Операция "Ловец Теней" (СИ). Страница 38

Старейшина молчал. Во взгляде его не было никакого укора. Не было даже несмотря на то, какие слова он сейчас говорил перепуганному до смерти Абдуле.

— Могу ли я посмотреть на этого несчастного шурави, что лежит в женской комнате? — спросил Малик Захир с добротой в голосе.

— Сожалею, уважаемый старейшина, — поспешил я ответить, — его ранение тяжелее моего. Потому сейчас он спит. Чем меньше его беспокоить, тем быстрее он встанет на ноги. Тем быстрее мы сможем покинуть ваш кишлак.

Старейшина снова наградил меня взглядом, который казался безразличным, но потом сделался мягким и теплым.

— Конечно, молодой шурави. Если на то будет твоя воля. И все же… — Он обратился к Абдуле, — и все же… это искра в сухой траве, сын мой. Искра в сухой траве… Огонь может спалить весь кишлак. Подумай об этом. Подумай о своей семье.

Абдула, казалось, находился на пике своего напряжения. Он закрыл глаза и молча покивал. Потом добавил:

— К-конечно, уважаемый Малик Захир. Я подумаю над вашими словами.

Я не выдал своих эмоций. Не выдал, хотя понимал — старейшина открыто угрожает Абдуле. Открыто и совершенно бессовестно. А еще — внезапно. Все же, как бы тщательно старик ни «шифровался», он наконец выдал себя.

Тогда я припомнил «соседей», о которых упомянула Мариам в нашем с ней разговоре. Было совершенно ясно — старейшина недоволен тем, что шурави в его кишлаке. Недоволен, что Абдула позволяет себе нарушать сложившийся веками уклад жизни. И теперь одно обстоятельство наложилось на другое.

Что ж… Чуйка подсказывает, что это место не такое уж и безопасное и уютное, как думалось мне в первые часы, проведенные здесь.

— Если дело в этом, уважаемый старейшина, — нахмурился я, — то мы уйдем немедленно, чтобы не доставлять никому хлопот.

— О нет, молодой шурави, — старик даже замахал рукой, — закон гостеприимства обязывает нас заботиться о любом госте, посетившем наше жилище. Но… Вы должны понять — у нас много соседей. И мы должны поддерживать с ними дружбу ради всеобщего процветания. Должны торговать и сами быть им добрыми соседями.

Он состроил озабоченную мину и вздохнул.

— Но все же, к сожалению, не все наши соседи столь же дружелюбно относятся к шурави. А вести в этих краях разлетаются быстро. Потому, молодой шурави, не воспринимай мои слова превратно. Я лишь желаю добра и процветания всем людям, кто ходит под небом. И нам, и вам тоже.

Я не ответил старику. Выдержал его потяжелевший взгляд. Тогда он снова обратился к Абдуле:

— Может, твоим гостям было бы… спокойнее… под защитой старейшин? Мы найдем им место в мужском доме. Безопасное место.

Абдула было открыл рот, но я его опередил:

— Уверяю вас, старейшина Малик Захир, и мы, и вы находитесь в полной безопасности.

Старик повернулся ко мне. На миг он сузил глаза, но тут же очень спокойно спросил:

— О чем ты, друг мой?

— Мы уйдем сами, как только сможем, — покачал я головой. — Но если выйдет так, что пребывание наше тут затянется, за нами придут.

Старик молчал. Лицо его снова ничего не выражало.

— Начальство знает, где мы, — продолжал я. — Знает, где нас искать, и что скоро мы должны вернуться. Но если этого не произойдет, к нам вышлют помощь. Ваш кишлак будет под защитой Советской Армии. Не думаю, что кто-то из «соседей» решится высказать вам свое недовольство.

Мало того, что старик перепортит мне все мои планы своим вмешательством, так он еще и явно что-то задумал. Его практически прямая угроза Абдуле, его настойчивость — все его поведение говорило мне об этом.

Да еще и это его предложение «взять под защиту советских солдат» казалось мне слишком уж подозрительным.

Нужно отделаться от старого Малика как можно быстрее. А еще быстро покинуть дом Абдулы, чтобы не доставить ему неприятностей. Но сейчас, в эту минуту, я могу только выиграть немного времени. Потому и решил навешать аксакалу той же лапши, что и Хану.

— Советские солдаты уйдут, — сказал Малик Захир. — А соседи останутся.

