Леона. На рубеже иных миров (СИ). Страница 11

— Только ростком побольше стала, — добродушно хохотнул домовой, подмигивая девушке.

— Смотри сюда, — позвала ее Ружена, — тут яйца вкрутую и немного картошки отварной, это тебе сегодня поесть, на завтра не оставляй, — напутствовала женщина, складывая провизию в кожаный мешок, — на дне лежит несколько клубней сырой картошки и репы, морква, пара луковиц. В углях запечешь или похлёбку сваришь, ну разберешься там, — тут она всплеснула руками и хлопнула себя по бедру, — ох ведь, дурья башка, чуть не забыла крупу тебе положить.

— Вот так бы и оставила дите голодной, — притворно ворчливо, проговорил домовой и исчез, появившись через мгновенье с несколькими холщевыми мешочками, — а я вот подумал о нашей девоньке и уже все собрал, тут и пшено, и ячмень, и любимое толокно из овсяночки — горделиво закончил Добролюб.

— Эх и что б мы без тебя делали-то, Добролюбушко, — похвалила женщина, и тут же холщевые мешочки отправились к остальным припасам.

— Ну вы чего, у меня на пути до Яровищ будет пара деревень, неужто мне никто зерна не продаст, а там на большаке и вовсе харчевни пойдут — сказала Леона, доедая картошку и запивая парным козьим молочком.

— Не полагайся на авось, Леонка. В пути всякое может случится. Я тебе не два пуда тама положил, а дай Боги, если четыре пригоршни в каждом кульке наберется, — ответил Домовой.

— Правильно Добролюб говорит. Но если будет возможность-то купить — лучше купи, а это про запас оставишь, глядишь, Флокс-то у тебя не надорвется. Пей молоко давай.

Наставница набрала две баклажки чистой воды, еще в одну налила укрепляющий и придающий сил отвар, и закончив собирать мешок с припасами, села рядом с Леоной. Она по-матерински провела сухонькой ладонью по ее волосам и, достав из кармана передника небольшой сверток, протянула его своей ученице и названной внучке.

— Надевай, деточка.

Девушка развернула тряпицу и с восхищением замерла, глядя на подарок. У нее на ладони оказалась гладкая капля из странного темного дерева с яркими крупными вкраплениями янтаря, заключенная в воздушный кокон из серебряных лент и подвешенная на длинную тонкую крученую нить из серебра.

Присмотревшись, она заметила, что ленты испещрены обережными символами, выполненными мелкой витиеватой письменностью. Леона подняла полный восторга взгляд на Ружену и хотела было начать ее благодарить, но та заговорила прежде, чем она успела что-то сказать.

— Вижу, что нравится. Вижу. Не благодари, — добродушно начала Ружена, — его сердцевина с земли твоей матери, а серебро, что его оплетает, было когда-то кольцом твоего отца. Твоя мама надеялась, что подарит тебе его сама. Но случилось, как случилось, и она оставила его мне перед уходом, на случай если не сможет вернуться.

У Леоны намокли глаза и она бережно сжала подарок в кулачке.

— Храни его, а он будет хранить тебя и придавать сил, — продолжила женщина, — Нареки его и никому никогда не говори его имени, оно станет ключом к его силе. — Договорила Ружена и помогла надеть девушке кулон.

Леона провела рукой по подарку и крепко обняла наставницу.

— Спасибо, — искренне прошептала она ей в плечо.

Это была благодарность не только за подарок. И Ружена это понимала. Она погладила прижимающуюся девушку по спине и нежно по-матерински обняла ее в ответ. Ей тоже тяжело давалось предстоящее расставание.

— Ну все. Полно, полно. Давай, собирайся, нечего время тянуть-то, пора ехать. Добролюб?

— Идите-идите девоньки. Я тут молочко пока уберу, что б не закисло.

Ружена кивнула. Они встали и, подхватив провизию, вышли в сенки.

— Ты деньги разложила? — спросила Ружена, ожидая, пока Леона наденет сапоги.

— Да. Положила в штаны, за пазуху, в седельные сумки и вот сейчас еще, — ответила Леона, заматывая несколько монет разной ценности в портянки, и надевая походные сапоги с высоким голенищем.

— Хорошо, молодец, — Ружена одобрительно покивала. — Воду старайся экономить. Помнишь, где ключи по пути бьют?

