Кореец (СИ). Страница 32

— А? Да-да, конечно! Присаживайтесь, мил человек! Вместе веселее!

Так я познакомился с механиком Тучковым, как он представился, пожав мне руку вялой, влажной ладонью. Коренной волгарь, астраханец до мозга костей. Худой, жилистый, с лицом цвета речного ила и преждевременной сединой на висках. Возраст его был загадкой — то ли ему было под шестьдесят, и он хорошо сохранился, то ли едва за сорок, но жизнь его изрядно потрепала. И было в нем что-то неуловимо знакомое… Ба! Да это же вылитый Кулигин из «Грозы» Островского! Не спрашивайте, откуда я помню Островского — видимо, остаточные знания из прошлой жизни иногда всплывают в самые неподходящие моменты. Тот самый «мещанин, часовщик-самоучка, отыскивающий перпетуум-мобиле». И, как оказалось, мое определение попало в самую точку.

— Работал я в рыбколхозе, значит, — начал Тучков свой рассказ, едва я заказал себе сто грамм водки и порцию тех же бефстроганов. Пока не принесли водку, он мне любезно предложил свой портвейн. Я любезно согласился, и мы немедленно выпили за знакомство. — И вот, понимаешь, задача: переоборудовали мы списанное траловое судно под рефрижератор. Вещь нужная, рыбу морозить. А условия-то — колхозные! Не завод! — Он достал из кармана замызганный блокнот и огрызок химического карандаша, раскрыл и с энтузиазмом принялся чертить. — Вот, гляди, прямоугольник — это трюм. Листовое железо — десять миллиметров! — Он старательно вывел цифры твердым, почти чертежным почерком. — Понимаешь, десять! Тяжело! В колхозных условиях, — снова подчеркнул он, словно извиняясь за несовершенство мира.

Я кивнул с умным видом, хотя в судостроении понимал примерно столько же, сколько в балете суринамских жаб. Но слушал с неподдельным интересом. Во-первых, это было всяко лучше, чем Колькины байки про тайгу. А во-вторых, Тучков был по-своему гениален в своем техническом безумии.

— И вот, в каждом листе, значит, прорезали прямоугольник, — продолжал он, рисуя еще один прямоугольник внутри первого. Он замолчал, испытующе глядя на меня, словно, ожидая восхищения инженерной мыслью. Я снова кивнул, изображая глубокое понимание.

— Так я ж предложил! — Тучков оживился, карандаш в его руке заплясал по странице блокнота. — Говорю, идея-то в чертежах хорошая, спору нет! Но не надо ж слепо выполнять! Зачем, к примеру, вот здесь карман? — Он нарисовал нечто, отдаленно напоминающее сердечко с отрезанным верхом. — Туда ж рыба попадет, гнить будет! Антисанитария! Я говорю: мужики, не по чертежам надо! Можно же стальной лист и пять миллиметров взять! Легче будет, металла меньше уйдет! И основание сделать круглое! Понимаешь? Круглое! При ударе о прямоугольник — травма! А если — штормовая ситуация⁈ О людях думать надо! — он почти кричал, размахивая карандашом. — А директор что? «Делайте, — говорит, — как указано! Все будут довольны, а за неполадки пусть конструкторское бюро отвечает!» Тьфу!

Он с горечью отхлебнул сладкого портвейна. Я сочувственно покачал головой — бюрократия, мол, вечный бич России.

— Так это еще не все! — Тучков, поощренный моим вниманием, вошел в раж. — Водопровод! В том же колхозе! — Новый чертеж возник на следующем листе: какой-то бак, разделенный линией. Сверху надпись: «Воздух». Снизу: «Вода». — Вот тут, где вода, — он ткнул карандашом, — клапан! — И старательно вывел слово «Клапан». — Клапан! — повторил он с нажимом, заметив, что мое внимание начало ускользать под воздействием водки и шума ресторана. — Я говорю: мужики, клапан-то не нужен! Это ж как галоши на случай дождя! Зачем их всегда носить? Без клапана вода опустится чуть ниже, ну и что? В пределах допустимого! А клапан — это деньги! Народные деньги! Нет, говорят, делай с клапаном! Директор велел! Я говорю…

В этот момент официантка принесла мои бефстрогановы и водку в маленьком графинчике. Продолговатые кусочки мяса плавали в мутной подливке, рядом — горка разваренного риса. Выглядело не очень аппетитно, но голод не тетка, а водка — хороший аперитив. Я взялся за вилку, одновременно пытаясь следить за полетом инженерной мысли Тучкова, который уже перешел к описанию проблем с центробежными насосами и неэффективностью системы орошения бахчевых культур. Похоже, вечер обещал быть долгим и познавательным. По крайней мере, скучно точно не будет. И кто знает, может, среди этого потока технических откровений я найду ключ к успеху своего музыкального проекта? Например, как переделать усилитель из старого радиоприемника, чтобы он звучал не хуже «Маршалла»? Чем черт не шутит, пока Тучков пьян!