— Вот именно, — согласился я. — Советские солдаты уйдут. И мы уйдем. И не будем заставлять многоуважаемого Абдулу нарушать ваши традиции, которые мы несомненно уважаем.

Старик мне ничего не ответил. Он только молчал. Молчал долго. А еще все это время пристально смотрел мне в глаза.

— Ну что ж, — наконец сказал он. — Если на то ваша воля, молодой шурави, то видит Аллах, так тому и быть. Я буду молиться Всевышнему, чтобы он послал вам здоровья. Чтобы ваши раны как можно быстрее затянулись, а ноги окрепли. Ибо мы всегда рады гостям и привыкли молиться за них. Ибо старые обычаи призывают нас всегда оставаться радушными хозяевами. Не бегите. Не торопитесь. Наш кишлак будет вашим пристанищем столько, сколько потребуется.

Старик говорил с напускным добродушием. И все же суховатые нотки едва уловимого недовольства проскальзывали в его голосе. Я их уловил. Судя по обеспокоенному лицу Абдулы — он тоже.

— Я благодарю вас, — с не менее напускным добродушием сказал я. — Желаю вам здоровья и долголетия, уважаемый старейшина.

— Иншаллах, — слегка поклонился Малик Захир. Потом он повернулся к Абдуле и сказал ему: — Уже поздно, сын мой. А у меня еще есть дела. Потому я должен идти. От всего моего сердца прими мои глубочайшие извинения в том, что в такой трудный час побеспокоил тебя. А еще в том, что не нашел времени отужинать с тобой по твоему приглашению.

— Ничего страшного, уважаемый старейшина, — Абдула поклонился почтительнее и глубже, — ты почтил мой дом визитом. Это честь для меня.

— Спокойной ночи, дорогой Абдула.

С этими словами старик медленной, немного валкой походкой отправился к выходу. Абдула поспешил его проводить. На ходу сказал:

— И тебе, уважаемый Малик Захир.

Вместе они исчезли за дверью. Я видел, как крепкие родственнички старика покинули свой пост и встали по обе руки от Малика. Абдула раскланился ему, прощаясь на пушту. Старик только кивнул. А потом неторопливо отправился по своим делам. Абдула последовал за ним, чтобы проводить старейшину со двора.

Я посмотрел на Карима. Мальчик все еще был бледен. Из-за занавески опасливо выглянула Мариам.

К этому моменту вернулся и Абдула. Он выглядел уставшим. Уставшим настолько, будто только что закончил многокилометровый марш. Старик с трудом закрыл входную дверь. С тревогой на лице посмотрел на меня.

— Ты боишься его, — сказал я Абдуле, — боишься этого старика. Ведь так?

Абдула не ответил. Он с усилием сглотнул. А потом медленно покивал головой.

— Они не согласились, ведь так, дедушка? — спросил Ясин, зло оглядываясь на скромный домик Абдулы Рашида. — Шурави не пойдут с нами?

Ясин — невысокий и коренастый, постоянно дергался. По старой привычке пожимал сбитыми, крепкими кулаками.

Второй внук Малика — Насим молчал. Высокий, костлявый, словно скелет, но все равно крупный мужчина молча сопровождал своего дедушку. Он походил на безмолвного и послушного стража, тенью ходившего по пятам за старейшиной.

— Нет, Ясин. Не пойдут, — проговорил Малик Захир хрипловатым, усталым голосом.

— Выходит… Выходит, мы ходили к Абдуле зря? А я говорил тебе! Говорил, позволь мне самому поговорить с Абдулой! Этот старик — трус! Я бы быстро убедил его выдворить шурави со двора! Тогда им бы ничего не осталось, как…

— Нет, Ясин, — возразил Малик спокойно, — не зря. Я посмотрел на шурави своими глазами. По крайней мере на одного из них. А еще — поговорил с ним. И скажу тебе…

Малик остановился. Его внуки тоже замерли рядом со стариком.

— … Скажу тебе, что молодой шурави не испугается тебя, Ясин. И теперь будет защищать Абдулу, если придется.

Ясин неприятно скривил губы.

— Ты же знаешь, дедушка. Во всех кишлаках округи нет мужчины, кто бы осмелился меня…

— Этот осмелится, — вздохнул старейшина. — Еще как осмелится. И тебе, любимый мой внук, точно с ним не совладать.

Ясин нервно выдохнул. От того его широкий, плоский нос сделался еще крупнее.