В Тридевятое царство попаданкам вход запрещен! (СИ). Страница 8

— Да-да, я знаю, надо идти. Но может хоть ты меня выслушаешь? — Я поднялась, бросила в рот последнюю пригоршню ягод и пошла следом за клубком. — Как думаешь, могло мне все пригрезиться? Хотя нет, мама и папа точно настоящие, я это чувствую. А Миланка? Могла подруга-танцовщица мне присниться? Вот и я думаю, что вряд ли. Если кто и мог, то это Олег или леший этот, Лесь. Точнее, лешачок. До лешего ему еще расти и расти… Он красивый, да. Такой и должен девушкам во снах являться. Как он мне ногу лечил, и за руку держал. Да, вот это могло быть сном, в реальности разве такое может быть, чтоб от прикосновения все внутри трепетать начинало и сердце птицей на волю рвалось? — рассуждала я.

Говорить вслух было легче, чем погружаться, как в омут, в пучину безрадостных мыслей. Поэтому я продолжила, бодро шагая за клубком по едва заметной тропинке:

— Зря я Леся обидела, конечно. Хотя и не сказала ничего, но все равно, грубо как-то вышло, не по людски. Обидно, что не поняла сразу, что он все всерьез. Хотя какое всерьез? Решили же, что это все сон! Раз лешачок мне приснился, то и остальное тоже. А куда мы тогда идем? Ага, а прощения просить по-настоящему придется. Нет, что-то во всем этом нелогичное есть. А ты как думаешь, а?

Но клубок лишь молча катился дальше, и мне стало немного обидно. Я перед ним тут распинаюсь, а ему хоть бы что!

— Вот ты молчишь, а колобок бы на твоем месте песенку бы мне спел, — сказала я клубку. — А ты не можешь. А хочешь я тебе спою?

Клубок промолчал, и я принялась рассуждать дальше:

— Знаешь, эта ведьма Велизара, она меня, наверное, загипнотизировала или опоила чем-то. Вот ты мне и мерещишься, а на самом деле я, наверное, лежу полумертвая под деревом. Но меня должны искать! Так что давай петь, так нас услышат и быстрее найдут.

Мне казалось, я привела просто железобетонные аргументы и убедив себя, что стала жертвой испарения мухоморов, решила спеть. Хотелось что-то громкое и энергичное, и обязательно современное, чтобы точно убедиться — я не сумасшедшая, которая верит в чертиков и кикимор, я адекватная девушка 21 века. Поэтому я громко затянула:

— Ой, цветет калина в поле у ручья…

Мне показалось, что если бы у клубка были глаза, то он бы на меня покосился, как на ненормальную, а будь руки, то еще бы и у виска покрутил. Но ничего подобного у него не было, он был просто клубком.

— А еще ты похож на Шалтая-болтая, — сообщила я ему, закончив петь. Солнце уже поднялось высоко и начинало припекать макушку. Наверное, поэтому мои мозги окончательно спеклись, ведь косынку я попросить не догадалась, а очельник где-то потеряла. — Только он яйцо. Зато говорящее. И с ногами. Хотя ноги у него короткие, тебе на таких было бы неудобно.

Мне показалось, что клубок все таки окончательно уверился, что я не в себе, и ускорился. Я понеслась следом, боясь его потерять из виду. Но хитрюга взял и резко свернул в кусты. Я на полном ходу повторила его маневр и в попытке поймать строптивого проводника прыгнула туда же. Тут же зацепилась за корень, споткнулась и полетела вперед головой. Последнее, что помню, как впечаталась лбом в дерево.

Глава 9. Леший и кикимора

— И шо это такое? — раздался женский капризный и крайне недовольный голос. — Это чего это, девки под дверь тебе сами приходят и подкладываются? Ты обалдел, старый?

Послышался шлепок, и другой голос, мужской с приятной хрипотцой сказал над самым ухом:

— Это ж подарочек от ведьмы, видишь, метка.

Ощутила, как кто-то подцепил подвеску в форме цветка, что дала мне Миланка, и потянул наружу. Хотела возмутиться и отобрать украшение — мое, но не смогла пошевелиться. Я что — связана?

— Да я щас тебе такую метку-ветку покажу, мало не покажется! — продолжал возмущаться женский голос.