Тучков всё говорил и говорил, а я жевал свои бефстрогановы, поражаясь способности советского общепита превращать простые продукты в загадочные субстанции. Механик уже добрался до проблем с системой охлаждения в местном кинотеатре, когда в вагон-ресторан вошла наша проводница Инна. Увидев меня, она слегка покраснела и отвернулась — видимо, вспомнила недавнее распитие пива в купе. С чем-то обратилась к директору.

— А вот возьмём, к примеру, конденсатор! — Тучков схватил солонку и принялся вращать её в воздухе, демонстрируя принцип работы какого-то хитрого механизма. — Если заменить медные трубки на алюминиевые…

В этот момент из динамиков грянула «Песня про зайцев», заглушив технические откровения механика. Несколько подвыпивших командировочных тут же вскочили и затянули «А нам всё равно…». Тучков поморщился, но, поймав мой взгляд, вдруг спросил:

— А ты, парень, часом не с Востока будешь? По глазам вижу — кореец?

— На четверть, — ответил я осторожно. — По матери, которая тоже наполовину.

— О! — оживился механик. — У нас в Астрахани тоже корейцы есть. Толковый народ! Один такой, Пак Виктор Степанович, знаешь, что придумал? — Он снова схватился за карандаш. — Система полива бахчей! Гениально просто!

И он погрузился в объяснение какой-то хитроумной схемы орошения, где главную роль играли велосипедные цепи и старые покрышки от «Победы». Я всё кивал, чувствуя себя уже китайским болванчиком. думая о том, что нафига я тут сижу и слушаю пьяные откровения астраханского Кулигина о системах полива арбузов? Может познакомиться с какой-нибудь симпатичной пассажиркой? Я обвел похотливым взором ресторан, но никого из подходящих по внешности и возрасту не обнаружил. Разве что официантка, но ей сейчас не до меня. А не заглянуть ли вечерком в служебку к Инне. Вон она на меня как зыркнула. А что, хорошая мысль… взять шампусика… какой-нибудь десерт…

— Эх, жизнь-то какая пошла! — вдруг сменил тему Тучков, отхлебнув портвейна. — Все спешат, бегут куда-то. А куда бежать-то? От себя не убежишь! Вот ты, парень, зачем в Астрахань едешь?

Я замер с вилкой в воздухе. Что ответить? Не рассказывать же про икру и авантюру с музыкальной группой.

— За мечтой, — сказал я уклончиво.

— За мечтой? — Тучков прищурился. — Это дело хорошее. Только смотри, парень, мечта — она как конденсатор: перегреешь — взорвётся. А недогреешь — толку не будет.

В его пьяной философии было что-то пророческое. Я невольно вспомнил Брюса, его холодные глаза, расписку на десять тысяч… Действительно, как бы не перегреть «конденсатор».

За соседним столиком компания военных затянула «Ой, мороз, мороз». Официантка с подносом, уставленным пустыми бутылками, ловко лавировала между столиками. Вагон-ресторан жил своей особой жизнью — маленький плацдарм свободы в регламентированном мире советских железных дорог.

Я ковырял вилкой последний кусочек мяса и пытался вникнуть в очередной гениальный проект Тучкова по оптимизации работы судовых дизелей с помощью системы обратного выхлопа через камбуз (чтобы заодно и пищу готовить, экономя топливо). Идея была настолько бредовой, что даже завораживала. Этот человек был не просто Кулигиным, он был Леонардо да Винчи районного масштаба, только вместо летательных аппаратов он изобретал вечный двигатель для проржавевшего траулера.

— Слушай, механик, — решился я прервать его тираду о преимуществах квадратных поршней, пока мой мозг окончательно не расплавился от обилия технических терминов. — А вот ты все про колхозы, про насосы… А сам-то чем занимаешься в свободное от великих изобретений время? В смысле, где трудишься официально? Для галочки, так сказать?