Прикосновение смерти (ЛП). Страница 62

Его голос затихает, в комнату возвращается тишина. Я думаю, что он закончил говорить, что, возможно, я его переутомила, но затем он заговаривает снова.

— Однако сообщения прекратились почти сразу, как только они начались. Фактически, все прекратилось. Как будто этого никогда и не было. — Его палец постукивает по папке, стучит, стучит, стучит. — Кроме того, что у меня есть это. Возможно, никто другой мне не поверит, но я знаю правду, потому что у меня есть доказательства прямо здесь.

Мои пальцы снова дрожат, когда я беру папку. Я перечитываю каждое слово, медленно, осторожно. Не тороплюсь, как будто могу упустить какую-то скрытую деталь, если потороплюсь.

Еще несколько раз кашлянув, мистер Блэквуд продолжает.

— И так начинается история моего падения по спирали. Во всяком случае, так назвали бы это местные жители. — Я отрываю взгляд от рукописных букв, чтобы взглянуть на усталого мужчину. — Я начал исследовать. Я уже привык к расследованию, поэтому знал, как выполнять начальную работу ногами. Брал интервью у всех, от космологов до физиков и всего, что находится между ними — у любого, кто хотел поговорить со мной. Изложил свои собственные теории по этому поводу, некоторые из которых ты прочтешь ниже. Ни одна из них не является убедительной. Все это чушь собачья и пустая трата времени.

— Так вот почему вы впервые переехали сюда много лет назад? Чтобы попытаться получить ответы на некоторые вопросы?

— Решил, что это мой лучший выбор. Может быть, он найдет дорогу домой раньше, чем где-либо еще. А позже случилось это. — Он тянется за спину и берет другую книгу, затем протягивает ее мне. Это то, чего я еще не видела: Другие неразгаданные тайны.

Я кладу книгу на колени, осторожно листая ее одной рукой, а другой прижимаю пальцы к сердцу, где образуется странный узел. Я пытаюсь успокоить его круговыми движениями. Не требуется много времени, чтобы понять, о чем эта книга. 1908 год, мальчик утверждает, что видел умершую мать. 1922 год, семья из шести человек проводит вечера, разговаривая с мертвыми. 1949 год, женщина выходит из комы, утверждая, что была свидетелем другой стороны… Страница за страницей, история за историей.

Закрывая книгу, я еще раз встречаюсь взглядом с мистером Блэквудом. Мой голос нежен, когда я говорю, частично ради него, а частично потому, что давление в моей груди только усиливается, неприятное ощущение берет верх.

— Большую часть своей жизни вы посвятили попыткам разобраться в этом. Разве нет? Пытаясь разобраться, что с ним случилось. Что он пытался вам сказать.

Он хмыкает, в карих глазах появляется горечь.

— Много хорошего это принесло мне. Или ему.

— Так вот почему эта леди была здесь некоторое время назад? Я помню, как мимо проходила женщина и говорила о том, что ей не удалось установить контакт.

— Да, да. Я потерял счет деньгам, которые потратил на так называемых ясновидящих или медиумов, называйте как хотите.

Мне приходит в голову мысль, но мне нужно взять паузу, чтобы выровнять дыхание, прежде чем я заговорю. Мои пальцы продолжают круговые движения над сердцем, и я на мгновение закрываю глаза, пытаясь блокировать дискомфорт.

— Что, если… что, если он был не совсем… на другой стороне, точно?

Брови мистера Блэквуда сходятся вместе, образуя хмурую складку.

— О чем ты говоришь?

Я говорю о записках, мне хочется кричать.

Я ТЕРЯЮ СЕБЯ.

ТЬМА ПОГЛОЩАЕТ МЕНЯ.

ПОЖАЛУЙСТА. Я НЕ ХОЧУ ЗАБЫВАТЬ.

Я попробовала, каково это — чувствовать, как ты ускользаешь. Быть поглощенным тьмой и потерять всякое представление о себе. Кем ты был, кто ты есть, кем тебе предназначено быть. И я была там, в том месте, всего несколько минут. Чтобы застрять на дни, недели, месяцы… годы. Дрожь пробегает по мне. Я даже представить не могу, какая сила потребовалась бы, чтобы попытаться удержать себя после всего этого времени.

— Я просто имею в виду, что, если он никогда полностью не переходил? Если он… я не знаю. Если он каким-то образом где-то застрял? Не может ли это объяснить, почему ни один из нанятых вами специалистов не смог с ним связаться?

