Музыка нас связала... (СИ). Страница 24

Дешевле «Рафаэлок», кстати. Но то ж конфеты, хоть и иностранные, а это икра — один из главных символов достатка.

***

Как-то общение стало... слегка натянутым, что ли. Нет, мы болтали, Алла вполне искренне смеялась над моими шутками и анекдотами «на грани». Но чувствовалась какая-то недосказанность. Вот вроде прямо сейчас она параллельно с нашим разговором думает над чем-то еще. Может, на работе проблемы какие-то? Но нет, я не буду ее спрашивать.

Музыку Алла включила чуть позже, и даже извинилась, что сразу этого не сделала. Как же назывались эти сборники для дам среднего возраста? Обычная фоновая музычка, саксофон непритязательно выводит нечто легкое и романтичное. Но вот сейчас вспомнил — пользовалась эта жвачка устойчивым признанием. На третьем месте после «Арабесок» и альбома Челентано «Soli». Спрошу у Валеры, если не забуду. Вернее, если будет интересно.

К поцелуям мы перешли довольно неожиданно. Для меня — так точно. Переход между моментом, когда я еще сижу и пью чай и тем, когда мы уже стоим и пытаемся одновременно проникнуть в одну и ту же точку пространства с разных сторон, как-то вылетел из головы. В памяти не сохранился.

В любом случае мне это понравилось. Очень свежо. Давненько я такого не переживал.

И вроде переход к следующему шагу был логичным. Мы же не пионеры, люди взрослые, что тянуть? В зрелом возрасте есть свои плюсы, не может не быть. По крайней мере присутствие некоторой упрощенности в отношениях — один из них. Но что-то пошло не так. Стоило мне начать исследования поясничной области хозяйки, как она сразу оттолкнула меня. Не грубо, не, довольно мягко даже, но весьма прямолинейно.

— Нет, Саша, — выдохнула она. — Пожалуйста, не надо. Прошу вас.

Ладно, я не горячий горец в состоянии гона, я всё понимаю. Но говорить ничего не собираюсь. И не потому что дышу как загнанная лошадь, что неудивительно, после таких-то экзерсисов. Просто у меня никаких претензий вот прямо до этой секунды не было. Так пусть их выскажет другая сторона.

— Извини, — Алла внезапно перешла на «ты». — Просто... Я слишком боюсь этого... Мне кажется, что я потеряюсь в этом, если... Понимаешь? В итоге ты пропадешь, и это... будет больно.

— Окей, — сказал я. — Никаких обид. Пойду я тогда, наверное. Извини, что побеспокоил.

А вот плакать было явно чересчур. Не стоило этого делать. Более поганым бывает только предложение дальнейшей дружбы.

Уже обуваясь, я увидел висящую на стене декоративную тыковку. Помнится, читал о старинном украинском обычае дарить тыкву неудачливому жениху. Пипец как символично.

***

На улице уже я точно успокоился. Что произошло? Да, в сущности, ничего. Ну, сорвалось приятное времяпровождение — не трагедия же. Да, дама симпатичная. Да, были намерения. И что? Жизнь большей частью состоит из несбывшихся желаний.

Сдается мне, тут не последнюю роль сыграло мое внешнее сходство известно с кем. А у Аллы, похоже, сценарий брошенки крепко засел в подкорке. Мол, один раз уже доверилась — и хватит, второй раз в ту же реку не полезет. Или её отпугнула моя таинственность, и риск, что я исчезну внезапно и навсегда. А может, и то, и другое. Непонятный мужик с внешностью козла из прошлого. Как-то так. Но обидно, себя-то обманывать незачем.

Ну и всё. Пора домой. Лягу, включу какого-нибудь старого блюзмена, и слегка себя пожалею. Lord, I work five long years for one woman... and she had the nerve to kick me out. Вот ведь в тему. Прямо не песня, а диагноз.

Я уже подходил к подвалу, когда услышал изнутри, как голос диктора объявил: «А сейчас для слушателей „Маяка“ звучит „Бразильская бахиана“ композитора Вилла-Лобоса».

— Задрали своей бахианой, — пробормотал Фёдор. — Каждый божий день, сколько можно уже? Давай «Траву у дома»! — и запел, неимоверно фальшивя: — Земля, гля буду, в на́туре...

Я постучал в дверь и покашлял.

— Саня? Заходи! — крикнул Фёдор. — Давно тебя жду.

— Привет. А как ты узнал, что я здесь?

