Сумерки войны (СИ). Страница 10

Теперь «шнелле Хайнц» замахнулся на «детище» Манштейна — штурмовые StuG-III, которые находились в ведение генерал-инспектора артиллерии, и предназначались для поддержки инфантерии на поле боя, заменив собой танки непосредственной поддержки пехоты. И сейчас Гейнц поторопился, чтобы фюрер не отверг его идею с хода.

— Я не собираюсь оставлять пехоту без поддержки — у нас множество трофейных танков, если отремонтировать их и распределить по батальонам, то они вполне заменят «штуги» на поле боя. К тому же командующие армейскими корпусами станут кровно заинтересованы в получении трофеев, будут стремиться к их захвату и рациональному использованию. На эти танки я притязать не буду, под них есть ремонтные мастерские и учебные центры. Наоборот, со своей стороны окажу всемерную помощь. Кроме того, если собрать все наши легкие танки, поставить на них 5 см и 7,5 см противотанковые пушки, то мы сможем чуть ли не каждой дивизии дать отдельную роту «истребителей танков», как делают это русские. Сейчас у нас их немного, но если начать массовую переделку, то сможем обеспечить всю нашу инфантерию хорошей и подвижной защитой от вражеских танков. А роты можно придавать как дивизиям, так сводить в батальоны, которые будут в распоряжении командующих корпусами. Вы ведь смотрели на захваченные у русских самоходно-артиллерийские установки…

— Вы к чему клоните, Гудериан? Я пока не понимаю хода вашей мысли, а потому извольте объясниться прямо.

Гитлер машинально перевел взгляд на трофейную русскую бронетехнику, которую специально выставили для просмотра. «Азиаты» удивили своей дьявольской изобретательностью, не только взяв за основу немецкий опыт подобных переделок, но творчески его переработав. На фронте практически исчезли устаревшие легкие танки Т-26 и БТ, которые очень быстро переделывались в САУ. С них снимали башни и подбашенные листы, устанавливали тумбы, на которые крепили трехдюймовые пушки, и закрывали противоосколочной рубкой с крышей. Таким переделкам подвергались так же захваченные «тройки», которые стали встречать все чаще и чаще — под Москвой вермахт побросал очень много подбитой и неисправной бронетехники, которая досталась наступавшим русским войскам.

— Среди захваченных русских «самоходок» есть одна, не переделанная, а изготовленная на шасси их неплохого танка Т-50, который выпускают в Петербурге. Хорошая машина с прекрасным бронированием, что держит бронебойные снаряды 37 мм пушек. Но сейчас русские остановили производство этого танка, поняв, что «легким» панцерам на поле боя, насыщенном противотанковыми средствами делать нечего. Они усилили подвеску, чуть расширив корпус для установки «оттера», вместо башни установили рубку, с лобовой броней в 6 см, с плитой под большим наклоном. С бортов вдвое тоньше, но там тоже наклон имеется — защита превосходит даже наши StuG-III, хотя по весу на три тонны легче. Проходимость и подвижность выше — поставили бензиновый двигатель с мощностью в полтора раза большей. И получилось идеальное штурмовое орудие, которое причинит нам немало проблем на поле боя, так как способно не только бороться с танками, но и с пехотой, а по лобовой броне не уступает их новой «тридцатьчетверке». Наше счастье, что их только начали делать в Петербурге, там недавно и был захвачен этот образец. Но как только их начнут делать больше, у наших танкистов и пехотинцев появятся большие проблемы, я их предчувствую.

— Я ее вижу, Гейнц — выходит, нам следует опасаться русского «штуга». Отправленный мной в отставку фельдмаршал Лееб сделал большую ошибку, что не заблокировал Петербург с его заводами, а Геринг не разбомбил их — нам была нужна тогда авиация под Москвой. Но сейчас мы имеем возможность исправить эту ошибку, одновременно деблокировав «крепость Демянск». Думаю, мы возьмем убедительный реванш.

