На золотом крыльце (СИ). Страница 18

— В каком смысле? — удивился он и даже вперед подался в кресле. — А-а-а-а, ты же думаешь, что голодранец! Ну, кампус у нас большой, рабочие руки всегда нужны, но ты же понимаешь, что по законодательству несовершеннолетние только четыре часа в сутки могут работать, и никакой высокооплачиваемой должности, которая требует серьезной квалификации я тебе предложить не смогу? Как и варианта типа «на вахте отсидеться»…

— Мне скоро восемнадцать, — напомнил я. — А должность любая, я неприхотливый. Могу уборщиком — но у вас роботы-уборщики. Могу на кухне поваренком, или на складе — принеси-подай, или подсобником при слесаре или каменщике. Я так понимаю, что основные работы у вас в вечерние и ночные часы проводятся, после занятий, так меня это полностью устраивает!

— А шуруповерт в руках держать умеешь? — внезапно спросил Ян Амосович.

Я даже чаем подавился.

— Да-а-а? То есть… Да! Умею.

— Мы новый жилой корпус сейчас обставляем, думали в помощь к столяру нанимать кого-то в Пелле, но если ты хочешь… — он шевельнул кистью правой руки, как будто предлагая мне что-то весомое.

— Мебель собирать? — еще раз уточнил я.

— Ну да, кровати, шкафы… Как у тебя в комнате. Новый корпус, для нового набора в следующем году. Мы расширяемся, — с видимым удовольствием проговорил Полуэктов.

— О-о-о-о да! — я чувствовал, что выиграл джекпот, не меньше! — Я умею собирать мебель. И вот что — оплата тогда не почасовая, а сдельная!

Спасибо тебе, Руслан Королев! Надеюсь, на самом деле, ты не рассыпался на осколки, а находишься в лучшем из миров, и тебе там — хорошо, потому что ты — мужик что надо! Надеюсь, кто-то когда-то про меня сможет сказать то же самое.

— И вот еще что, — директор отпил чаю. — Ты сказал на физкультуре, что хочешь заниматься кулачным боем, да? И про перчатки тоже упомянул…

— Ну, у меня неплохо получается драться, да, — признал я.

Я жил… Нет, скорее — выживал в интернате с сентября по май, и дрался если не каждый день, то каждую неделю — точно, особенно последние три месяца. И без ложной скромности скажу: по большей части второй всегда выглядел по итогу намного хуже, чем я. Если, конечно, этих вторых не было двое или трое.

— Запишем тебя в команду по «русской стенке». У нас Атмановские кулачки на носу, свежая кровь не помешает. Потянешь?

В моей голове мелькнула живая картина:

… две толпы коротко стриженных крепких парней, одни — с бело-синими шарфами, другие — с красно-белыми, несутся друг на друга по зеленому лугу. Потом — раздаются крики «вали говно!» и «самый сильный — бело-синий!», и свалка драки, и сбитые кулаки, и треснувшие ребра, и кровь из носу, и вкус победы — в первую очередь над самим собой, чувство преодоления животного страха и приобретения веры: в себя, в друзей, в «фирму»…

— Потяну. Если кормить будут так, как вчера и сегодня, и спать получится по восемь часов без проблем — то очень даже потяну, — решительно проговорил я.

— А что, спать приходилось с проблемами? — спросил директор.

— Ян Амосович, вы знаете, что такое «темная»? — вопросом на вопрос ответил я, хотя и знал, что это — национальная черта не русских, а кхазадов.

— Хотел бы не знать, — откликнулся Полуэктов и повернул правую руку внутренней стороной предплечья ко мне.

В его загорелую кожу здесь намертво въелись синие цифры — длинный номер! Концлагерь? Где он побывал в концлагере? Арагон? Речь Посполитая? Германская Конфедерация? Это сколько ему вообще лет? В любом случае — мы друг друга поняли. Да и вообще, этот разговор мне понравился гораздо больше, чем беседа с Адодуровым в интернате. Не все директора — скоты, оказывается. Хотя и Адодуров не скот, просто место работы у него скотское.

— Значит, мы договорились, Михаил, — Ян Амосович допил чай и пристукнул донышком чашки по подлокотнику кресла. — Ты стараешься, учишься с полной отдачей и изо всех сил не создаешь проблем. Я же прямо сейчас связываюсь с Людвигом Ароновичем — нашим столяром и с канцелярией, возьмем тебя по договору подряда подсобником. Кроме того — вместо следующей физкультуры ты идешь на «кулачку», поправь в своем расписании. Если вы с тренером споетесь, значит — так тому и быть. Если нет — будешь с парнями в килу гонять. Укрепляет командный дух!

