Сестры Мао. Страница 27
Цзян Цин выразила свой гнев широкой улыбкой. Она хорошо научилась приносить извинения именно тогда, когда должна была их требовать. Этому женщины в партии учились рано.
– Я здесь не для того, чтобы защищаться, сестра Чжан. Но я скажу это.
Чжан Юфэн занесла кончик ручки над следующей страницей. – В партии есть люди, которые обвиняют меня в любом неприятном запахе, любой сгущающейся туче. Была бы возможность, они с радостью сожгли бы меня на костре. Их не так уж мало. Их плевков хватило бы на колодец, в котором меня можно было бы утопить. Но разве это правосудие? Я не заслуживаю того, чтобы меня поносили. Я не так уж плоха и у меня много достоинств. Первое из них – когда я берусь за что-то, я упорствую, не бросаю это чертово дело, пока не довожу его до конца. Именно это я и делаю с «Красным женским отрядом». Я доделываю его, совершенствую. Это моя работа. Разве следует мне мешать?
Чжан Юфэн проживала последний год своей золотой поры, которая у китаянки длилась с двенадцати до тридцати лет. Она встретила Председателя в восемнадцать и отдала ему остаток своего лучшего возраста. Но по сравнению с Цзян Цин это было ничто. Ей было двадцать четыре года, когда Председатель выбрал ее своей помощницей, а сейчас она вступала в седьмой десяток. Может, когда Чжан Юфэн проработает сорок лет, как проработала Цзян Цин, она сможет претендовать на то, чтобы говорить от лица Мао, но раньше – нет.
Чжан Юфэн бросила ручку между страниц записной книжки и захлопнула ее одной рукой.
– Хорошо, командир. Чего именно вы хотите?
Цзян Цин подлила себе чаю. Поболтала его в чашке. Сделала глоток.
– Бюджет Комитета культуры не покрывает расходы на дополнительные репетиции, – сказала она. – Я надеялась взять немного денег из резервного фонда Председателя.
– Сколько?
– Восемь тысяч.
– Восемь тысяч?
– Знаю, сумма кажется большой, но в рамках постановки балета это мелочь.
– Хорошо. Что-нибудь еще?
Цзян Цин выросла в бедной крестьянской семье. Она не получила формального образования. Когда она пришла в сельскую коммуну Мао, ее знание марксизма ограничивалось несколькими фразами и парой радикальных представлений. Конечно, она ощущала страсть и чувство борьбы, но она не знала идей и истории. Однако у нее было то, чего не было у большинства крестьянских девочек. Пять лет она провела в Шанхае, где пыталась стать актрисой; там она приобрела и городской стиль, и талант привлекать к себе внимание мужчин. Она была одной из немногих девушек в коммуне, которые могли петь, танцевать и играть на сцене. На вечеринках старшие офицеры соревновались за право потанцевать с ней. Она была жизнерадостной, много улыбалась и умело делала вид, что ведет именно мужчина. Однажды вечером один из руководителей коммуны знаком приказал ей пойти с ним. Она охотно вошла в его кабинет, где он спросил: «Готова ли ты взять на себя любую роль, которую поручит тебе партия? Готова ли ты безоговорочно выполнить любое задание, каким бы оно ни было?» Она немедленно ответила: «Да».
– Есть еще один момент, – сказала Цзян Цин, – следующая частная танцевальная вечеринка Председателя состоится за два дня до приезда госпожи Маркос. Она накладывается на мой план репетиций. Я хотела отложить ее до отъезда госпожи Маркос.
– Это чувствительный вопрос, командир.
– Поэтому я и хочу поговорить с Председателем напрямую. Заверить его, что его потребностями не пренебрегают.
– Разве?
– Ни в малейшей степени. Я прошу только перенести его вечеринку на несколько дней, чтобы мы могли сконцентрировать силы на нашем иностранном госте.
– Разве вы уже не тратите силы на необязательные репетиции? Почему ваши репетиции должны иметь приоритет над отдыхом Председателя?
– Если Председатель согласится, в качестве компенсации мы могли бы запланировать крупную вечеринку через две недели. Вдвое больше девушек.
