Черный обходчик (СИ). Страница 28

Тот горделиво кукарекнул. А я вспомнил изодранные руки Вана.

— Не дался?

— Ни в какую! Отбивался так отчаянно, как будто мы его на бойню тащим.

— Видимо, детская психологическая травма.

— Видимо, — абсолютно серьёзно согласилась Наташа. — Белый гораздо спокойнее. Пришлось отселить в другой вольер его. Тем более, что и курочки чёрного восприняли лучше, чем белого.

Я посмотрел на петуха.

— Угу. То есть ты вдобавок ко всему ещё и профессионал-сердцеед? Прямо как в бояръ-аниме. Не успел в другой мир попасть, как тут же и врага победил, и гарем его оприходовал.

Петух издевательски заорал.

— Ну да, ну да. Это я не пла́чу, просто зависть в глаз попала.

Наташа снова засмеялась. И взяла ведро, собираясь уходить.

— Давайте, помогу. — Я перехватил ведро.

— Ой, ну что вы! Не нужно! Вы же посетитель.

— Тс-с. Я никому не скажу, прикинусь уборщиком. Куда отнести?

Наташа отвела меня к санитарному помещению. Я вылил ведро. Ополоснул и отдал ей.

— Мне кажется, что вы чем-то озабочены.

— Так заметно? — вскинула брови Наташа.

Борис Наумович маячил у неё за спиной.

— Ну, я наблюдательный. Сами видели, с петухами — и то общий язык нахожу. Не хотите поделиться? Знаете, постороннему человеку, которого видишь впервые и никогда больше не увидишь, что-то, бывает, рассказать проще, чем близким друзьям.

— Да, бывает такое. Но мне особо и рассказывать нечего. Предложили перейти на другую должность. А я боюсь. Переживаю, что не справлюсь. Уборщицей — денег меньше, зато ни за что не отвечаешь. Прибралась, и свободна.

Я пожал плечами.

— Дело ваше, конечно. Но мне кажется, если бы тот, кто предложил вам эту должность, сомневался, что вы с ней справитесь, предлагать не стал бы.

— Вы так думаете?

— Уверен.

— Ну, не знаю Мне неловко как-то. Получится, что я как этот петух — ору во всю глотку и самоутверждаюсь.

— Вот уже просто потому, что вы об этом задумались, я могу сказать, что никаким самоутверждением в вашем случае не пахнет. Вы ведь ни о чём не просили. Никого не подставляли, по головам не шли. Просто хорошо делали свою работу. Так?

— Да…

— Ну, вот. Судьба не так часто подбрасывает шансы. И, коль уж выпадает шанс — надо хотя бы попробовать.

— Интересная мысль. Спасибо. — Наташа улыбнулась.

— Да не за что. Всего доброго.

Я развернулся и, оставив Наташу размышлять о судьбе и шансах, пошёл обратно в зал.

Едва скрывшись с глаз незадачливой уборщицы, шагнул в призрачный мир. С петухом на сегодня наобщался достаточно, хватит с него.

Борис Наумович летел за мной. Мы вышли на улицу.

— Она согласится, — сказал старик.

— Конечно. Теперь-то её никто не пугает. На мозги не капает.

— Я хотел как лучше…

— Да я понял уже. Знаешь, у одного моего приятеля матушка — фанатка огорода. С апреля по октябрь на даче возится. Копает, сажает, поливает. И жутко обижается, когда приятель говорит, что за неделю на работе устал и в выходные хочет отдыхать, а не тащиться на дачу — чтобы с утра до ночи газон косить и помидоры подвязывать. Не издевается. Реально не понимает, что ему не так. Для неё-то лучше помидоров ничего не придумаешь.

— Это ты к чему?

— К тому, что не надо судить людей по себе. Навязывать свой образ мыслей, свои представления о том, какими должны быть отдых и развлечения. Неважно, что ты при этом хочешь как лучше. Как им лучше — люди знают и без тебя.

— А я мешал?

— Ещё как. Ты ведь это уже и сам понял.

Какое-то время мы шли молча.

— Теперь всё изменится, — сказал вдруг Борис Наумович. — Мой страх — это мой страх! Ты верно сказал. Я не вправе навязывать его другим.

