Шарлатан 2 (СИ). Страница 6

Правда, в разговоре он сначала все же поинтересовался, а уж не о своем ли новом доме я так хлопочу — но я ответил, что как лауреат Сталинской премии я вообще могу себе дворец выстроить и никто мне в этом препятствовать не может, но вот то, что в Грудцино вдовы бойцов живут в халупах, мне спокойно жить мешает. И приехал я именно, чтобы совесть свою успокоить — ну, если получится.

Получилось, но что-то мне подсказывало, что я пока еще недостаточно о благе народа волнуюсь. И насчет того, чего изобретать не стоит, я, похоже, напрасно решил. Настолько напрасно, что после того, как постановление обкома прочитал, ночью очень долго заснуть не мог. А утром, снова проинструктировав сестренку, я опять поехал в Горький. И опять при всем параде: мне очень было нужно кое в чем убедить довольно серьезны дядек. И тетенек тоже…

Глава 3

В Ворсме, причем совершенно неожиданно даже для областного руководства, еще летом начала строиться новая электростанция. Причем не «игрушечная», вроде «электростанции ОТК генераторного завода», а большая, рассчитанная даже в первой очереди на установку двух агрегатов по пятьдесят четыре мегаватта. Немецких — их немцы теперь в СССР поставляли по репарации, так что и электростанцию немцы строили. Точнее, немцы ее строили потому что немцы просто были, но кроме тех, что прежде здесь строительством занимались, их завезли еще тысячи полторы, и электростанция строилась действительно очень быстро.

А еще на генераторном заводе срочно поднимался новый цех, в котором — к огромному удивлению руководства завода — должны были производить графит «для щеток электромоторов». Но чтобы их производить, требовалось и сырье, а сырьем тут выступал исключительно газ. Метан, и по каким-то причинам «природный газ» не годился, поэтому рядом с электростанцией так же срочно строились и огромные — уже на пять тысяч кубов — биогазовые реакторы. Вообще-то, похоже, в области я один знал, зачем и почему было затеяно столь необычное строительство, но никому об это рассказывать я, конечно же, не собирался. Не собирался рассказывать о том, что в природном газе все же присутствуют в слишком уж большом количестве летучие соединения разные очень неполезных в целевом предназначении графита металлы, а вот в газе «дерьмовом» (а точнее, все же в «соломенном») никаких ненужных металлов практически нет. Правда, если в реакторы пихать обычное дерьмо или бытовые отходы, как это делалось в Горьком, то металлы там появляются, так что «солома — это наше всё».

Тут, конечно, возникала другая проблема, все же в области производство зерна было, мягко говоря, невелико, сельское хозяйство больше на овощи ориентировалось, так что еще от станции Ворсма до газового завода срочно проложили и «нормальную» железную дорогу. А заодно уж (и, возможно, чтобы «замаскировать» важность именно «соломенного производства») нормальную железку дотянули и до заводика металлургического — и туда начали в больших количествах заводить для печей кокс. То есть его потихоньку с самого начала работы новых печей возили, однако все равно в домны торфа сыпали чуть ли не больше чем кокса, и с появление железной дороги это не изменилось. Но не потому, что кокса не хватало, а потому, что в торфе из Заочья что-то такое было, из-за чего шлак получался более жидким. А еще получаемый шлак после перемола превращался хоть в плохонький, но цемент. Плохонький, но зато очень дешевый, и наш дом на таком цементе и был выстроен.

Из этого же цемента на заводе отливались и шлакобетонные блоки, из которых в городе большую часть новых домов теперь строили. И в окрестных селах и деревнях на эту продукцию народ нацелился — но все же крестьянин предпочитал в массе своей дом построить себе хоть и немного подороже, но кирпичный, так что половину этих блоков отправляли в Павлово, где тоже стали очень быстро на «местных ресурсах» решать жилищную проблему. А с появлением нормальной железки, когда уже не требовалось блоки перекладывать с узкоколейных вагонов в нормальные, такая перевозка стала заметно более простой и дешевой — и совершенно внезапно шлакоблок превратился в дефицит. Правда, в деревнях никто из-за этого не расстроился, а вот в Павлово (и в Богородске тоже) планы жилищного строительства оказались под угрозой. Ну в самом деле, кто бы мог подумать, что если в планах записать расход этих блоков втрое больше, чем завод их в принципе произвести может, то планы такие, скорее всего, сорвутся…

