Царство бури и безумия (ЛП). Страница 83

— Н-но у вас ж-же целительские с-способности…

Мейрин смеется, и это звучит совсем не весело. — Я выбираю исцеление, — говорит она Ларии. — Если вы придете за тем, что принадлежит мне, я выберу убийство. Вы поняли?

Лария быстро кивает. — Д-да, мэм.

Мейрин оглядывается на Родни, который немедленно опускает глаза, его широкие плечи дрожат. — Д-да, — отвечает он ей.

Мейрин отступает назад, ее взгляд падает на меня. Я протягиваю руку назад и выдергиваю тунику из-за пояса, хватаю кинжал и поднимаю его лезвие до тех пор, пока острый конец одной стороны не оказывается прямо напротив артерии на горле Ларии.

— Скажите хоть слово об этом кому-нибудь, и вам не придется беспокоиться о том, что она придет искать вас, — говорю я.

Лария быстро качает головой. — Н-нет, — выпаливает она. — Нет, конечно, нет. Мы не скажем ни слова.

Я провожу острием своего лезвия по ее шее, позволяя ей почувствовать укол его жалящего края, и она испуганно вскрикивает с мольбой остановиться, которую я игнорирую. На ее коже появляется маленький надрез, недостаточно глубокий, чтобы убить, но этого достаточно, чтобы дать ей понять, что это не игра, которую мы разыгрываем. В отличие от Богов, каждое мое движение предназначено не для развлечения, а для выживания и защиты.

В следующее мгновение я отпускаю Ларию. Ее ноги подкашиваются, и она делает шаг вперед, словно удивленная тем, что мы так легко их отпускаем. Струйка крови стекает по ее шее к ключице. Она протягивает руку и легонько прикасается к ней, и когда ее пальцы отрываются от красной жидкости, она бросается к своему брату. Хватает его за руку, и они вдвоем быстро покидают класс.

— Мы должны добраться до него до того, как Долос вернется в свой кабинет, — говорю я, глядя на Мейрин.

Она кивает, и мы вдвоем выскальзываем в тихий пустой коридор. На ходу ни один из нас не произносит больше ни слова. Она не спрашивает о кинжале, который я прячу обратно в тунику под пиджак, а я не комментирую очевидную привязанность, которую она проявляет к Найлу — определенно большую, чем любой хозяин или хозяйка, которых я когда-либо видела, проявляют к слуге Терры.

В последний раз, когда я пересекала коридоры здания Богов, меня вели стражники Академии, и я была уверена, что в конце меня ждет гибель. Длинные коридоры, с одной стороны украшенные витражами, которые отбрасывают оттенки красного, золотого и синего на пол и стены, теперь кажутся длиннее, чем были раньше, когда мы с Мейрин бежим по ним.

Кажется, она не замечает, как легко я поспеваю за ее темпом. Тем не менее, я время от времени притворяюсь, что несколько раз тяжело вздыхаю, когда она потрудилась оглянуться, натянуто улыбаюсь ей, когда беспокойство подступает к моему горлу. Ее глаза вспыхнули красным и черным в ответ. Я подозреваю, что если бы меня не было с ней, она бы разорвала Родни и Ларию в клочья за то, что они подвергли Найла опасности.

Более широкие коридоры секции Богов Академии отдаются эхом от наших шагов, поднимаясь все выше и выше над нашими головами к сводчатым потолкам. Беспокойство пронизывает каждый удар сердца, когда я замечаю, что, несмотря на время суток, здесь нет других Богов. Возможно, они все еще на арене, поскольку я все еще видела многих из них, не обеспокоенных стремлением уйти, когда я ускользнула от Даркхейвенов и бросилась на поиски Мейрин, а теперь и Найла.

Мейрин замедляет ход, и я беру инициативу на себя. — Сюда, — говорю я ей, ныряя вправо. Она легко следует за мной, но когда мы уже собираемся завернуть за другой угол, она протягивает руку. Ее пальцы цепляются и тянут за ткань моего пиджака на спине, и вырез душит меня, когда она резко останавливает меня.

— Что…

Тихие бормочущие голоса достигают моих ушей, и Мейрин, не теряя времени, увлекает нас обеих в темную нишу, где стоит пьедестал с каменным бюстом наверху. Бюст дрожит, когда мы ныряем за пьедестал, и я протягиваю руку, чтобы поддержать его, и ныряю обратно, когда два голоса становятся громче.