Я, если честно, не хотел укреплять командный дух с неизвестными мне пацанами. Мне и двух странных соседей хватало для экспериментов по социализации. Но вслух сказал другое:

— Большое спасибо за участие, господин директор. По крайней мере хоть что-то в моей жизни прояснилось, — и я был совершенно искренен.

Ян Амосович милостиво кивнул, и разрешил:

— Можешь идти, тебе надо с соседями знакомиться, и вообще — освоиться. Занятия по развитию дара начнем завтра, сразу подходи к куполу №3, — он пошевелил пальцами и дверь открылась.

Тоже — телекинетик, выходит? Логично. Я встал и направился к выходу, но был остановлен задумчивым голосом Полуэктова:

— Михаил, а ваш дед Костя — это Константин Константинович Иголкин, доктор исторических наук?

— Мой дед Костя — это он и есть, — правда, иногда он подписывал письма другой фамилией, подлиннее, но если речь шла о научной работе, оплате счетов и всяком таком прочем — то там действительно значилось «Иголкин».

— А баба Вася — Василиса Васильевна Разумовская?

— Она, — кивнул я.

— Повезло тебе с опекунами.

— Еще как повезло, — не стал отрицать я.

Это, пожалуй, единственное, за что я испытывал к отцу что-то вроде благодарности. С него бы сталось упечь меня в какую-нибудь дыру типа интерната сразу, в десять лет. Но, как я понял, он надеялся, что общение с этими неординарными личностями стимулирует инициацию и я стану магом — таким сыном, о котором он мечтал. А нет, фигу! Неидеальному отцу — неидеального сына. Пришлось ему меня в унитаз башкой макнуть, чтобы результата добиться. Фигурально, конечно, не буквально. Буквально я лучше сдохну, чем с собой такое сделать позволю. Что характерно — не сработало, не получился из меня кто-то-там-подходящий, несмотря на все его ухищрения. Получился телекинетик. Мне — нормально. Ему — нет. Ну и плевать.

— Я пойду? — уточнить показалось нелишним.

— Иди. Купол номер три, шестнадцать часов, завтра. А к Людвигу Ароновичу можешь сразу после ужина идти, он в хозяйственном флигеле базируется.

Я спускался по ступеням административного корпуса, и мысль о близком ужине грела мне душу. А еще — как-то с интересом думалось о том, что в общаге я буду знакомиться с соседями, а на учебе — сидеть с Ермоловой. Это ощущение было новым, будоражащим… Сверстники, с которыми в теории можно просто пообщаться, даже — сделать общее дело вроде решения задачки по стереометрии или вытаскивания соседа из лазарета? Пожалуй, мне это нравилось.

* * *

В столовой было многолюдно, все столы оказались заняты, и я присматривал себе место, стоя с подносом в очереди у «свейского стола». Одним глазом смотрел на зал, другим — на котлеты по-киевски, со сливочным маслом. И взял себе три котлеты, и перловой каши, и салат из свеклы. Не то, чтобы я любил свеклу, просто знал, что еда должна быть разнообразной — так баба Вася говорила, и я правоту ее слов я на своих кишках испытал в интернате. Там кормили всякой дичью, в основном.

А тут — котлеты по-киевски! Золотистые. Я издалека увидел, как мне машет Ави — он сидел за одним столом с Тинголовым, в углу столовки. И у них для меня даже табуретка стояла, фантастика! Я шел практически окрыленный, а еще и Ермолову рассмотрел — она мне помахала, а потом печально развела руками: за ее столиком все места были заняты другими девчонками. В общем, я на Элю засмотрелся, и не заметил выставленной поперек прохода ноги.

Ее специально высунул какой-то гад, когда я мимо проходил. И я запнулся! И тарелки мои — с котлетами по-киевски и перловой кашей, и вторая — со свекольным салатом, полетели вперед, а я — полетел на пол. Но успел сделать невероятное — телекинезом придать движению котлет осмысленность! Тарелка ляпнулась на столик к Беземюллеру и Тинголову, и задребезжала, котлеты приземлились на тарелку, я грянулся об кафель, свекла разлетелась во все стороны, поднос оказался подо мной…