Гудериан ничего не сказал, но внутренне поморщился — он знал, что на помощь 16-й армии выделили один танковый корпус, теперь усилили его вторым. И хотя упорное сопротивление русских грозило серьезными потерями, тем не менее, освободить окруженные войска являлось первостепенной задачей, к тому же убедительным реваншем за зимнюю кампанию. Петербург нужно было заблокировать — промышленность города внушала беспокойство, к тому же от линии фронта было для большевиков легко дотянуться до Риги. Да и весь фронт внушал опасения — он как бы нависал над двумя группами армий, ослабленных в ходе зимней кампании.

— Так что вы конкретно предлагаете, Гейнц?

— Убрать в приказе одно лишнее слово, которое поставили, игнорируя первоначальный текст и смысл. Там генерал-инспектору панцерваффе подчинялись не только все танки, но и штурмовые орудия. Но перед ними кто-то с умыслом добавил «тяжелые», таковых у нас нет. Сами StuG-III считаются по своей массе в вермахте только «средними» машинами. Потому с помощью ловкой казуистики у меня их вывели из подчинения. Предлагаю сделать поправку, и убрать это вписанное без вашего ведома слово. Оно извратило весь смысл той части приказа, где идет речь о штурмовых орудиях.

— Я понимаю ваше желание, Гейнц, но штурмовые орудия настоятельно требуются нашей пехоте.

— Потому не стоит трогать машины на базе «тройки», следует поступить как русские. В «протекторате» делается неплохой легкий танк, почему бы на его базе не создать столь нужный для инфантерии «штуг». Нужно только немного увеличить массу и ширину танка — и такие работы, как мне известно, уже ведутся, и нам нужно их только ускорить…

Каких только видов хорошей и качественной бронетехники не было создано трудолюбивыми работниками «протектората Богемия и Моравия» на базе этого маленького чешского легкого танка. И выпускались они в больших количествах, нанеся Красной армии и войскам союзников немало ущерба. Можно сказать что поставки подобных машин был своего рода ленд-лиз для Германии, который численно превышал поставки тех же британцев в СССР. Чехи старались помогать рейху как могли — каждый месяц отправляли на фронт даже не десятки, счет пошел на сотни бронированных машин…

Глава 12

— Слишком большие потери за пару месяцев не восстановить, какие бы усилия не прикладывались. Тут через голову не прыгнешь, из первого месяца беременности в девятый не перескочишь. Так что начистят нам морду этим летом, знать бы точно, где именно?

Наедине со Ждановым Григорий Иванович всегда говорил о «наболевшем», ничего не скрывая из одолевавших его сомнений. Будучи единомышленниками, они сейчас вдвоем одно дело вершили, какие тут могут быть тайны по отдельности. Вроде одни проблемы решили, но в тоже время другие подкатывали, да такие, что ум за разум порой заходил.

— История ведь для нас гораздо лучше сложилась, чем в твоей реальности — Ленинград не в блокаде, из Москвы даже эвакуацию не проводили, все предприятия работают. Ты же сам говорил мне не раз что выпуск военной продукции намного больше, а сама армия сейчас гораздо сильнее, и не в том состоянии пребывает, о котором ты рассказывал не раз. Да и сам я могу сравнивать то, что было в августе, и сейчас в мае, спустя девять месяцев. Достаточно на карту посмотреть, то, что было, и то, что есть.

Жданов говорил рассудочно, спокойным тоном, как всегда. Но при этом негромко — хотя подслушивания они не опасались, но жили по поговорке — «береженого бог бережет», мало ли что.

— То, да не то, Андрей. Положение иное, а вот люди те же самые остались. И хотя знаешь прекрасно, кто как себя в войне проявит, но в своем нынешнем состоянии, без полученного опыта и знаний, никто из них выше головы не прыгнет. Да, ошибок совершают меньше, но делают, мучительно медленно накапливается этот самый опыт, хотя не переплачивают за него, что радует. Да и время мы кое-как отыграли, если бы полный откат произошел, было бы многократно труднее, а так вовремя спохватились.