Мои ладони покрываются потом, и я тянусь назад, теребя рукоять кинжала, который теперь убран в кобуру на спине, когда шаги приближаются. Мимо проходят две фигуры, одетые в длинные черные мантии, ни одна из них не смотрит в нашу сторону.

— …будет крайне недоволен, если узнает об этом, — говорит одна из фигур — Пачис, Низшее Божество, в котором я узнаю одного из преподавателей математики. Несмотря на свою Божественность, в отличие от большинства Богов, он довольно коренастый мужчина с круглым лицом, которое заставляет его трястись при ходьбе. Он больше похож на Бога Обжорства, чем на Бога Изучения, каким я его знаю.

— С этим будет разбираться Долос; к нам это не имеет никакого отношения. — У худого, похожего на тростинку человека, который отвечает, резкий голос и еще более резкие черты лица. Выглядывая с другой стороны пьедестала, я хмурюсь. Я уже много раз видела Хатци, Бога Путешествий, в окрестностях кампуса, и, как всегда, его дальнейшее пребывание в стенах Академии сбивает меня с толку. Если Боги черпали силу в том, что касалось их способностей, то почему Бог Путешествий предпочел остаться в одном месте?

Однако мгновением позже их слова врезаются мне в память, и на смену предыдущему приходит совершенно новый вопрос. С чем именно придется иметь дело Долосу? Имеет ли это отношение к Совету Богов?

— Пойдем. — Хватка Мейрин крепко сжимает мое запястье, когда она вытаскивает меня из ниши, как только Боги сворачивают за угол и исчезают из виду.

Офис Долоса находится неподалеку. Так близко, что я практически ощущаю вкус триумфа от того, что добралась туда и освободила Найла так, что никто из этих Божественных дураков ничего не заметил. Однако я сдерживаю победу, поющую в моей крови. Слишком часто я была свидетельницей того, как противники на спаррингах праздновали победу еще до того, как битва по-настоящему закончилась, и это никогда не заканчивалось для них хорошо.

Я веду Мейрин остаток пути, наши шаги ускоряются, а затем замедляются, когда мы попадаем в следующий коридор, и я останавливаюсь перед выкрашенной в красный цвет дверью, перед которой я была несколько недель назад — прямо перед тем, как меня потащили в подземелья, заточили и морили голодом три дня. Золотая филигрань, выгравированная по углам и поддерживающая табличку в центре, поблескивает на свету.

Я дергаю за ручку и скриплю зубами, когда обнаруживаю, что дверь заперта. Должно быть, она была открыта, когда Лария и ее брат вошли, и, без сомнения, они заперли ее, прежде чем оставить Найла здесь. Изнутри доносится приглушенный звук. Мейрин отталкивает меня с дороги и тоже дергает за ручку. Она дергает раз другой и ударяет по ней, прежде чем я успеваю ее остановить. Несмотря на ее силу, она не поддается.

— Не надо, — быстро говорю я. — Мы не можем оставить никаких следов, что были здесь, иначе Долос подумает, что кто-то вломился, чтобы что-то украсть.

Она смотрит на меня своими зелеными глазами, нахмурив брови. — Тогда что ты предлагаешь нам делать? — требует она.

Я бросаю взгляд на ее волосы и тянусь за черными заколками, которые, как я вижу, удерживают несколько прядей на голове. — Позволь мне позаимствовать это, — говорю я, снимая две с ее головы. Несколько непослушных локонов, слишком коротких, чтобы дотянуться до конского хвоста, падают вперед.

Мейрин не отстраняется и ничего не говорит по поводу шпилек, когда я встаю на колени и отвожу ее руку в сторону. Ее тяжелый взгляд задерживается на моей спине, пока твердый пол впивается в мои брюки. Вытирая пот с ладоней, я сгибаю обе шпильки и кручу их, пока у меня не получается самодельная отмычка. Подозреваю, было бы проще использовать моих пауков, но я бы предпочла не делать этого в присутствии Мейрин.

Я никогда не была так благодарна Офелии за то, что она научила меня всем способам, которыми человек мог бы выполнять эти задачи, вместо того, чтобы полагаться исключительно на свои способности, как сейчас. Вставляя сначала один конец шпильки в замок, я нащупываю цилиндрики внутри и, как только они опускаются, вставляю вторую шпильку в отверстие для волос и выдыхаю. Быстрый ловкий поворот моих запястий и гребаная молитва, и дверь щелк.