Хроники новуса II (СИ). Страница 23
Когда мы уже отчаялись услышать историю любителя сморчков, Йорван вспомнил, с чего он начал:
— Пока слуги ставили шатер, мы стояли кругом, охраняли лагерь, а Винор побежал к соседней полянке. Почудилось ему, что там хорошее место для сморчков. И ладно бы его там зверь задрал или змея ужалила, так ведь нет! Он и впрямь нашел сморчки, насобирал целую охапку и приволок в лагерь. Сам их замочил, потом отварил, еще чего-то сделал, даже слугам не доверил, и вечером съел, никого не угостил, сказал, что адептус наказал его одного, потому и есть он будет один. Наказали его сурово — запретили снимать доспех и днем, и ночью. Доспех тот был не цельный, только нагрудник, наплечники, шлем, набедренники и кольчужный подол. Против тех зверей, что живут у подножия, одной кольчуги хватит, но всякий раз берут несколько железных доспехов, чтоб зверь кинулся грызть одоспешенного воина, пока другие его убивают. И доспехи те достаются провинившимся, потому как кто захочет лезть зверю в пасть по своей воле? Да и ведь неполный доспех, зверь может схватить за беззащитную часть. Порой из железа вытряхивают новуса с ароматным таким привеском, а кто посмеется над ним, в следующий раз сам лезет в доспех.
За одну лишь историю Винора я узнал о хребте больше, чем за предыдущие три месяца. Заслушавшись, я забыл о тренировках и замер с копьем в руках, побоялся упустить хоть словечко. Брат Йорван быстро привел меня в разум затрещиной и вновь вернулся к Винору.
— Если доспех делать на заказ, под человека, то он вполне удобен, а тяжелым весом новусов третьего ядра уже не запугать. Но это доспех культа! Как ни прилаживай ремни да завязки, всё равно где-то будет натирать, где-то постукивать, да еще жуки-пауки норовят залезть под железо и щекотать кожу. Винору велели два дня и две ночи не снимать доспех, лишь для трапезы позволили шлем снимать. Наелся он своих грибочков, потешил душу и брюхо, лег спать, а ночью мы все проснулись от криков и шума драки. Глянь, а это наш Винор бьется насмерть с соседним дубом, рычит, с копьем наскакивает, на помощь зовет. Еле-еле его угомонили, потом узнали, что ему вместо дуба медведь привиделся. Все грибы на хребте, как и ягоды, и дикие яблоки, и травы, — особенные. Там много таких трав, каких нигде больше не сыщешь, но даже знакомые травы лучше в рот не брать. Никогда не знаешь, что будет, если их съесть: то ли животом промаешься неделю, то ли сразу замертво рухнешь. Адептусы умеют распознавать, безобидна травка или нет, годится для алхимика или нет, а новусам лучше держаться настороже.
И таких историй за один урок брат Йорван рассказал три: про грибы, про спящего кровавого медведя, которого приняли за мертвого, и про глупого новуса, который решил убить зверя благородно, в поединке один на один. Эти байки могли бы быть даже забавными, если бы их пересказывал кто-то другой.
Зато с братом Йорваном было просто. К концу ему все наперебой задавали всяческие вопросы, причем не только о хребте, просили показать, какой величины кровавый медведь, когда начнут пускать из замка в город и где найти лучших девушек, почему не кормят завтраком. Йорван отвечал на всё, пусть и бранил нас за леность. Он вел себя как старший брат, которого у меня никогда не было.
— Почему не бью палкой? — удивился он вопросу Ренара. — А, Арнос, поди, всё хотел тела укрепить, да только проку в том немного. Сколько себя ни колоти, а крепче железа не станешь, любой кровавый зверь порвет. Сила, быстрота, ловкость да выносливость — вот что надобно на охоте, а от нескольких синяков еще никто не помирал.
Словом, с урока мы уходили довольными и почти не уставшими. Я даже огорчился за брата Арноса: сколько он нас учил уму-разуму, сколько сил на нас потратил, а стоило ему уйти, как первый попавшийся новус легко вытеснил его.
Брат адептус тоже нас удивил. День за днем, страница за страницей, и книжица, написанная на истинном языке, закончилась. Нам осталось выучить последний лист. Казалось, разбуди меня ночью, и я сумею пересказать ее от начала и почти до конца. Одно лишь плохо — даже несмотря на знание всей книжицы, ни один из нас не нащупал свой spiritus. Пока единственное, чему мы научились в молитвенной комнате, так это высиживать неподвижно и долго, не засыпая.
