Операция "Ловец Теней" (СИ). Страница 20

— Ваши укрупненные наряды несли дежурство вблизи наиболее вероятных маршрутов движения нарушителей границы, — задумался вдруг Алим.

— Верно, — обернулся к нему Вакулин. — Но по нашим данным, Призраки не знают о том, что мы держим их под особым контролем. Секреты, засады — все это призвано, чтобы выявить маршрут их движения.

— И взять, — добавил Лазарев. — Ну или хотя бы ликвидировать лидера.

— Тарик Хан, — сказал я.

Лазарев хмыкнул. Вакулин тоже ухмыльнулся, но не издал ни звука. Погодя несколько мгновений, все же сказал:

— Знаешь, Селихов. Пожалуй, я больше не буду удивляться такой твоей осведомленности.

— Пожалуй, это лучшее ваше решение за последнее время, товарищ капитан, — я тоже ухмыльнулся. — Но знаете что? В целом ситуация мне ясна, однако меня интересует один вопрос.

Разведчики ничего не сказали. Просто уставились на меня.

— Вы могли сделать все тихо, — продолжил я. — Вызвать меня к себе и попытаться разобраться во всем так, чтобы не поднимать никакой бучи. Вы же решили пойти по другому пути. Пути, который привел ко всему этому.

Оба ГРУшника молчали. «Лазарев» только сузил глаза и засопел. Вакулин поджал губы.

— Но вы по какой-то причине решили рискнуть и просто арестовать меня. Ведь вы же не могли не догадаться, что так дискредитируете себя в глазах бойцов. Так вот. Почему именно так? Почему именно арест?

Вакулин облизал подсохшие губы.

В канцелярии было тихо. Казалось, пограничники даже затаили дыхание, ожидая ответа.

— Мы торопились. Вот и все. С тобой нужно было что-то делать очень быстро.

— Почему? — спросил я, впрочем догадываясь, какой будет ответ.

— Поступила информация, — продолжил Вакулин. — Призраки готовят операцию завтра ночью.

Глава 11

— Завтра между двумя и тремя часами ночи, — продолжал Вакулин хмуро, — призраки перейдут Пяндж. Они будут действовать малыми группами, по 3–4 человека. Насколько нам известно, одна из них должна осуществить ложную сработку. На каком именно участке — пока не знаем.

Лазарев, слыша, как его товарищ выдает секретную информацию, сморщился. Он нахмурился, поджал губы, принялся то и дело бросать на Вакулина взгляды, полные неодобрения и подозрительности.

— Известно, — продолжал Вакулин, — что призраков поведет лично Тарик Хан, но в какой именно группе — непонятно. Предполагаем, что в основной: той, что должна проникнуть на Шамабад и отыскать капсулу.

— Вот так просто проникнуть? — спросил Нарыв недоверчиво. — А ничего, что на заставе человек пятнадцать личного состава? Их тут же повяжут. Или бой завяжется. Странный у призраков план вырисовывается.

— Мы ожидаем диверсию, — вдруг вступил Лазарев. — Возможно, поджог. Возможно, провокацию. Сейчас сложно сказать.

Говоря это, он с укором глянул на меня:

— Согласно нашему плану, они не должны добраться до заставы, — продолжил Лазарев. — Наши группы свяжут их огнем и заставят отступить. Вперед, в тыл, они не пойдут — слишком рискованно. А по пути обратно, к Пянджу, мы планируем перехватить их и уничтожить.

— Или, по крайней мере, одного Тарика. — Добавил Вакулин.

Я задумался. Значит, ГРУшники готовили капкан. Вероятно, их агенты должны были направлять пограничников, для которых прорыв выглядел как всего лишь очередное малочисленное вторжение. Никто из шамабадцев не знал бы об истинной игре.

Что ж, в этом был смысл. Но я по-прежнему считал: ГРУ и руководство не имели права использовать заставу так. Не имели права рисковать безопасностью границы и использовать личный состав как приманку.

— Но все, о чем мы тут говорим, — сказал Вакулин, — теперь не имеет смысла. Когда они пойдут, мы не сможем встретить их надлежащим образом. И тогда все. Конец.

— Либо откажутся от своей затеи, — сказал Лазарев, — либо нас ждет очень тяжелая ночь.

— У нас в любом случае будет тяжёлая ночь, — сказал я холодно.

Нарыв, стоявший у стола в оцепенении, вдруг пошевелился, прочистил горло и робко зашагал ко мне. Подавшись вперёд, он тихо спросил:

— Саша, можно на два слова?