Леона закончила обуваться, встала, проверила комфортно ли — слегка покачалась с пятки на носок, переступила с ноги на ногу, присела. Хорошо, удобно. Взяла мешок с провиантом, и они с Руженой направились к выходу.

— Да, у развилки, что через шесть верст по проселочной дороге, потом на подъезде к Гаровке, следующий между Дымищами и Окопьевым, потом еще через пять верст поворот на лево и через четыре версты еще ключ. Мне все перечислять? У меня же карта есть, там все равно все помечено.

— Девонька, сколько раз говорить-то. Все должно быть в голове, карта лишь помощник — случись с ней что и как ты поедешь? Давай дальше.

Леона покладисто согласилась и продолжила:

— Потом будет после Заревки в трех верстах, там дальше все по прямой ехать, не пропущу. До змеиного урочища[2] больше не будет, следующий на подъезде к Горгуновке, потом у Сокольников и через шесть верст, еще перед Яровищами будет. А на большаке трактиры есть, и карта у меня тоже есть. Хочешь за пазуху ее положу, чтобы точно со мной была? — спросила Леона, когда они уже заходили в хлев.

Тут же раздалось громкое ржание. Девушка скинула сумку с провизий рядом с остальной поклажей и, подойдя к коню, погладила его по морде.

— Положи-положи. Пусть при тебе будет, — ответила Ружена и подала Леоне недоуздок[3].

— Хорошо, достань ее пожалуйста. Она в правой сумке, прямо у стенки, — попросила Леона, заходя в денник.

— Ну что, малыш, давай одеваться, —воодушевленно произнесла Девушка, с улыбкой поглаживая коня по шее.

Она быстро надела на него недоуздок, чтобы потом проще было ставить его на привязь при остановках, накинула потник, и стала сноровисто седлать коня.

Ружена протянула девушке карту.

— Ага, спасибо, — пропыхтела она в ответ, затягивая подпругу.

Закончив седловку, девушка взяла протянутый вощеный мешочек с картой, быстро спрятала его за пазуху, и, следом приняв от Ружены седельные сумки, продолжила сборы коня: надела уздечку, перекинув поводья на спину, закрепила у задней луки седла большие седельные сумки и посередине — мешок с провизией, у холки — под передней лукой, привязала свернутый большой теплый плащ с капюшоном, а по бокам от него — небольшой котелок, закрепив его так, чтобы он не качался при движении, и баклажки с водой. И все это под ласковые увещевания о том, какой Флокс замечательный, какой послушный и вообще — самый лучший конь на свете. Флокс подтверждающее ржал в ответ, полностью соглашаясь со всем сказанным.

Ласково похлопав коня по шее и проверив снаряжение, она закрепила у себя на спине разобранный лук и колчан со стрелами, взяла Флокса под уздцы и вывела его из хлева. За ними следом вышла Ружена.

— Пристругу проверь, может подтянуть надо — небось, опять живот надувал, пока седлала. Ишь, негодник. Так и свалиться не долго.

Леона нахмурилась, остановилась у коновязи и проверила крепление седла.

— Эх ты, Флокс. Опять жульничаешь, — пожурила девушка, затягивая пристругу и окончательно завязывая ее в кольце крепления. — Ну все, мы готовы, — Оповестила она, улыбаясь.

— Ох, дитя, — растроганно проговорила Ружена, утирая сухонькой ладошкой покрасневшие глаза, — иди сюда, — она подошла к воспитаннице, и крепко ее обняла, — Да хранят тебя Боги, девочка, да будут ровны и легки твои дороги, да будет удача на твоей стороне.

— Благодарю тебя, бабушка, — прошептала Леона, прижимаясь к женщине, которая стала ей второй матерью, к своей наставнице и единственному близкому человеку. — Ты столько для меня сделала…

Ружена погладила ее по спине и отстранилась. Улыбаясь, она провела ладонью по щеке девушки, заправила выбившуюся прядку за ухо и, похлопав ее по плечу, отошла.

— Девонька, — позвал появившийся на крыльце Добролюб, — а ну идикась ко мне.

Леона улыбаясь, подбежала к крыльцу.

— Ну что, где встретились, тама и прощаемся, — проскрипел старичок, — держи вот, — он протянул ей небольшую деревянную баклагу, — в ней все свежим оставаться будет. Я туда отвару особого налил, сам зачаровывал. Он на случай серьезных ран или хворей. По глоточку пей, если шибко худо будет.