Шарлатан 2 (СИ). Страница 4
Мотор для пылесоса (все же с медными обмотками) делался, понятное дело, на генераторном заводе, и сделали его «под размер пылесоса», поэтому получился он страной мощности в пятьсот тридцать ватт. А турбинку (тоже жестяную) делал, что было понятно, завод уже турбинный. В общем, «социалистическая кооперация в действии» получилась, но пока что она работала даже не в полсилы, а скорее в четверть, а то и на десять процентов: производство ограничивалось наличием алюминия для пылесосных труб. Их, конечно, поначалу попытались тоже из железа сделать, но оказалось, что железные получаются слишком тяжелыми и вдобавок они почему-то паршиво держатся на трении когда пылесосом пыль убирают. А алюминиевые со всех сторон выглядели лучше стальных, но пока с ним в стране были серьезные проблемы. И тут помочь даже сам товарищ Киреев ничем не мог, хотя он и счел выпуск пылесосов очень важным и нужным для страны делом…
Для меня вся эпопея с производством пылесосов стала хорошим уроком того, что сделать что-то посложнее табуретки на одном заводе — дело практически невозможное, и для всего требуется не самая простая производственная кооперация, которую тоже нужно заранее предусматривать и организовывать. То есть я могу что угодно напридумывать, а вот произвести придуманное может оказаться настолько непросто, что никто с производством и связываться не захочет, даже если вещь всем покажется очень нужной и полезной. С пылесосами как-то проскочило, да и то большей частью благодаря «родственным связям»: двадцать первый завод подключился благодаря Вовке, резинщиков тоже через чью-то родню подключили, а радиотехников вообще через товарища Киреева «кооперировали», причем ссылаясь на меня — человека, которого уважает лично товарищ Сталин (и который просто пока непосредственно к Сталину для решения столь пустячного вопроса не обратился, надеясь на благоразумную помощь местных властей). Но даже после этого артель в сутки выпускала всего десяток пылесосов, так как никакие родственные связи не могли родить дополнительный алюминий: это же не железо и даже не медь, его в самодельной печке не сваришь…
Май выдался довольно теплым — но и не самым дождливым. То есть дождики-то потихоньку капали, а девятого и особенно двадцать пятого мая вообще ливни прошли, причем двадцать пятого такой, что молодую траву всякую просто в землю вбивал. Но на траву всем было плевать, понятно, что вскоре поднимется — а вот рассаду капусты последний майский ливень попортил знатно. И это было обидно тем более, что впервые в Грудцинском колхозе капустные поля засадили рассадой, выращенной в теплицах — то есть капустки уже довольно большими вырасти успели. Впрочем, колхозный агроном сказал, что капуста все же оклемается — но на всякий случай попросил колхозников «домашнюю» рассаду (то есть остатки ее) пока не выкидывать: если «отдельные растения и пострадали, то можно будет их и заменить».
Но по большому счету в деревнях колхозникам было на капусту в поле плевать: для себя все ее на огородах посадили, поле исключительно для «сдачи продуктов государству» сделали, так что «не плевать» на него было только самому агроному: он провел «эксперимент» и вывалил на это поле весь отработанный ил с двух «биореакторов», а еще и торфа туда подсыпал и томас-шлака. Потому что на этом конкретном поле еще в прошлом году урожай был таким, что даже плакать не хотелось…
А народ больше всего волновался по поводу новой электростанции: ее выстроили уже совсем к деревне близко, напротив остановки узкоколейки (чтобы топливо было проще завозить), а так как станция было уже «мощной», то рядом кишкинцы выкопали еще и небольшой пруд-охладитель — и все внимание теперь было приковано не к самой электростанции, а к пруду. Совсем небольшому, сотки в три всего — но в него мальчишки выпустили мальков карасей и все ожидали, что раз воду в пруду электростанция подогревает, то рыба в нем расти будет очень быстро. Понятно, что с трех соток пруда рыбы много не наловить, но вот как «эксперимент на будущее» этот пруд всем в деревне был очень интересен. Даже Надюхе (которая, собственно, и инициировала заселение пруда карасями): она мне сказала, что «подумывает об обустройстве большого пруда для школы». Ну да, в школе детишек теперь уже очень много развелось (и интернат достроили до «плановых» трех этажей, и школу подняли на этаж — и теперь зимой там уже заметно больше сотни старшеклассников обучалось, а кормить такую ораву одними кашами и кабачками было не очень правильно. Ну, еще яйца со школьного курятника на кухню поступали, но одно яйцо на школьника раз в три дня — это явно недостаточно.
