Женщины. Страница 4
Фрэнки поставила свою подпись и вот так запросто стала младшим лейтенантом Фрэнсис Макграт.
Глава третья

На улицах уже горели фонари, когда Фрэнки вернулась на остров. Весь центр Коронадо был украшен лентами и гирляндами, белобородые Санта-Клаусы у дверей магазинов звонили в колокольчики. Вдоль дорог висели цветные снежинки.
Когда Фрэнки вошла в дом, родители были в гостиной, они уже переоделись к ужину. Папа у буфета листал газету, мама курила в своем любимом кресле рядом с камином, уткнувшись в роман Грэма Грина. По всему дому были развешены праздничные гирлянды, в холле стояла огромная нарядная елка.
Увидев Фрэнки, папа отложил газету и улыбнулся:
— Привет, бусинка.
— У меня новости, — сказала она, сгорая от нетерпения.
— Ты встретила мальчика? — Мама закрыла книгу. — Наконец-то.
— Мальчика? Нет, — ответила Фрэнки после короткой паузы.
Мама нахмурилась:
— Фрэнсис, все девочки в твоем возрасте…
— Мама! — воскликнула Фрэнки. — Я хочу рассказать кое-что важное. — Она глубоко вдохнула. — Я теперь военная медсестра. Сегодня записалась в сухопутные войска. Перед вами младший лейтенант Макграт. Скоро я буду во Вьетнаме, и мы с Финли успеем встретиться до его возвращения!
— Не смешно, Фрэнсис, — сказала мама.
Папа посмотрел на Фрэнки, улыбка исчезла с его лица.
— Бетт, думаю, она не шутит.
— Ты записалась в сухопутные войска? — медленно спросила мама, будто слова были иностранными и она пыталась произнести их правильно.
— Я бы отдала честь, но не знаю как. Подготовка начинается через три недели. Форт Сэм-Хьюстон. — Фрэнки нахмурилась. Почему родители не поздравляют ее? — В нашей семье все служили. Вы были в таком восторге, когда Финли записался добровольцем.
— Служат мужчины, — отрезал папа. — Мужчины. — Он помолчал. — Подожди. Ты сказала «сухопутные войска»? Мы семья моряков. Живем на острове моряков.
— Знаю, но ВМС не отправят меня во Вьетнам, пока я два года не отработаю в больнице штата. С авиацией то же самое. Они сказали, у меня недостаточно опыта. Только сухопутные войска отправляют после базовой подготовки.
— Боже мой, Фрэнки! — Папа провел рукой по волосам. — Эти правила нужны не просто так.
— Скажи им, что передумала. Скажи, что не можешь. — Мама посмотрела на папу и медленно поднялась. — Господи, что мы будем говорить людям?
— Людям? — Фрэнки не понимала. Родители вели себя так, будто она их опозорила. Но это… какая-то бессмыслица. — Папа, ты столько раз собирал нас в кабинете и рассказывал о военных заслугах семьи. Ты всегда говорил, что хотел защищать родину. Я думала…
— Он мужчина, и то был Гитлер. Европа. А не страна, которой даже на карте не видно. Это не патриотизм, это глупость, Фрэнсис. — Глаза матери наполнились слезами, но она быстро их вытерла. — Что ж, Коннор, вот они, плоды твоего воспитания. Она выросла мечтательницей. Патриоткой.
Бросив на маму сердитый взгляд и рассекая сигаретный дым, отец вышел из комнаты.
Фрэнки хотела взять маму за руку, но та отодвинулась, не давая к себе прикоснуться.
— Мам?
— Нельзя было позволять твоему отцу забивать тебе голову. Все эти семейные фронтовые истории… Он рассказывал их так… вдохновенно. Конечно, сам-то он не воевал. В армию его не взяли, поэтому… Боже, все это теперь неважно. — Она отвернулась. — Я помню, каким мой отец вернулся с войны. Его там сломали. Кое-как собрали по кусочкам. Ему постоянно снились кошмары. Уверена, это из-за войны он умер так рано. — Голос дрогнул, но она продолжала: — Ты думала, что поедешь, увидишь брата и отправишься навстречу приключениям? Как можно быть такой глупой?
— Мама, я медсестра, а не солдат. Мне сказали, я буду далеко от фронта. И обязательно встречусь с Финли.