— Элементарно, Ватсон, — прокряхтел он, подражая голосу актера Ливанова. — Ключа на гвоздике нет, значит, ты снаружи. Сам рассказывал, что долго здесь находиться не можешь, вот я и решил подождать. За колбасу, кстати, спасибо. Духовитая.

— Мировой закусон?

— Так я не бухаю. Так, с чаем бутерброды поем.

— Тебе чай черный или зеленый?

— О, на горизонте появились богатые родственники, — с издевкой произнёс Фёдор. — Говорено уже, не хрена к хорошему привыкать. Краснодарский номер тридцать шесть — наше всё. Или слона доктора подгонят за услугу какую. Мне пойдет. Вон, аванс получил сегодня — уже и праздник.

Слова об авансе больно ткнули. Я вспомнил, что Фёдору осталось жить всего два месяца — его изобьют до смерти в этот же день, только в сентябре. Тут, и правда, сорт чая — мелочь.

— Чего молчишь? Задумался что-то.

— Да так, вспомнилось... грустное. Слушай, а ты обычно когда с работы уходишь?

— Бывает в шесть, или даже позже. Что мне дома делать? На стены выть? У меня даже телевизор поломался. А приемник — вот, с собой. На кухне еще радиоточка висит. Тоже «Бахиану» крутят, будь она неладна. Как заведут, аж душу вынимает. Или еще хуже, сонату для фортепиано номер двадцать три. Чрезвычайно примечательно, дорогие слушатели, что «Аппассионату» очень любил Владимир Ильич... Тьфу, — Фёдора даже передернуло. — А меня с неё мутит.

— Слушайте, Харитон Прокофьевич, свои «Валенки» и не выпендривайтесь, — вспомнил я старинный анекдот.

— Да уж, — хохотнул Фёдор. — Про меня.

Может, сказать? И плевать на фатализм. Обидно, что этот хороший мужик вот так глупо погибнет. Я даже набрал воздуха, чтобы начать говорить, но потом передумал. Мысли по этому поводу есть, но лучше я их озвучивать не буду. Вместо этого я спросил:

— У тебя в авансе есть какой-нибудь рубль мятый и рваный? Давай поменяемся. Я тебе металлический дам взамен, с любителем Бетховена.

Порылся в кармане и достал монетку с профилем Ленина.

— Всё эксперименты ставишь? Если ветхий, до твоего времени не доживет? Ну, держи, — Фёдор вытащил тощую стопку купюр из кармана, перебрал, и дал мне рубль.

Бумажка и правда, непонятно почему задержалась в обращении — когда я взял ее, она повисла в руке как тряпочка.

— И гвоздик какой-нибудь. Или шурупчик.

— Этого добра у меня валом. Держи. Бесплатно.

***

Переход дался тяжко. Не знаю, по какой причине, но всего лишь трехчасовое путешествие вызвало жесточайшую слабость. Чтобы прийти в себя, съел целую горсть карамелек, только после этого отпустило. Измерил глюкозу — три и две десятых. Бросил в рот еще конфетку, и полез в карман за вещами из прошлого. Что и следовало доказать — ни рубль, ни пара болтиков путешествия в будущее не выдержали. Труха какая-то.

Положил поудобнее фонарик, чтобы было видно, куда вставать, и узрел Призрака. Котейка сидел, совершенно неблагородно пытаясь поймать зубами блоху на правой задней лапе. Наконец у него получилось, и он тут же уселся, уставившись немигающим взглядом.

— Что смотришь? Посмеялся бы, да не можешь? Ничего у меня сегодня не вышло. Пойдем домой, покормлю тебя.

Кот подошел ко мне, потерся лбом о ногу — и ушел в тот угол, откуда я только что вылез.

Да уж, даже загадочная животина не желает со мной общаться...

— Саша, дорогой, где тебя носит? — начала тётя Женя, стоило мне войти в квартиру. — Завари мне чай, будь добр. И не пускай ты сюда этого кота уже! Он на меня смотрит, словно я должна! Представляешь? Сидит, пялится, а я начинаю думать, что этой скотине отдать, чтобы отстала?

— Я видел его на улице. Так что успокойся, больше он тебя сегодня не побеспокоит. Сейчас поставлю чайник. Только сделаю ромашковый. Ты и так спишь плохо.

— Ирод ты, Санька. У меня жизнь хреновая, и ты со своей бурдой еще...

— Хорошо, если не ромашка, то мелисса с мятой.

Я пошел на кухню, завозился с чайником, и вдруг услышал из тетижениной комнаты грохот. Упала, что ли? Бросился туда, и увидел мою тетку, лежащую навзничь на полу. Она раскинула руки, будто пыталась начать обнимать кого-то.