Я глянул на лейтенантов. Оба молча уставились на меня. В их взгляде явно не было интереса к нашему с Нарывом разговору. После того что произошло сегодня на заставе, они будто бы потеряли всякую волю к борьбе и, казалось, не знали, как всё исправить. Зато знал я. Я кивнул Нарыву, и мы отошли к столу замполита, что располагался у задней стены, почти в углу кабинета.

— Саша, — прошептал Нарыв, — а правильно ли мы поступили? Это ж выходит… Мы операцию разведки сорвали…

Во взгляде Нарыва поблескивали искорки горького сомнения. Он явно был растерян. Явно не понимал, что делать.

— Может, надо было плюнуть… Рукой махнуть? — Спросил он, заглянув мне в глаза.

В них читался хоть и немой, но явный вопрос: «Что нам делать, Саша? Подскажи… Оправдай всё то, что мы сделали сегодня ночью. Скажи, что всё было не зря. Что мы поступили правильно».

И я сказал.

— Застава стоит здесь для того, чтобы охранять границы нашей Родины, так? — Проговорил я вполголоса, но так, чтобы оба «лейтенанта» меня слышали.

Нарыв обернулся к Уткину, как бы не зная, что ответить. Как бы не понимая, к чему был этот мой вопрос. Уткин молчал. На лице его читалась полнейшая растерянность.

— Т-так… — Нерешительно ответил Слава.

— И что сейчас изменилось? — Сказал я. — Кроме того, что мы теперь знаем правду — ничего. Ничего не изменилось. И мы по-прежнему будем действовать как и раньше. Как застава, как пограничники.

— Ты это о чем? — Не понял Слава Нарыв.

— Если враг, — начал я уже совсем громко, — попытается пересечь границу, мы его остановим. Остановим и захватим нарушителей. Вот что мы будем делать.

Нарыв с Уткиным снова переглянулись. На их лицах почти одновременно сменилось несколько выражений — от недоумения до робкой заинтересованности и столь же робкого вдохновения. Вдохновения тем, что они ещё на правильной стороне.

— Хотя знаете, что? — Я ухмыльнулся. — Изменилось и ещё кое-что. Раньше мы были пешками. А теперь — игра пойдёт по нашим правилам. И это стоило того, чтобы добиться от них…

Я указал на ГРУшников.

— … чтобы добиться от них правды.

— Правды… — Рассмеялся Лазарев. — Какая правда? Операция сорвана! Если об этом узнают в отряде — будет трибунал! Вот что!

— Трибунал не трибунал, а свою задачу мы выполним как положено, — сказал я ему строго.

— Но… Но что же нам теперь делать? — Спросил Нарыв, и во взгляде его всё ещё читалось определённое сомнение.

Я улыбнулся. Хлопнул Нарыва по плечу.

— Парочка идей есть.

— Идей⁈ — вклинился Лазарев. — План был идеален! Проработан! А ты, сержант, говоришь — «парочка идей»? Не влезь ты — Тарик Хан к послезавтрашнему утру уже сидел бы в наручниках! Но теперь всё… Благодаря тебе, Селихов, призраки уйдут безнаказанными. Вот какой ценой ты добился своей правды!

— Ты говоришь, что теперь вы не пешки, — подхватил Вакулин, — но что вы сделаете? Вы лишь пограничники. Когда призраки полезут через границу, в лучшем случае вас хватит на то, чтобы их отогнать. Максимум — захватите кого-то из них. Но Тарик Хан хитер. Он с лёгкостью уйдёт от вас.

Я ухмыльнулся. Снова играла старая песня. Снова нас недооценивали. Не сказать, что это меня как-то задевало. В основном — забавляло. Очень смешно бывает смотреть на то, как какой-нибудь офицер пыжится и пытается доказать мне, чего я стою на самом деле. И очень удивляется, когда на поверку всё оказывается совершенно не так, как он себе представлял.

Ну что ж. Только попав в собственное молодое тело, я смог столкнуться с подобными забавными поворотами. С ситуациями, когда тебя недооценивают. Да вот только обычно тот, кто недооценивает, и представить не может, как мне бывает это на руку.

Я вернулся к своему стулу. Снова сел на него верхом и заглянул в глаза Вакулину.

— Знаете, что я вам скажу, товарищ капитан? Я надеюсь, что «Призраки» недооценивают нас так же, как и вы с вашим коллегой.