А после вечерней трапезы я собрал весь свой крысоловный скарб, прихватил свечи и пошел в либрокондиум, правда, немного заплутал, но вскоре нашел ту самую дверь.
Внутри либрокондиума было так же тихо, как и в прошлый раз, и так же за столом сидел ветхий старичок, уткнувшись носом в книгу. И даже мысль у меня мелькнула та же — не может быть, чтобы эта дряхлая развалина оказалась равна по силе магистру. Стапятидесятилетний кустос!
— Брат Илдрос! — негромко, чтобы не перепугать старика, позвал я.
— А? — вздрогнул он и испуганно посмотрел на меня. — Кто здесь?
— Это я, Лиор, новус. Помнишь, я обещал вернуться со свечой и помочь с крысами?
— А, тот глупый мальчишка, который не знает королей Фалдории? Долгонько не приходил, долгонько.
— Турнир был, там меня сильно ранили. Как только смог…
Старик махнул тощей рукой, больше похожей на высушенную крысиную лапку.
— Я и не ждал. Пришел и пришел.
Я положил в углу мешок с опилками и овсом, рядом ловушки, в ведре у меня была густо замешанная смесь из глины, воды, соломы и еще кой-чего, что должно отпугивать крыс впредь. Да, я ухитрился выпросить перцовые горошины, причем не на кухне, а у брата Гримара. Когда-то он потребовал купить эту дорогую пряность, думал, что она пригодится в зельях, но иноземный перец оказался бесполезен и вот уже несколько лет бездарно пылился на полках.
— Брат Илдрос, если позволишь, я останусь тут на ночь. На крыс лучше охотиться ночью.
Кустос вновь махнул рукой. В этот раз он был менее разговорчив, чем в нашу первую встречу.
— Брат Илдрос, помню, ты говорил, что перечел тут все книги. Скажи, какая из них поможет мне нащупать спиритус. Мы почти доучили книжицу, а толку с нее мало. Попусту только портки просиживаем.
Он наконец поднял голову, посмотрел на меня и мелко затрясся, шумно втягивая воздух. Я сначала перепугался, подумал, что помирает старик, а потом сообразил, что брат Илдрос так смеется.
— Спиритус? — отсмеявшись, переспросил он. — Откуда взяться спиритусу после первого ядра? Спиритус он захотел! Подожди год-другой, может, тогда и нащупаешь что.
— А если ядро не первое? — упрямо сказал я.
Старик взял фонарь, приподнял его повыше, чтоб разглядеть мое лицо.
— Хмм, вроде бы тот же. Ты же недавно приходил, крыс обещал выловить? Новус первого года? Который пришел этой весной? Так откуда взяться второму ядру?
Я засомневался, стоит ли говорить. Это же культ! А тут хоть все и называют друг друга братьями, а относятся друг к другу не по-братски. И дело не только во мне. Магистр ради наказания командора принимает безродного мальчишку, командор принуждает своего подопечного делать то, что ему претит, старшие новусы не любят адептусов и подлизываются к младшим, старики-кустодесы не согласны с магистром, алхимики перечат командору. А я к тому же плохо понимал людей. Ошибся и с Воробьем, и с Пяткой, и с госпожой Бриэль, ненавидел Фалдоса, доверял брату Арносу…
Даже в Сентиморе, пока работал вместе с Колтаем, я не раз ошибался. Бывало, приходили мы к новоиспеченному воришке, что забрел в вотчину Угря, я видел его могутную стать и битую рожу, и думал, что нелегко с ним придется, а он, едва приметив нож в длинных колтаевских пальцах, падал оземь и молил пощадить, пожалеть и всё такое. А бывало, какой-нибудь трусливый лавочник с трясущимися губами набрасывался на нас с кулаками, защищая свое жалкое добро. Колтай говорил просто: «Не верь никому. Всегда жди беды. Держи нож наготове». Он так и жил.
А я так не мог, всё равно искал что-то хорошее в людях. Да тот же Фалдос, что в начале пытался низвести меня до собаки, спас на турнире мою жизнь! А если бы я его не простил? Если бы не пошел тогда пить со всеми? Лежал бы нынче мертвым под тем шатром.