Мою подвеску отпустили, мужчина, видимо, поднялся, и хохоча и дразня женщину, бросился прочь.

Так, и что тут происходит? С трудом, но приоткрыла глаза. Надо мной было небо в веточку. То есть я лежала на спине под деревом и меня, судя по всему, опутывали его корни. В общем, что небо в веточку, что в клеточку — одинаково, какая-то гадина лишила меня свободы. А после удара головой о дерево, еще и мозги напрочь покинули ее, потому что мысли пришли довольно странные. Я решила, что я — попаданка. И не просто решила, а была в этом абсолютно уверена. Ну, а как еще объяснить, что я бегала за цветком папоротника в одном мире, а оказалась там, где путеводные клубки ведут к лешим? А так все понятно — в той куче валежника был портал, я в него упала и оказалась здесь.

Что-то в глубине души протестовало против такого объяснения и робко пыталось намекнуть на совершенную чушь и антинаучность данной гипотезы, но то мое я, которое было убеждено в существовании ведьм и кикимор, нагло заткнуло слабый голос второго разума.

А я устала думать, переживать, бояться и сомневаться. Я обидела человека, то есть не совсем человека, да тьфу на меня, вообще ни капли ни человека, а лешака, и должна извиниться. Делов-то! Ща быстренько узнаю у родителей Леся, как найти их сына, извинюсь, а потом буду думать, что со мной случилось. А то ведь и правда — не доживу до заката, и так и останется эта загадка неразгаданной. Вот только что за гадость меня связала и как от нее избавиться?

Подумать о новой степени своей несвободы не успела, вернулась игриво-ревнивая парочка.

— Чего разлеглась, вставай, коль пришла, — сказала женщина, склонившись надо мной и откровенно разглядывая.

Подумалось о том, что она хотела добавить что-то нелицеприятное, но покосилась на спутника и сдержалась.

Я продолжала лежать и думать — и кто из нас сам себе неумная кикимора? Я, которая лежу под деревом, или она, которая не видит, что я связана и встать не могу. А то, что тетка — кикимора почему-то тоже было для меня очевидным. Но я уже решила, что удивляться не буду. Потом, все потом.

Пока думала, ветки или корни, или лиана, или какая-то другая растительная и гибкая дрянь, что держала меня, отступила, и я с кряхтением поднялась.

Да уж, старушка тут вроде кикимора, а еле двигаюсь я. Несправедливо, однако. Села, уставилась на колоритную парочку. На счёт старушки я погорячилась. Выглядела кикимора лет на 35 по человеческим меркам. Я бы приняла ее за обычную женщину, одетую в этностиле, довольно яркую и эксцентричную, если бы не зеленоватый оттенок чуть прозрачной кожи. А так очень даже ничего, красавицей можно было бы назвать, если бы не издевательски ехидное выражение лица.

Перевела глаза на ее спутника. Леший тоже не стал таиться и предстал предо мной в виде мощного мужика лет за сорок с бородой и длинными волнистыми волосами, рассыпанными по широким плечам. Ага, кажись я на месте.

Поднялась на ноги, ухватившись за ветку, поклонилась, как принято.

— Здоровьица, уважаемые.

— Ну, здравствуй и ты, красна девица. Поведай, что привело тебя к нашему дому? — леший смотрел с настороженным любопытством, но в целом доброжелательно.

А вот и самая неприятная часть. Надо как-то про их сына и обряд объяснять.

— Прощения пришла молить и не серчать на меня за глупость, — сказала я и голову повинно повесила. — Но только с сыном вашим оказалась я купальской ночью связана.

Руку вперёд выставила и огонь продемонстрировала.

— Так это ты значит, Лесику нашему в пары досталась? — придирчиво оглядела меня кикимора. Добрее она ничуть не стала, скорее наоборот.

— Я, — призналась. Блин, я ее по идее должна матушкой назвать, но вот хоть убейте язык не поворачивается. — Только не пара я ему, случайно рядом оказалась. На разобралась сразу, не вникла и позволила обряду свершиться.

Леший и кикимора нахмурились, а я продолжила:

— Виновата я перед Лесем, обидела его нечаянно. Хочу найти и прощения попросить. И вас прошу на человеческий род не серчать и злодеяний не творить, ошибку свою искупить верной службой готова. А если поможете нам с Лесем узы снять, век благодарна буду.