— Ну вот, — кивнул я. — Осознал — уже неплохо. Скоро в отель придём. Зарегистрируем тебя, в номер заселим. Сменишь обстановку, а там, глядишь, натанцуется что-то. Не переживай. И не таких возносили…

Я говорил, а сам смотрел по сторонам — выглядывал в реальном мире машину обходчиков. Топать пешком через полгорода желания не было, а садиться в такси или маршрутку под руку с призраком опасался. Чёрт его знает, как отреагирует.

Ничего, ближе к центру точно встречу кого-нибудь. Время к обеду, а большинство прикормленных мест, где обедают обходчики, знаю.

— Не спеши, — сказал вдруг Борис Наумович.

Голос донёсся как будто издали.

Я резко обернулся. Идущая за мной женщина охнула от неожиданности. Покачала головой и посторонилась, обходя меня.

А Борис Наумович, оказывается, отстал. Он стоял посреди тротуара и светился.

Свет разгорался всё ярче. Согбенные плечи старика распрямились. На лице появилась улыбка.

«Прощай», — услышал я.

В Бориса Наумовича ударил свет. А в следующую секунду старик исчез.

Я понял, что стоять на ногах тяжело, свернул за угол ближайшего дома и прислонился спиной к стене. В груди разливалось тепло.

«Спасибо».

— Да мне-то за что, — пробормотал я. Посмотрел на появившуюся на чётках девятую бусину. — Ты всё сделал сам. Согласившись пойти со мной, остаться без пищи, к которой за столько лет так привык, ты уже отбросил страх. Я надеялся, что это сработает. Но не думал, что быстро.

С дороги вдруг посигналили. Я повернул голову. Увидел затормозивший у обочины знакомый фургон. Мысленно себя похвалил — так и знал, что обходчиков встречу. Помахал рукой.

С водительского сиденья вылез Ким, подошёл ко мне.

— Здорово. Ты чего тут? Всё нормально?

— Всё даже лучше, чем нормально. — Я пожал протянутую руку. — Только что сложный клиент вознёсся.

— Здесь? — удивился Ким.

— Ну да. А чем плохое место?

— Не, ну так-то неплохое, конечно. Только люди ходят, машины ездят, и вид у тебя малость растрёпанный.

— Это не вид. Это у меня причёска такая, я по определению растрёпанный. Ты обедал уже?

— Нет. А ты?

— И я нет. До отеля подбросишь?

— Давай лучше до шаурмячной, — предложил Ким. — До отеля мне крюк делать.

— Давай.

Я сел в фургон.

Шаурму мы ели не просто так, а романтически. Усевшись в раскрытых дверях фургона и глядя на проходящих мимо людей.

— А на что ты тратишь свои пилюли времени? — спросил я.

— Ого, — усмехнулся Ким. — Продвинулся на пути познания?

— Угу. Так преисполнился, что хоть к реке не ходи.

— Ну, вот тебе ещё немного просветления. Это не совсем хороший вопрос.

— Опять какие-то непонятные самоограничения и этические рамки, недоступные простым смертным, родившимся после Перестройки? — вздохнул я.

— Почему? Всё вполне доступно. Ты на что зарплату тратишь?

— В смысле? На жизнь!

— Конкретнее. По пунктам. Сколько на еду, сколько на транспорт, сколько на развлечения?

— Да хрен бы знал…

— Ну, вот, что тебе сказать… Я тоже пилюли времени трачу на жизнь. Другого предназначения у них как будто бы и нет.

Откусив добротный шмат от шаурмы, я мысленно согласился с Кимом: вопрос действительно странный. Но пока жевал, формулируя правильный, Ким меня опередил:

— Ты, наверное, хочешь понять, куда я сливаю избыток. Ведь явно же, что в день больше одной получаю.

— Угу.

— Ну, хоть это и не твоё проводничье дело, приоткрою завесу тайны. Во-первых, разумно иметь запас. Сегодня четыре души отыскал, завтра — ни одной. А послезавтра я, может, ногу сломаю и работать не смогу. Ребята, конечно, помогут, не оставят. Да только на ребят надейся, а сам не плошай.

Я подумал, что, вообще-то, откладывать деньги на чёрный день — тоже не совсем бесполезная затея. Конечно, сейчас я весьма неплохо устроился на всём готовом и могу сконцентрироваться целиком и полностью на вознесении душ. Но в жизни нет ничего более хрупкого и мимолётного, чем-то, что кажется надёжным и незыблемым.

— А во-вторых?

— А во-вторых, есть такая категория людей, которым не хватает человеческого срока, чтобы приготовиться.

— А вот сейчас не совсем понятно…