Женщины. Страница 13

— Этот угодил под работающий ротор, — сказал капитан Смит, остановившись у кровати мужчины без руки и с перемотанной головой.

На последней койке лежал чернокожий парень, за бинтами лица не было видно. Он корчился и бормотал что-то невнятное.

— Он не в коме, но и не в полном сознании. Шансы на восстановление есть. Не многие могут этим похвастаться. Мы можем спасти их тело, но не жизнь.

Фрэнки смотрела на ряды кроватей, на целое море белых простыней, железок, аппаратуры и беспомощных тел. Каждый чей-то сын, брат или муж.

— Мы следим за их состоянием, меняем повязки и поддерживаем дыхание, пока их не осмотрит невролог из Третьего полевого госпиталя. Со временем вы научитесь замечать малейшие изменения в их состоянии. Но в эвакогоспитале пациенты надолго не задерживаются.

— Они нас слышат?

— Хороший вопрос, Фрэнки. Думаю, да. По крайней мере, надеюсь. Вы умеете ставить капельницы?

— В теории, сэр. — Она почувствовала, как неопытность алой буквой проступила на ее форме.

— Не переживайте, Фрэнки. Главное, у вас есть сердце. Остальному я научу.

Неврологическое отделение с его относительной тишиной стало для Фрэнки идеальным местом, чтобы набраться опыта. Здесь она была спокойна и сконцентрирована, она не боялась обо всем спрашивать капитана Смита, и вместе с практикой пришла уверенность. Чрезвычайных ситуаций в неврологии почти не случалось, а обо всех тяжелых ранах успевали позаботиться в операционном отделении. Почти все пациенты находились в коме, большинству из них нужно было менять повязки. В такой тишине у Фрэнки было время подумать, все осмыслить, перечитать собственные записи в карте пациента. Главной задачей их отделения было стабилизировать состояние пострадавших, чтобы потом переправить их в полевой госпиталь. Серьезнее всего Фрэнки относилась к обезболиванию. Никто из пациентов не мог пожаловаться, что испытывает боль, поэтому она с особой внимательностью оценивала их состояние.

На первый взгляд парни в отделении были просто телами, застрявшими между жизнью и смертью. Мало у кого проявлялась реакция на внешние раздражители, но по мере того, как Фрэнки за ними ухаживала, она все яснее видела перед собой людей, которые надеялись на что-то большее. Каждый солдат напоминал ей о Финли. Она разговаривала с ними, нежно касалась руки. Она представляла, что каждый пациент, запертый в темной пустоте комы, лежит и мечтает о доме.

Фрэнки стояла у кровати девятнадцатилетнего рядового Хорхе Руиса, радиооператора, который спас большую часть своего взвода. Капитан Смит поместил его в самом конце палаты — это значило, что пациент вряд ли доживет до перевода в полевой госпиталь.

— Привет, рядовой. — Фрэнки наклонилась и прошептала ему на ухо: — Я Фрэнки Макграт. Твоя медсестра.

Она придвинула к койке тележку из нержавейки. На ней лежали стерильные бинты, перекись и лейкопластырь. Глаза болели от яркого света ламп.

Фрэнки стала осторожно менять старую повязку на его ноге, не переставая гадать, чувствует ли он что-нибудь.

— Будет немного больно, — мягко сказала она, когда пришлось отдирать засохшую марлю от раны. Хотелось смочить повязку, чтобы было легче ее снять, но тогда рана не будет кровоточить, а это плохо.

Под бинтом Фрэнки искала почерневшие кусочки марли и зеленый гной. Она наклонилась, чтобы понюхать рану.

Порядок. Никакой инфекции.

— Выглядит отлично, рядовой Руис. Многие мальчики завидуют твоему восстановлению, — сказала она, перевязывая рану.

Рядом со свистом вздымался и опускался аппарат ИВЛ, наполняя воздухом впалую грудь пациента.

Суматоха в дверях прервала тишину. Два солдата в грязной и рваной форме ввалились в палату.

— Мэм, — сказал один из них, подходя к рядовому Руису, — как он?

— Он в коме, — ответила она.

— Когда он очнется?

— Не знаю.

Второй солдат встал рядом с другом:

— Он спас нас.

— Знаете, он хотел стать пожарным. В своем захолустье на границе Западного Техаса. Я ему сказал, что он никогда не сдаст экзамен. — Солдат посмотрел на Фрэнки: — Хочу, чтоб он знал, я просто его задирал.

— Он борется. — Это все, что она могла им дать. Толику надежды. В жизни без нее нельзя.

— Мэм, спасибо за то, что заботитесь о нем. Можно вас с ним сфотографировать? Это для его мамы.

— Конечно, — тихо сказала она, думая, как много фотография Финли значила бы для ее семьи. Она склонилась к рядовому Руису и взяла его вялую руку.

Солдат сделал снимок.

— Ему повезло иметь таких друзей. Скажите его маме, что он не один.

Солдат грустно кивнул. Другой вытащил из кармана какой-то значок и протянул его Фрэнки:

— Спасибо, мэм. — Он еще раз посмотрел на своего товарища, и оба солдата вышли.

Фрэнки убрала значок в карман и повернулась к пациенту.

— У тебя отличные друзья, — сказала она, меняя капельницу.

К концу ночного дежурства она еле держалась на ногах. Едва взглянув на Дебби Джон, медсестру, которая пришла заменить ее, Фрэнки вышла из отделения. Было раннее утро, но солнце уже припекало. Она прошла мимо столовой (есть совсем не хотелось), обогнула клуб (желания веселиться тоже не было) и открыла дверь своего барака. Где-то вдалеке слышались автоматная очередь и гул вертолетов — скоро прибудут новые пациенты. Надо успеть поспать, пока еще есть время. К счастью, в комнате никого не было, Барб и Этель в основном работали днем. Уже несколько недель они почти не виделись.

Благодарная за эту относительную тишину, Фрэнки расшнуровала ботинки, убрала их в тумбочку и легла на кровать. Уже через минуту она крепко спала.

— Проснись и пой, принцесса.

— Отстань, Этель. Я сплю. — Фрэнки повернулась на бок.

— Мы с Бабс решили взять тебя под свое крыло. Или крылья? — Этель посмотрела на Барб, та пожала плечами.

Фрэнки застонала и уткнулась лицом в подушку.

— Отлично. Начнем завтра.

— Сегодня, Фрэнк. Ты прячешься у своих полоумных уже полтора месяца. Тебя неделями не видно в клубе. Зачем приезжать во Вьетнам и сидеть в заточении?

— Я пытаюсь стать хорошей медсестрой.

— Как раз этим сегодня и займемся. Поднимайся, пока я не облила тебя водой. Надевай форму. У нас полевой выезд. И захвати фотоаппарат. — Этель стянула с Фрэнки одеяло, обнажив ее бледные ноги.