Крик Ворона (ЛП). Страница 27

— Она спит, — его губы кривятся. — Пока что, — он снова хмурится на свою рубашку. Он всегда был чем-то вроде гермафоба (прим. пер. – человек озабоченный или даже одержимый чистотой, микробами и инфекционными заболеваниями). Это связано с теми несколькими годами, которые он провел в медицинской школе. Одержимость чистотой просто смешна, учитывая, что он постоянно имеет дело с кровью и убийствами.

— Что ты имеешь в виду, говоря «нахуй Аида»? — он выпускает облако дыма. Еще одна привычка, которая никак не вяжется с его гермафобской натурой. Он всегда был горой противоречий. — Ты действительно планируешь устроить бунт, как Призрак и другие пиздюки?

— Это значит, что я перестал быть собакой.

Мой взгляд скользит по сторонам, пытаясь увидеть Элоизу. Сомневаюсь, что он оставил ее в доме. Первое и самое обычное правило Шторма – уводить своих жертв подальше от любого знакомого места – особенно от дома, – чтобы они не могли узнать свое местоположение.

Я всегда могу убить его и поискать ее, но, зная, что он обожает взрывать всякое дерьмо, я не стану рисковать тем, что он прикрепил к ней бомбу.

— Я видел твой нетронутый тайник, но все равно не хотел в это верить, — его большой и средний пальцы ущипнули место между бровями. — Ты действительно следуешь по пятам за этой гнидой Призраком?

— Я не иду ни по чьим следам.

Я опускаю пистолет и контролирую дыхание. Если есть способ воззвать к нашему товариществу, которое мы поддерживали все эти годы, то я сделаю это. Он – жертва «Омеги», как и я. Мы прожили вместе несколько десятилетий. Это должно что-то значить.

По крайней мере, я надеюсь, что это так.

Кроме того, нужно потянуть время, пока не прибудет Призрак.

Я заставляю себя расслабиться, несмотря на хаос, бушующий внутри меня.

— Я просто не хочу больше быть рабом «Омеги». Она разрушает нас изнутри. Я видел отчет о вскрытии Дьявола. Он умер от чего-то похожего на рак пятой стадии. Только у него не было внешних симптомов. Если мы продолжим принимать «Омегу», то станем такими же, как он. Аид знал, но ему было наплевать на наши жизни.

— И что? — он делает еще одну длинную затяжку сигареты. Его глаза стекленеют; он под действием чертовых наркотиков. — Если Аид хочет нашей смерти, значит, так тому и быть.

К черту Шторма и его отвратительную преданность Аиду.

Не могу поверить, что считал его одним из своих ближайших товарищей по команде. Он всегда был ослеплен адом Аида и не мог видеть дальше. Ради него он готов предать всю «Нулевую команду».

Когда я только начал слезать с «Омеги», то спросил Шторма, есть ли жизнь за пределами «Преисподней», и он отмахнулся от этого вопроса. Потом у меня был контракт во Франции, и я решил отложить разговор с ним до своего возвращения.

— Подожди, мать твою, секунду, — я смотрю на него, и все кусочки складываются в единое целое. — Это ты предатель. Ты послал кого-то застрелить меня, потому что я намекнул, будто у меня есть жизнь за пределами «Преисподней».

Он ухмыляется, показывая ослепительно белые зубы. У него всегда была отвратительно обаятельная улыбка.

— Я никого не посылал, все сделал сам. Контракт был фальшивкой, чтобы отвлечь тебя от остальной команды и поиграть с тобой. Этот гаденыш Пол был уликой, так что бум. Взлетел на воздух. Знаешь, чтобы не осталось никаких следов.

— Ты, блядь... — моя кровь закипает. — Ты все это время был в Марселе.

— Никогда не утверждал, что не был. На самом деле... — он смотрит на свою рубашку и на этот раз сдергивает ее, оставаясь в белой футболке. — На самом деле, я здесь уже почти восемь месяцев. Элоиза не говорила обо мне?

Мои ноздри раздуваются. Если он был здесь все это время, значит, он и есть тот чертов доктор Керли. Тот, которого зовут Ксавье. У него прямые волосы – даже сейчас. Я никогда не подозревал его, когда увидел в том кафе. Он стоял ко мне спиной, и я был слишком ослеплен ревностью, чтобы присмотреться.

Мне следовало пойти туда и убить его на хрен еще тогда. Если бы я это сделал, нас бы сейчас здесь не было.

