Хорунжий (СИ). Страница 9

В итоге, сжег письмо, но так и не заснул. Думалось о разном. Например, о том,что в арьергард отряда в слободе Мечетной может прибыть еще один фельдкурьер. Или из Оренбурга прискачет нарочный с известием о смерти Павла Первого. Или в крепостицах на Нижне-яицкой кордонной линии на реке Урал атаманам сообщат о воцарении Александра I. Ну сообщат и сообщат — мне что с того? Главное, чтобы не привезли приказ о прекращении похода. Не то лихо выйдет: мы в кайсацкую степь уйдем, а про нас забудут. Бррр…

Уснуть не давали и мысли о том, что брать с собой в поход, как вооружить своих казаков. Когда вернулся от атаманов, собрал в круг свой малый отряд — два десятка человек в разномастной, как все полки в лагере, одежде. Единой формы казакам еще не придумали, а потому каждый одевался кто во что горазд. Не очень-то и удобно для командира. Потому приказал всем повязать на руку белую тактическую повязку — как оно в степи дальше пойдет, поживем-увидим, а в многотысячном лагере всяко пригодится.

Распорядился проверить снаряжение, сбрую и предъявить оружие к осмотру. Опять же таки — полное отсутствие стандарта. У кого шашка, у кого азиатская сабля — клыч или персидский шамшир, — ятаганы, кинжалы, ножи-переделки из палашей, пистолеты — набор такой, что хоть оружейную лавку открывай «Клинки и пистоли со всего мира». У одного кавалерийский прусский пистолет, у другого — тульский, у третьего — «пукалка» турецкой работы с инкрустацией из собачьей полированной кости. Ружья… С ними все оказалось не так дурно: половина моих казаков оказалась вооруженной новейшими русским нарезным гусарским карабином образца 1798 года (1), а двое, включая Козина, побывавшие в итальянском походе, могли похвастать австрийскими кавалерийскими штуцерами с восьмигранным стволом. У унтера вдобавок имелся экзотический заграничный ствол, напоминающий обрез, которым он необычайно гордился. У оставшихся — длинные мушкеты низкого качества времен царя Гороха. По их признанию, свои ружья они использовали исключительно для подачи сигнала.

— Стреляй редко, да метко, пикою коли крепко. Поражай пикой в крестец и живьем бери в полон, — поведали мне на голубом глазу односумы свое понимание казацкого боя.

Да, пики, украшенные в трех местах медными бляхами, были у всех. А еще… дротики. Между прочим, страшное оружие, если им метнуть на полном скаку. Против густых толп конных степняков самое то. Вопрос лишь в том, будут ли хивинцы или киргизы атаковать нас или, как это принято у степняков, налетят и тут же бросятся наутек? Значит, возвращаемся к огнестрелу и желательно дальнобойному. Эх, мне бы пулемет! Но чего нет, того нет. По уверению казаков, владевших карабинами, они могли стрелять шагов на двести пятьдесят. Только перезаряжали очень долго — минут пять, что мне и было продемонстрировано. Причем, не на скаку — таким навыком они не владели, хотя имели опыт сражений с черкесами, которые такой финт проделывали запросто. Так что их привязанность к пике и дротику имела вполне прозаическое объяснение.

В моем же понимании, мы испытывали серьезный недостаток в огневой мощи, и я намеревался это исправить. Как? Все очень просто: притащили в свой табор первого встречного писаря, и тот за найденную мной в личных закромах мелкую ассигнацию записал все мои и отрядные хотелки. По пунктам. Карабинов столько-то, огневого припаса столько-то, провианту и овса столько-то, бурдюков для воды, упряжи запасной, подков, соли, кошм войлочных, топоров, пил, лекарств, менового товара для степняков…

— Куда вам столько⁈ — лупил глаза писарь.

— Пиши, давай, чернильная душа, — прикрикнул на него. — Еще и десяток верблюдов в конце добавь. Платову список завтра понесу.

— Так он вам и даст, — хмыкнул писарь, но замолк под моим гневным взглядом. Я бы с ним не стал связываться, только как писать атаману, ежели не знаешь всех этих «ятей» и «еров»?

Список получился солидным. Да только ночью я вспомнил, что забыл про воблу. Без соленой рыбки нам в жаркой степи быстро наступит амбец, соль с потом выходит, ее надо восполнять. Солевых таблеток еще не придумали — впрочем, в Советском Союзе до его распада, даже при наличии таких таблеток вобла была в почете и включалась в Стратегический запас страны.