В связи с увлечением деревенских рыборазведением (большей частью, конечно, в виде «наблюдения за процессом») я позвонил Маринке. Она, конечно, пока еще большей частью дома с дочкой сидела, но уже и работой все же занималась: декрет-то для служащих в стране составлял всего сорок восемь дней после родов, так что оказать мне «непосильную помощь» она, в принципе, могла. Примерно тем же способом, каким она в область леггорнов завезла: по комсомольской линии с кем-то «на местах» связалась и искомое ей привели. А сейчас я к ней обратился не за леггорнами: когда я был уже «достаточно старым», рядом с нашей дачей прорвало пруд местного рыбохозяйства и в соседнее озеро «утекли» мальки, как мне соседи говорили, китайского серебряного карася. А соседи ценной информацией поделились, когда я, заметив, что их мальцы начали с озера приносить рыбешек грамм по двести-триста, причем буквально десятками, поинтересовался, «откуда дровишки». Честно говоря, я, кроме названия рыбы, ничего про нее не знал — но в свое время Маринке хватило и названия курей сообщить, так что шансы на успех были не нулевыми.
Но про рыбу я просто случайно вспомнил, и Маринке позвонил буквально «на всякий случай»: получится у нее нужных карасей найти, так и хорошо, а не выйдет — ну и плевать. Потому что я вообще-то о совсем других вещах теперь думал — но в свете прояснения проблем с пылесосами решил, что изобретать велосипед точно не буду. Тем более, что велосипед у меня уже был: отец, когда мы в Москве были, купил мне самобеглый агрегат в ГУМе. Немецкий агрегат, но не трофейный, а новенький, только что с завода. По виду — один в один «Орленок», который у меня был «в прошлой жизни», только цвета не синего, а какого-то темного сине-зеленого, и на раме название было золотой краской написано. То есть там и сиденье было другое, целиком кожаное, причем, судя по толщине этой кожи, ее с какого-нибудь буйвола содрали или вообще со слона, а сумочка с инструментом и «велоаптечкой», подвешенная сзади сиденья, была брезентовой. Впрочем, недолго она такой была: родственники из Богородска у отца ее «взяли поносить» и дня через три вернули уже в полностью кожаном виде. Решили, что в семье ходить с тряпичной сумкой — это семью позорить…
В общем, велосипед я изобретать не стал, другими «изобретениями» занялся. И очень жалел, что Лаврентий Павлович ко мне «досрочно» приехал: я почти что придумал, как еще кое-какую информацию по мирному (и не очень) атому вкорячить в «дореволюционный» текст, а он у меня «дневник» забрал, когда в нем я только по месторождениям прошелся и немного о «подземном выщелачивании» упомянул. А второй раз «случайно найти на рынке» ценный источник информации было бы в корне неправильно, так что Берия остался лишь с парой десятков страниц одной лишь «атомной геологии». А вот как прочие мои скромные знания нужным людям подкинуть, я пока не придумал. Зато придумал сразу три очень нужных в каждом советском доме бытовых электроприбора: микроволновку, фен и миксер. Придумал, мысленно со всех сторон приборы рассмотрел — и задвинул «изобретения» в самый дальний уголок сознания. Потому что понял, что запустить серийное их производство будет посложнее, чем выпуск пылесосов.
Причем о производстве очень сильно подумал, и пришел к странному выводу: проще всего в нынешних условиях было бы сделать микроволновку, так как там можно только металл использовать. Ну, почти один металл, а для прочих девайсов требовалась пластмасса, из которой в относительной доступности был один карболит — но и у него доступность было весьма относительной. Так что я свои мыслительные процессы сместил в другие области — и решил, что пока можно подумать не о благе всего народа, а только о благе семьи, а с семейным благом картина выглядела более привлекательно (в плане осуществимости): все же денег из премии родители потратили очень немного. Так что я, благополучно закончив еще в мае очередной (уже шестой) класс в школе, стал заниматься работой, которую в моем времени именовали не иначе, как «нейропрограммированием», и спустя всего несколько дней родители (вместе с дядей Алексеем, тетями Машей и Настей) и даже баба Настя решили, что нам срочно нужен новый дом.