– Председатель любит, чтобы все было регулярно. Раз в неделю, каждую неделю. Он ждет этих вечеринок, часто говорит о них в наших разговорах. Это одно из последних развлечений, которым он может полноценно наслаждаться.
– Я бы не просила, если бы дело не было неотложным.
– Теперь уже вы преувеличиваете.
– Я не могу просить танцовщиц, чтобы они остались допоздна, растратили энергию, а потом ожидать, что следующим утром на репетиции они будут в лучшем виде.
– Отмените репетицию.
– Я ничего не отменю.
– Тогда дайте им поспать на час больше утром. Этого им должно хватить, чтобы восстановиться. Они ведь тренированные спортсменки, не так ли?
Цзян Цин сидела и думала. Она должна была убедить Чжан Юфэн, используя понятные ей аргументы.
– Другой вариант – объехать все гостиницы, в которых останавливаются иностранцы.
Чжан Юфэн скосила взгляд:
– Не обсуждается. Однажды мы уже пробовали, и это была катастрофа. Председатель был потрясен нашим выбором. Ему нравятся девушки из Центрального балета. И не должно быть никаких повторов. Не приводите ему никого, кого он уже видел раньше. Нельзя давать ему одни и те же блюда и ждать, что он наестся.
Когда Чжан Юфэн вновь взяла под контроль ситуацию, ставившую ее в неловкое положение, лицо ее оживилось.
– Вместо того чтобы откладывать вечеринку, мы могли бы перенести ее на более ранний срок.
Она вновь взяла записную книжку и открыла календарь.
– Полагаю, этим вечером для вас слишком рано. Вам нужно будет время, чтобы выбрать и подготовить девушек. Тогда как насчет…
Она положила палец на дату.
– Завтра вечером?
– Завтра?
Цзян Цин вздохнула:
– Хорошо.
Чжан Юфэн нарисовала в календаре кружок и написала внутри мелким почерком: вечеринка.
– Значит, договорились, – сказала она. – Так у вас будут репетиции, а у Председателя – его вечеринка. Все в выигрыше.
Она встала и протянула холодную руку:
– Видите, командир? Вместе путь короче.
Сидя на своем месте, Цзян Цин рассматривала протянутую руку Чжан Юфэн. Между ними возникло что-то искреннее и опасное, к чему Цзян Цин ощутила острую неприязнь. Искренность присуща только дикарям и животным. Ни одна актриса не забывает, что она находится на сцене. Актриса хочет вовсе не искренности, а роли, которую сможет исполнить лучше другого. Цзян Цин будет играть роль жены Мао до дня его смерти, и ее не волновало, что ее могут невзлюбить.
Несколько секунд она ничего не говорила.
Время шло, и Чжан Юфэн снова становилась для нее чужой.
Наконец, дружелюбно рассмеявшись, она сдалась и по-западному пожала руку Чжан Юфэн. Но я определяю силу рукопожатия, я решаю, когда оно закончится, равное общение между ними невозможно.
– Пожалуйста, передайте Председателю, что он – моя особая любовь, – сказала Цзян Цин.
Из дверей зрительного зала доносились странные звуки. Она вошла и оказалась в центре вакханалии. Танцоры бездельничали в партере, стояли, прислонившись к стене, или бродили рука об руку по сцене; раздавались их болтовня и смех. Чао Ин, усевшись на сцене и свесив вниз ноги, высказывал свое мнение черт знает о чем группе девушек, сидящих перед ним полукругом. Оркестранты тоже покинули свои места и слонялись по помещению; два скрипача стояли в проходе, фехтуя смычками. Сценическая бригада чесала задницы за кулисами. В осветительской будке играли в маджонг. Это было банально и омерзительно, не хватало только фруктового вина и икры.
Она хлопнула в ладоши и закричала:
– Что за чертовщина?
Постепенно люди поняли, что она пришла, и все триста человек затихли. Спускаясь с лестницы, она прошла сквозь толпу, как сверло: присутствующие как можно почтительнее расступались, давая ей дорогу.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.