Все это было бы смешно, однако, как пожаловался дядя Алексей, который стал членом парткома завода, руководство области грозило ворсменским начальникам страшными карами «за невыполнение невыполнимых планов», а это, в свою очередь, грозило невыполнением планов уже моих личных, так что я напряг память и зашел к начальнику «шлакоцементного цеха» артельного металлургического завода. Просто так зашел, даже наградами не обвешался: в городе все и так о них знали. Поговорил, меня там чаем напоили с баранками, и даже пообещали — если всё у них получится — мне лично премию выписать огромадную. А я поговорил — и забыл, так как узнал об ограничениях на размеры жилья в деревнях и селах. А потом и вовсе не до невыполнимых планов мне стало: пришлось даже в райкоме заказывать специальную бумажку, подтверждающую мое право бесплатного проезда на всём. Потому что везде таскаться с орденом имени меня на груди была просто неудобно, а ездить в разные места пришлось уже очень много. И ездить пришлось после посещения Горьковского велозавода.

Да, был в Горьком такой завод. Не особо в стране известный, и производились на нем (еще до войны) примитивные детские педальные автомобильчики. Товар особым спросом не пользовался (скорее всего, из-за потрясающего качества и не менее потрясающей цены), да и работало на заводике народу немного. Честно говоря, это был даже не завод, а отдельный цех автозавода. Два цеха, только выстроенные в стороне от основной территории завода, и там делались какие-то железяки для полуторок. Ну и маленькие детские автомобильчики.

Я туда приехал (на поезде приехал, а затем через весь город на своем велосипеде прокатился), на проходной меня пропустили, вообще ни о чем не спрашивая. Правда уже я спросил, где тут директор сидит или главный инженер, и одна тетка с проходной меня даже проводила в один из цехов, где упомянутые мною личности сидели в небольшой каморке. Видно, с режимом тут было… хотя, скорее всего, ребятня тут часто шастала: насколько я слышал, на небольших заводах в городе дети отцам и матерям еду на работу носили и это считалось нормой там, где рабочих столовых не было. А то что «ребенок незнакомый», так кто из вахтеров детей всех рабочих-то в лицо знает?

В каморке сидели два довольно пожилых мужичка, правда кто из них кто, мне не сказали: провожавшая меня тетка просто издали на каморку рукой показала и поспешила скрыться, вероятно покидать рабочее место тут не рекомендовалось. Но я, войдя, куда было показано, уточнять должности дедков не стал, а сразу взял быка за рога:

— Здравствуйте, меня зовут Вова Кириллов и я пришел к вам с велосипедом.

— Поломалось что? Ну давай, посмотрим, может и поможем в твоей беде, — добродушно ответил мне старичок, который выглядел постарше.

— Нет, не надо ничего чинить, я пришел поинтересоваться, сколько вы можете таких велосипедов у себя на заводе сделать. У вас же завод велосипедным называется?

— Неправильно тебе сказали, товарищ Вова Кириллов, — усмехнулся другой старичок. — Наш завод именуется велозаводом, а не велосипедным. А называется он так потому, что мы тут делаем, в числе всего прочего, и веломобили. Но мне кажется, что ты уже в наш веломобиль и не поместишься. А велосипеды мы нет, не делаем, и даже не собираемся.

— А вот с последним утверждением я бы поспорил, — улыбнулся уже я. — У вас тут хоть какой-то инженер есть? Я бы с ним про велосипеды поговорил.

— Ну я инженер, — с улыбкой отозвался «молодой старичок». И о чем ты говорить собрался?

— О велосипедах. Мне товарищ Сталин вот эту медаль вручил, — я показал на медаль лауреата Сталинской премии, — за то, что я придумал кое-что стране очень нужное.