— Как и тот факт, что они, черт возьми, не знают, что делают.

Я качаю головой, давление внутри меня только усиливается, и мое зрение начинает затуманиваться. Что-то не так. Медленно я поднимаюсь. Я не знаю, то ли это от перегрузки информацией, то ли это что-то похуже — намного, намного хуже, — но что-то определенно не так. Когда я переступаю с ноги на ногу, меня накрывает волна тошноты, и все мое тело напрягается. Нет. Я слишком хорошо знаю это чувство. Может ли это случиться прямо здесь? Прямо сейчас? Мне нужно уехать, вернуться домой.

— Я-я сожалею, мистер Блэквуд. Я не очень хорошо себя чувствую. Могу я зайти в другой раз?

Он поднимается, балансируя тростью, и внимательно смотрит на меня.

— Да. Тебе, эм, тебе нужно остаться здесь и немного отдохнуть?

Я почти улыбаюсь. Я хочу пошутить, подразнить его за то, что он звучит удивительно похоже на то, как мог бы звучать друг. Но, кажется, я не могу собраться с силами. Мне нужно добраться туда, где Смерть сможет найти меня. Поэтому я просто качаю головой.

В одно мгновение я выхожу за дверь и оказываюсь на улице, мои мысли такие же туманные, как и зрение. Только не снова, только не снова. Пожалуйста, не повторяйся. Если я перейду сейчас границу, я не уверена, что когда-нибудь найду дорогу обратно.

Я иду и иду, переставляя одну ногу за другой, едва чувствуя при этом свои ноги. Небо надо мной — серое, унылое покрывало, ветерок острым хлыстом бьет по моей нечувствительной коже. На улицах тихо, если не считать редких автомобилей тут и там, ничего, кроме шума ветра, доносящегося до моих ушей. Еще шаг, и еще, и вскоре я вообще себя не чувствую. Любые ощущения в моих костях, моей плоти угасают, становятся немеющими, пока мое тело не становится не более чем пустой оболочкой моей души, частью меня, с которой я не связана и все же, кажется, не могу отделиться.

Все вокруг кружится, когда я падаю на тротуар, но я не чувствую удара. Должно быть, я лежу на спине, потому что небо нависает над моим лицом, вращаясь, даже когда я лежу неподвижно, изо всех сил стараясь не моргать.

Делать.

Нет.

Моргнуть.

Если я это сделаю, тьма может поглотить меня. Если я это сделаю, я, возможно, никогда больше не увижу небо.

— Ты в порядке, — успокаивает низкий, нежный голос, затем его лицо нависает надо мной. Темные ресницы отбрасывают тень на эти пронзительные зеленые глаза, а растрепанные ветром волосы падают на лоб. Твердая линия его губ и крепко сжатая челюсть так контрастируют с мягкостью его взгляда. Я вижу, как его руки обвиваются вокруг меня, но я их не чувствую. Я их совсем не чувствую, и это разбивает мне сердце. Я напугана, очень напугана, и мне нужно почувствовать его тепло, его прикосновение, его комфорт.

— Шшш, ты в порядке. — Он гладит меня по волосам, и я, должно быть, плачу, потому что он продолжает повторять: — Ш — ш–ш — ш, ты в порядке.

Цвета расплываются вокруг нас, пока он идет, уводя меня с улиц. Когда тротуар исчезает, все становится зеленым и пустынным. Мы оставляем цивилизацию и идем дальше, далеко на луг, пока нас не заслоняют длинные бесплодные ветви, когда он прислоняется спиной к дереву. Он соскальзывает на землю, баюкая меня, как ребенка.

Меня все еще трясет, даже когда я понимаю, что со мной все в порядке. Я в безопасности. Я все еще здесь.

— Т-ты здесь…

— Шшш, не пытайся говорить прямо сейчас. Просто отдохни.

— Н-но я знаю… Я знаю, кто ты… — Мое горло горит, как спички, чиркающие о спичечный коробок, слишком сухое, чтобы зажечь огонь. Я закрываю глаза, впитывая ощущения. Жжение. Боль. Потому что это означает, что я снова могу что-то чувствовать. Это означает, что онемение проходит.

— Отдохни, — бормочет он, его пальцы скользят по моим волосам, касаясь шеи. Он притягивает меня крепче, и я прижимаюсь к нему, довольная тем, что могу. Что мое тело снова слушается меня.