"Самая страшная книга-4". Компиляция. Книги 1-16 (СИ). Страница 36

– Не знаю, – развел Сикорский руками, тремор в которых, к его радости, прекратился. – По идее, надо скрепить договор кровью, разве нет?

– Старик, – теперь это слово из уст дьявола звучало как дружеское обращение, – перед кем ты собрался свидетельствовать собственными кровяными тельцами? Пред Всевышним? Так он и так все видит, все знает. Ему по должности положено. Засим, – он вытянулся по-военному, браво стукнув каблуками дорогих туфель, – оставляю тебя пребывать в жизни вечной…

Спустя тринадцать лет помолодевший, изрядно окрепший физически Феликс в освещенном флуоресцентными лампами подвале своего нового загородного особняка в поте лица пытался повторить комбинацию с пентаграммой, пластинкой и свечами.

– Не мучай кота, тебе говорят! – раздраженно рявкнул дьявол, возникая из воздуха между Сикорским и клеткой с животными.

Феликс кинулся на него, схватил мускулистой рукой за темный рукав, угрожающе занес над головой мачете.

– Чертов мошенник! Будь ты проклят за то, что сделал со мной! Мне плохо, плохо, Господи, мне ТАК плохо!

– Ты о чем, Ванюша? Пардон, запамятовал… – Дьявол взглядом отвел от своего лица широкое лезвие, тупую сторону которого украшали выгравированные золотом иероглифы. – Так-то лучше. И все же, о чем ты лопочешь, Феликс?

– Меня сосет, меня гложет, мучит! – Сикорский, вмиг обессилев, выронил оружие на мраморный пол, сам осел на колени и, обхватив кудрявую голову руками, зарыдал.

– Мучает ЧТО? У тебя что-то болит? Руки, ноги? Хвос-ст?.. Сердечко пошаливает?

– Нет. Нет, нет! БОЛИТ! Еще как болит! Не знаю что…

– А я тем более не знаю. Прекрасно выглядишь. Здоров как бык. Да тебя же просто не узнать! И правда смахиваешь на былинного Ивана, не то что доходяга Сикорский… С финансами тоже полный порядок, вижу, время зря не терял. Одобряю. Больше скажу – молодец! Иные в запой бесконечный уходят, а ты помозговитее оказался. Признаюсь честно: не ждал. Что же не так, старичок? Что мешает наслаждаться жизнью?

Сикорский поднял на него мокрые от слез, полные муки глаза и одними губами ответил:

– Душа!

Дьявол изогнул тонкую бровь, изображая удивление. Но в глубине изумрудных зрачков поблескивали все те же озорные огоньки, что Феликс подметил в них такой же темной безлунной ночью годы тому назад.

– Память никак подводит, старик? Никакой души у тебя давным-давно нет.

– Но она ВСЕ РАВНО болит! – проревел Сикорский. – Я же чувствую!

– Силь ву вуле, щ-ща посмотрим… – Дьявол на мгновение прикрыл веки. А когда распахнул их вновь, пухлые губы растянулись от уха до уха: – Ха! Даже не знаю, что тебе и сказать, старичок.

– Правду! На этот раз – правду!

– Да я ж тебе никогда и не врал, мон ами. Изучив кое-какую медицинскую информацию, могу лишь высказать предположение, к нашей маленькой сделке не имеющее никакого отношения…

– Говори!

Сатана наклонился и почти ласково погладил старика горячей ладонью по мокрой от слез щеке.

– Видишь ли, в чем тут дело… Души у тебя, как мы и договаривались, нет. Если помнишь, сегодня исполняется ровным счетом чертова дюжина лет с того момента, как я успешно ее ампутировал.

– Но что же тогда?..

Изумрудные глаза полыхнули:

– Удивительный феномен! Случайность, конечно же, ничего боле. Лихая превратность судьбы, предугадать которую не в силах даже я. То, что ты испытывал все эти годы, хирурги и психиатры называют «фантомные боли».

– Фантомные…

– Бо-оли… Все верно, мой нестареющий бонвиван. Бывает, человек теряет ногу или руку, но ему все одно кажется, что они остались на месте. Он чувствует, как удаленный орган болит. Ему хочется почесать пятку, которой он лишен. Слыхал о таком? Вот и тебе, старичок, чудится, что зудит смертным зудом бессмертная твоя душа, которой у тебя давно уж нет.

– Ты знал, – простонал Феликс, расцарапывая ногтями щеки до крови.