«Интересно, есть в обозе вобла? Если нет, то, наверняка, можно ею разжиться у рыбаков на Яике. Главное не забыть», — приказал я себе перед тем, как заснуть.

* * *

— Вставай, Муса, медведь пришел! — будил я пинками своего денщика, которого я вчера таки обрадовал, что он принят.

— Какой медведь, бачка-командир? — проговорился спросонья Тахтаров о своем происхождении. Так-то он по-русски вполне прилично шпрехал, казацким говором владел в совершенстве.

— С балалайкой! — сердито буркнул я и грозно прошептал, чтобы не разбудить остальных. — Подъем, мне твоя помощь нужна.

Забывшись в час волка коротким сном, проснулся на рассвете и понял, что снова не засну. Времени даром терять не хотелось — решил, что пришло время познакомиться с возможностями своего тела и, если позволит конституция, научить его кое-каким полезным навыкам. Так уж вышло, что я в своей прошлой жизни, до того момента, когда превратился в старую развалину, всерьез увлекался АРБ — армейским рукопашным боем, его как спортивной, так и прикладной разновидностями. Даже в Астрахань ездил тренироваться у Биймуразаева, выдающегося тренера и учителя. На подсознательном уровне мне ничего не стоит подать нужные сигналы в мышцы. Вопрос в том, смогут ли они выполнить желаемое? Требовалась контактная проверка, и в качестве мальчика для битья выбрал Мусу. Естественно, бить его не собирался — скрученную войлочную кошму-макивару подержит, а если случайно по рукам прилетит, переживет.

— Пошли–пошли, — сказал я, пихнув ему в руки подготовленную скатку.

Наша стоянка находилась на краю бивуака. Еще вчера запреметил рядышком небольшую степную балку — не тот байрак, как у нас на Дону, где можно сотню легко спрятать, а просто плавную ложбину. Туда и направился. Тут было тихо, кое-где виднелись кучки еще сохранившегося снега, но трава уже активно пробивалась. Яицкая степь пахла… степью — непередаваемым сочетанием ароматов пыли, солнца, чабреца, тимьяна и полыни. Пройдет немного времени, и все вокруг зацветет, плоская равнина превратиться в яркий ковер из множества оттенков…

Разделся, оставшись в шароварах, нательной рубахе и сапогах.

— Посиди пока, — приказал Мусе и приступил к «перепрошивке» тела хорунжего Петра Черехова, не привлекая лишнего внимания.

Оно было сильным и гибким, привыкшим к седлу, шашке и пике, ноги накачаны, и даже имелось подобие растяжки, руки сильные с развитыми кистями. Все бы ничего, но мышцы совершенно незнакомы с тонкостями современного мне рукопашного боя. За минувшие дни в этом теле я уже немного освоился, но все равно чувствовал, что мои мозги и мышцы с сухожилиями говорят на разных языках. Пора было это менять.

Начал с базовой разминки — вращения суставов, наклонов, поворотов. Чувствовал, как сопротивляются и тянутся непривычные мышцы. Затем перешел к более динамичным движениям — выпады, махи ногами и руками. Пытался вспомнить связки из армейского рукопашного боя, отрабатывая удары и блоки в воздухе. Лоу-кики, миддл-кики, хай-кики. Удары в корпус, в голову. Прямые, боковые, апперкоты. Блоки предплечьями, локтями. Резкие удары головой. Все это выглядело, наверное, странно — я двигался непривычно плавно для казака, низко приседал, резко выбрасывал конечности по неожиданным траекториям. Не было размашистых, силовых движений, к которым привыкли здесь, зато была скорость, точность и экономия сил. Муса только крякал или вскрикивал, когда ему казалось, что я сейчас упаду.

Падал, куда ж без этого. Тело порой сбоило, но все реже и реже. Подчинялось командам моего мозга, иногда откликаясь вспышкой боли.

Начал отрабатывать передвижения — «маятник», челночный бег. Шаги в стороны, назад, вперед. Представлял перед собой противника, уходил с линии атаки, контратаковал. В голову полезли воспоминания о спаррингах на полигоне, о запахе пота и резины татами в залах, о криках инструктора: «Ниже! Быстрее! Не застывай!» Казалось, я слышу их здесь, в этой бескрайней степи, где из звуков были только шорох ветра и далекое ржание лошадей.