в упор.

— Ты любишь его, да? — спросил тихо.

Стыд и отчаяние сдавили горло. Глаза наполнились слезами. Адам прекрасно знал ответ, и просто ждал, когда я сломаюсь и признаюсь.

И я призналась…

— Да.

Это было как удар. Тяжёлое признание, будто сорванная с груди печать. Я чувствовала себя уязвимой, беззащитной, разоблачённой.

Адам молчал.

И молчание его… давило, разъедало, как кислота.

— Ты хочешь к нему вернуться?

Вопрос застал врасплох.. Вернуться?

Покачала головой, с трудом выговаривая слова:

— Нет, Адам. Нет. Это невозможно. Я должна забыть его. Должна… Моя любовь к нему неправильная. Понимаешь? Это… это как стокгольмский синдром. Ты, наверное, не слышал о таком. Это когда… когда жертва начинает испытывать симпатию к своему мучителю. Когда привязанность становится болезненной зависимостью.

Я пыталась объяснить, но Адам смотрел на меня бесстрастно, словно я несла какую-то чушь.

— Стокгольмский синдром? Что это за глупость?

Ай, всё равно не поймет!

— Не важно. Забудь. — Сделала глубокий вдох, продолжила: — не говори Северину о нашем разговоре. Пожалуйста.

Адам сдержанно кивнул.

Как же меня начинало бесить его безразличие… Он правда сильно изменился после мертвых земель.

— Мне лучше. Я… пойду.

Я оставила Адама на балконе и вернулась в зал, но праздничная атмосфера больше меня не трогала.

— Эмили! Вот ты где!

Видя приближающегося Северина, в легких распустился чертополох, перекрывающий кислород, заставляющий поежиться. Отвернулась, но жених поймал за запястье. Так и замерли на глазах у всех: уходящая я и Северин, пытающейся удержать. Не совсем романтичная картина.

— Эмили… — окликнул мягче, аккуратно притянул к себе, заглядывая в глаза. Ладонь положил мне на щеку. — Эмили… — обронил тяжело, видя следы слез. — Что с тобой?

— Ничего…

Гости смотрели…

— Подожди, — попросил Северин, когда предприняла очередную попытку освободиться.

— Оставь меня! — воскликнула злостно и, вырвавшись наконец, поспешила в покои.

Достаточно праздника.

Северин шел за мной.

— Просто оставь! — прокричала устало, ускорилась.

Жених не послушал, а еще — подставил ногу, когда я, залетев в покои стрелой, попыталась закрыть дверь.

— Уйди!

— Да что с тобой?!

Северин оказался сильнее, надавил на дверь, прошел внутрь. Мне ничего не оставалось кроме как подчиниться. Из глаз брызнули слезы, но я быстро утерла их, не давая волю пролиться. Хватит!

Жених глянул строго.

— Эмили, объясни, что произошло?

— Мне кажется, я видела Аристида, — призналась честно, открыто, с глухим стуком в груди.

Северин побледнел, качнулся, свел брови к переносице. А потом — улыбнулся. Криво.

— Глупости.

— Возможно…

Снова улыбнулся. Безумно. Сглотнул нервно.

— Из-за него плачешь?

Я промолчала, он повторил:

— Ты плачешь из-за Аристида, Эмили?

Он знал ответ. Нет смысла озвучивать очевидное, но лучше правду скрыть. Так правильнее. Северин, будучи ослепленным ревностью, мою близость — во всех смыслах — с правителем мертвых земель переживал тяжело. Понадобилось время, чтобы принять реальность, и он смог.

Влюбленность в ёрума — моя проблема, и я не хочу причинять Северину очередную боль. Тем более… отношения начали налаживаться.

— Из-за него, да, — начала неуверенно, — потому что… испугалась.

— Лжешь.

Ответ — как пощечина.

Серебро глаз потемнело — Северин разозлился.

— Я…

— Признайся, лжешь ведь, — парировал правитель Вилдхейма.

— Не понимаю, о чем ты! — отмахнулась, подходя к окну, выглянула на улицу, вдыхая ночную прохладу и успокаиваясь. Скандала еще не хватало!

Северин резко развернул меня за плечо.

— Давай же, расскажи, как он брал тебя?!

— Северин, прошу, успокойся, — пролепетала, чувствуя, как к горлу подступает ком. — Сказала же, мне показалось, что я видела Аристида на балу. Испугалась, но ошиблась!

— Не лги мне! — прорычал. — Расскажи, Эмили, давай! Тебе было хорошо с ним? Как он трогал тебя?

В следующий миг Северин схватил край моего платья, ткань затрещала.

Я ахнула от неожиданности, попыталась остановить обезумевшего мужчину. Он не слышал! Одного имени алэра, произнесенного мной, хватило, чтобы ревность взяла вверх.

— Отпусти!

Северин заткнул поцелуем. Не любящим, а жадным, собственническим поцелуем человека, боящегося, что его лишат права обладания. Поцелуй со вкусом крови на губах.

Его руки скользили по моему телу, параллельно он шептал бессвязные слова, мольбы и проклятия, в них звучали то нежность, то ярость… Северин был на грани, словно раненый зверь, готовый разорвать все вокруг.

— Ты ведь скучаешь по нему… — шептал горячо. — Я знаю, знаю…

Разорвал на мне нижнее белье. Прижался бедрами. Заерзал.

— Ты забудешь о нем. Клянусь…

Грубость наряду с отчаянным желанием близости…

В самый пик происходящего безумия, когда губы жениха уже обжигали мою шею, а руки отчаянно продолжали искать близости, кто-то оттащил Северина от меня.

— Навряд ли таким способом доставишь даме удовольствие, друг.

Адам.

Он оттащил товарища в сторону и хорошенько тряхнул, чтобы тот пришел в себя. И Северин… очнулся. Замер изумленный, повернул голову и побледнел, видя дрожащую меня, растерянную, с разорванным платьем… Испуганную. С покрасневшими губами.

В его взгляде застыл ужас. Ужас от самого себя, от той темной стороны, которая чуть не вырвалась на свободу. Затем мелькнуло раскаяние, но гордость не позволила правителю Вилдхейма извиниться. Он развернулся и вышел из комнаты.

Адам повернулся ко мне, его лицо было полно сочувствия.