— Я нашел ее первым, — голубые глаза Шторма теряют свою расслабленность и наполняются одним общим для демонов Аида чувством: обещанием смерти. — Думаешь, я все эти месяцы сближался с ней, чтобы ты пришел и забрал ее?

— Ты все это время знал, что она – дочь доктора Джонсона?

— А зачем, по-твоему, я сюда прибыл? — он разминает шею и смотрит на меня сверху вниз. — Аид приказал мне избавиться от семьи этого отродья на случай, если у них есть его формула.

— У нее ничего нет.

Я перерыл все документы ее отца, когда ее не было в доме. Наверняка доктор Джонсон защищал ее и ее мать. Он даже исчез, чтобы не навлечь на них неприятности. Я ненавижу этого гребаного человека, но он любил свою семью.

— Ну и что? Приказ Аида – это приказ Аида, — он снова разминает шею. — Ее мать уже умирала, так что я немного ускорил этот процесс, а Элоиза... ну, черт побери, приятель. Я остался, чтобы проверить, есть ли у нее формула ее отца, но должен признать, мне понравилось видеть ее в виде живого трупа. Я собирался наслаждаться этим видом еще несколько месяцев, а потом покончить с ее жалкой жизнью, но тебе пришлось сунуть свой нос куда не следует.

— Где она? — я снова направил на него пистолет. Мне надоело быть вежливым, не то чтобы он понимал какой-либо разговор. Он по колено в преисподней Аида.

Он хмыкает и выбрасывает сигарету.

— Ты готов убить меня ради дочери доктора Джонсона?

— Для меня она не дочь доктора Джонсона.

Она Элоиза. Просто Элоиза. И ради нее я готов убить кого угодно.

Он смеется, долго и беззлобно.

— Что? Ты несколько месяцев провел в ломке и думаешь, что можешь быть нормальным? Например, играть в дом с медсестрой? Очнись, блядь, Ворон. Ты не нормальный, и знаешь, что, блядь, будет? Ты никогда им не станешь, — он встает со мной лицом к лицу, глаза пылают. — Возвращайся к Аиду. Там твое место.

Я направляю дуло пистолета ему в лоб.

— В последний раз спрашиваю: где она, блядь, находится?

— Хочешь сыграть в небольшую игру? Как в старые добрые времена? — он достает из кармана таймер.

Мое сердце перестает биться. Бомба. Он действительно привязал к ней бомбу. Чертов гандон.

Я убираю пистолет с его лба и осторожно отступаю назад. Если я его спровоцирую, он взорвет Элоизу.

— Что тебе нужно? — медленно спрашиваю я.

— Помнишь ту мишень, на которую Тень натравил Джокера, а ты меня опередил? — он прикуривает очередную сигарету и смотрит вдаль.

Мое внимание приковано к таймеру в его руке. Он не мигает. Он еще не запущен. Но если я брошусь на него, он взорвет ее. Для этого ему не нужен таймер.

Шторм продолжает:

— Аид похвалил тебя в тот день. Он никогда так не хвалил меня, даже когда я выигрывал ставки. А дело в том, что ты, блядь, жульничал. Ты поставил эти мусорные баки на моем пути, зная, что мне понадобится больше времени, чтобы добраться до цели. Тебе было приятно, когда тебя хвалили за жульничество, Ворон?

— Ты, блядь, серьезно? — я с трудом выдохнул через нос. — Это не было жульничеством, это было стремлением сделать все, что нужно, чтобы убить цель. Потому что тогда это было единственное, что сохранило мне жизнь. Я забыл об этом.

— А я не забыл, — он сжимает таймер. — Итак, давай сыграем в небольшую игру. Твоя медсестра на скале. Посмотрим, сможешь ли добраться до нее примерно за... — он что-то нажимает, и время начинает мигать красным. — Три минуты и отсчет пошел. Тик-так.

Я бегу по грунтовой дорожке, ведущей к обрыву. Прилив адреналина захлестывает меня. Мышцы сокращаются, и каждая частичка моего тела напрягается.

Несмотря на каменистую тропинку и высокие холмы, я не останавливаюсь. Мои шаги большие и быстрые. На уме только одно: спасти Элоизу. Потому что альтернатива – мысли о том, что она может пострадать, – не допускается в зону моего фокуса.

Я верну ее.

Даже если это будет последнее, что я сделаю.