– Безусловно. Ты же не думал, что это картинки, мелом намалеванные, на меня подействовали, правда? Ты же не думал, что твоя никчемная душонка интересна сама по себе хоть кому-нибудь, что снизу, что сверху?

– У нас был договор.

– Но кто же мог предусмотреть подобный поворот сюжета? Пред Богом и людьми все законно, и каждый пункт соглашения исполняется неукоснительно. И будет исполняться во веки веков, как мы тебе и обещали. Что же касается твоей маленькой проблемы, старичок… Я ведь, кажется, сравнивал нашу сделку с валютными операциями, да? Так вот. Сугубо с финансовой точки зрения прошлогодний обмен вышел мне скорее в минус. Как я, опять-таки, уже говорил, твоя душонка и в самом деле не стоит ломаного гроша. Но в некоторых сделках прямая выгода меркнет в сравнении с дополнительными приятными бонусами. И помнишь, что я еще тебе сказал тринадцать лет тому назад? Вы, человечки, по природе своей обманщики, но чаще всего… Вы лжете сами себе. Ты лишен души, но чувствуешь ее боль – какой потешный самообман, ей-черту! Трэ бьян, трэ бьян, манифик! Я б лучше выдумать не смог…

– Черт! – выругался Сикорский.

– Дьявол, – поправил его собеседник.

И растаял, оставив человека в одиночестве, в роскошном пустом доме, посреди умирающей ночи, в отчаянии.

Испытывая чувство невероятной горечи и опустошения, Феликс поднялся в дом. Дорогие ковры, статуэтки из бронзы, мебель, которая стоила больше, чем все, что у него когда-либо было прежде, полотна в инкрустированных золотом рамах – ничто не радовало ни глаз, ни сердце. Сикорскому было тошно и горько, и даже сунуть голову в петлю или перерезать себе вены он теперь не мог, как бы ему того ни хотелось. Все было бесполезно, все, абсолютно все потеряло смысл.

Он встал у высокого окна и раздвинул бархатные занавески. Холодные лучи рассветного солнца залили его лицо будто молодым красным вином, будто кровью.

Сикорский думал о детях, которые веселятся, не зная беды. О стариках, уходящих в пустоту, в мир иной со спокойным сердцем. О законах мироздания, таких странных и несправедливых.

Адское пламя жгло нутро. Слезы раскаленным металлом плавили кожу. Запах серы окутывал все вокруг, а на уходящем вдаль небосводе мерцала розовым сатанинская утренняя звезда. Душа, которой у него не было, отчаянно болела без надежды на исцеление.

И впереди его ждала Вечность.

Остановка у кладбища

Тихий шепот, сухой шелест в тонких ветвях – там легкий ветерок незримыми пальцами будто бы листает страницы старой книги. Ветер и время уж вдоволь поработали над мрамором изваяний, но не оставляют трудов. Плоды их выстроились неровными рядами, как картины в заброшенной, забытой галерее – полустертые буквы и числа на сером, потемневшем от дождей полотне. Памятники, выросшие из травы и земли. Чистота здешнего воздуха, столь непохожего на злой и шумный чад городских улиц. Всё здесь близко твоему сердцу, всё хорошо, всё успокаивает и умиротворяет.

Silentium perfectum, чувствуешь ты. В молчании – красота. Вот слова, что могли бы украсить твою могилу.

Подняв голову к бесконечности осеннего неба, наблюдаешь за черной птицей, одиноким вороном, рисующим там круги. Вспоминаешь элегии, написанные давным-давно умершими поэтами, и думаешь, что если жизнь подобна монете, то ее оборотная сторона, реверс, куда глубже, значимее и прекрасней.

Здесь хорошо найти приют, лечь посередь диких трав и словно раствориться, исчезнуть в них. Склоняешься к порослям сорняка – местами жухлым, местами сочно-зеленым, – проводишь кончиками пальцев. Трава нежно щекочет кожу. Кажется, что она тебя любит так же, как ты ее. Не бросит, не покинет, всегда будет ждать в простоте своего растительного бытия. Как будут ждать эти камни, деревья, ветер и небо.

В отличие от всего остального мира – они будут ждать. В молчании.

И поэтому ты приходишь сюда время от времени, чтобы успокоиться и послушать шепот вечности. Дабы увидеть вечность и возжелать ее.

Поэтому ты рад, когда никого не бывает рядом, – кому дано понять потаенные желания, стремления души твоей?