— И ты поверила? — Мама глубоко затянулась. Рука у нее подрагивала. — Все уже решено?
— Да. В январе начинается подготовка, а в марте я уеду. Но на свой день рождения через неделю я буду здесь и на Рождество тоже. Я знаю, как для тебя это важно.
Мама прикусила губу и медленно кивнула. Было видно, что она изо всех сил сдерживает эмоции, пытается выглядеть спокойной. Вдруг она бросилась к Фрэнки и обняла ее так, что у той перехватило дыхание.
Фрэнки прижалась к матери и уткнулась в ее волосы, жесткие от лака.
— Я люблю тебя, мам, — сказала она.
Мама отстранилась, вытерла слезы и серьезно посмотрела на Фрэнки.
— Не вздумай геройствовать, Фрэнсис Грэйс. Мне все равно, чему тебя учили и какие невероятные истории рассказывал твой отец. Не высовывайся, держись в стороне от опасностей. Слышишь меня?
— Все будет хорошо. Обещаю.
В дверь позвонили.
Звук словно доносился откуда-то издалека, его почти не было слышно в тишине невысказанных слов и прерывистого дыхания.
— Господи, это еще кто? — Мама подняла голову.
— Я открою, — сказала Фрэнки.
Мама осталась в гостиной одна. Фрэнки обогнула полированный столик красного дерева, где в узкой вазе белела единственная высокая орхидея, и открыла дверь.
На пороге стояли два морских офицера в парадной форме.
Фрэнки жила на Коронадо всю жизнь, над головой постоянно летали самолеты и вертолеты, по пляжу рядами бегали моряки. На каждом празднике и приеме кто-то всегда рассказывал истории о Второй мировой или Корейской войне. Городское кладбище было переполнено могилами солдат.
Она хорошо знала, что значат офицеры на пороге твоего дома.
— Проходите, — прошептала она, хотя больше всего на свете ей хотелось захлопнуть дверь.
За спиной она услышала стук маминых каблуков.
— Фрэнсис? Что… — Мама увидела офицеров и тихонько ахнула.
— Простите, мэм, — сказал один из офицеров, снимая фуражку.
Фрэнки потянулась к маминой руке, но мама руку отдернула.
— Входите. — Голос у мамы сорвался. — Я позову мужа…
Мэм, с сожалением сообщаем, что мичман Финли Макграт пал в бою.
Сбит… на вертолете…
Никаких останков… весь экипаж погиб.
На все их вопросы лишь тихое идет война, сэр, будто это все объясняет. Сказать наверняка почти невозможно.
Этот вечер навсегда останется в памяти Фрэнки, отпечатается на подкорке сознания во всех его страшных подробностях: папа, натянутый как струна, руки трясутся, на лице показное спокойствие, один из офицеров говорит, что его сын герой, тихим голосом папа спрашивает — где, как, когда (хотя какая теперь разница?). Мама, всегда сдержанная и элегантная, съежилась в кресле, аккуратно уложенные волосы растрепались, она повторяет снова и снова: «Не может быть, Коннор, ты говорил, что это даже не война».
Родители, наверное, даже не заметили, как Фрэнки выскользнула из дома. Она пересекла бульвар Оушен и села на холодный песок пляжа Коронадо.
Как его могли сбить? Что помощник морского офицера делал на вертолете? Почему нет никаких останков? Как им его хоронить?
Снова потекли слезы, она закрыла глаза, вспоминая Финли. Вот они вместе бегут по пляжу, он держит ее за руку, учит плавать и лежать на воде, ведет в кино на «Психо», который мама запретила смотреть, украдкой протягивает бутылку пива на День независимости. Фрэнки все глубже погружалась в воспоминания о брате, об их жизни, о ссорах и перепалках. Первая поездка в Диснейленд, велосипеды каждое лето, наперегонки утром до рождественской елки — он ей поддался. Ее старший брат.
Погиб.
Как часто они с Фином приходили сюда вечерами, бегали по пляжу, катались на великах до самой ночи, возвращаясь домой при свете фонарей. Как часто смеялись и подкалывали друг друга, думая, что езда без рук — самый большой риск в жизни.
Как они были свободны. Как неуязвимы.
На пляже появился кто-то еще, сзади послышались шаги. Рядом села мама, она едва держалась на ногах.