Источник света. Страница 18

Нельзя сказать, что диагноз научил Виталия заботиться о себе, этот человек оставался безотказным. Но болезнь все-таки помогла: у некоторых людей хватило совести не перегружать свои проблемы на того, кому осталось жить лет пять от силы. Да и потом, Виталий переехал к матери, растерял привычный круг общения, а новые соседи еще не разобрались в том, чего от него ожидать.

Так что за всю свою жизнь Виталий не нажил ни одного врага, который захотел бы так страшно отомстить ему, эту версию можно было исключать. Куда больше подходил грабеж: в доме не нашли ни копейки наличных, пропали украшения, принадлежавшие Надежде Геннадьевне, из сложной техники остался только старенький смартфон Чарушина. Но большой вопрос, украли это или Виталий сам все раздал, открыв в себе бессеребренника.

Гарик не привык рассуждать о том, кто какой участи заслуживает – занятие это неконструктивное, а порой даже уголовно наказуемое. Но Виталия Чарушина ему было искренне жаль. А для дела это плохо, отвлекает… И серьезно злит: профайлер понимал, что всё решилось бы очень быстро, если бы у Надежды Геннадьевны наступило бы хотя бы минутное прояснение. Она ведь была там, она все видела! Что, так сложно прошамкать имя убийцы сына?

Но чудеса случаются только в кино, лишь там эмоциональное потрясение могло повлиять на женщину, страдающую от тяжелой деменции. В реальности же Надежда Геннадьевна давно забыла и себя, и своего сына… И все равно она могла быть полезна. Гарик искренне верил в это, он настаивал на прибытии Матвея не из вредности.

Когда старший ученик Форсова приехал, Гарик без проблем обеспечил им обоим доступ в больницу. Врач, до этого подробно рассказавший профайлеру все свои мысли по поводу возраста, явно был оскорблен. Ему вроде как полагалось присутствовать на осмотре пациентки – у Матвея было образование, но не было диплома, с точки зрения закона он оставался простым посетителем. Однако медик решил устроить демонстрацию, он молча вышел из палаты, не понимая, что так даже лучше.

Матвей отнесся к заданию спокойно, он натянул резиновые перчатки и приступил к осмотру. Гарик опасался, что Надежда Геннадьевна опять поднимет ор, она такое уже делала, спровоцировать ее могло что угодно. Но Матвей каким-то непостижимым образом заставил пожилую женщину лежать смирно, хотя осмысленности в ее взгляде было не больше, чем у креветки.

– Отпечатки какие-нибудь нашли? – поинтересовался Матвей, не отрываясь от осмотра.

– Ага, тонну, только это все бесполезно, – отозвался Гарик, устроившийся на подоконнике. Окно в палате с душевно больной женщиной надежно запирали, но профайлер его давно вскрыл, он не собирался лишать себя свежего воздуха летом. Впрочем, так же легко он мог и закрыть окно, даже у него хватило совести не ломать замок. – У этого чувака там был проходной двор. Опрошенные соседи признавали, что заглядывали к нему то за одним, то за другим. Плюс там бывали врачи, иногда за бабулей присматривали, если ему нужно было отлучиться. Некоторые отпечатки удалось распознать, но незнакомых там куда больше.

– Что по крови?

– По крови как раз вопросов нет: его и старушки. Постороннюю не нашли, хотя способности местных экспертов я ставлю под большой вопрос.

– Не нужно туда все подряд ставить, – отвлеченно посоветовал Матвей. – Ни Чарушин, ни его мать не были в состоянии обороняться. Ты говоришь, что нападавший обладал большой физической силой. Откуда бы там взяться его крови?

– Ну… О чужой зуб порезался?

– Маловероятно. Я уверен, что там есть указания на него, хаотичность преступления намекает на ярость или плохое планирование. Тебе нужно найти подозреваемых и проверить, не оказались ли их отпечатки в доме Чарушина.

– Чтобы что-то найти, неплохо бы знать, что ты ищешь, – рассудил Гарик. – Что по бабуле?

Матвей как раз отошел от кровати, накрыл женщину одеялом и стянул перчатки. Надежда Геннадьевна по-прежнему не обращала на него внимания, она и вовсе не выглядела живой, так и замерла с приоткрытым ртом. Гарик знал, что с ней все в порядке, – насколько такое вообще возможно, – но смотреть на нее не мог, предпочел перевести взгляд на цветущий двор больницы.

Матвей же оставался Матвеем, ответил он с привычной невозмутимостью:

– У нее множественные травмы, причем получены они были не только в тот период, когда она оставалась в доме одна после смерти сына. Тут разная степень заживления, вплоть до шрамов.

– Здешние эскулапы примерно то же самое сообщили. Но они настаивают на том, что бабуля сама себя калечила, катаясь по лестнице колбаской.

– Во-первых, по ней видно, что она ведет малоподвижный образ жизни уже давно. Во-вторых, ты упомянул, что Чарушин обезопасил дом, как мог. В-третьих, примерно в период двух-трех месяцев до нынешних событий она получала гораздо больше травм, чем до этого.

– Что за травмы? – заинтересовался Гарик. – Насколько я понял, никаких глобальных перемен в жизни семьи не было… Чарушин-старший даже своего отпрыска послал позже. Кстати, не факт, что это действительно сделал он, но кто бы ни сделал – не осуждаю.

– Травмы не опасные для жизни, мелкие, но многочисленные, – пояснил Матвей. – Синяки, порезы, даже сигаретные ожоги. Чарушин курил?

– Даже если курил, вряд ли он перепутал мать с пепельницей!

– У тебя есть опись лекарств, обнаруженных в доме?

– У меня есть все, что есть у полиции, – отозвался Гарик, протягивая собеседнику смартфон. Файлов накопилось многовато, пересылать их все не было ни времени, ни смысла.

Матвей не стал спорить, он сосредоточился на фотографиях. Гарик косился то на него, то на Надежду Геннадьевну, ожидая, когда она проявит хоть какие-то признаки жизни, обычно она оставалась смирной недолго. Но тут она, похоже, задремала… И все равно была мало похожа на ту женщину, фотографии которой Гарик видел в доме.

Та женщина не отнеслась бы равнодушно к смерти сына… От того, что способна сделать с человеком болезнь, становилось почти так же тяжело, как от жестокости преступления.

Наконец Матвей вернул ему смартфон и вынес вердикт:

– Чарушин принимал очень много препаратов, в том числе обезболивающих.

– Может, это он бабушаке покупал? – предположил Гарик. – Соседи утверждают, что он всегда оставался бодрым и веселым.

– Соседи знают о нем то, что он им показал. Его болезнь прогрессировала, он столкнулся со слабостью и болью. А все травмы Надежды Геннадьевны сконцентрированы на участках тела, обычно прикрытых одеждой, тех, которые ее сын не стал бы разглядывать без необходимости.

Кому-то показалось бы, что Матвей выдал два не связанных между собой факта, а вот Гарик мгновенно сообразил, на что он указывает. Теперь уже младший ученик Форсова не мог понять, как не додумался до такого сам.

– Он нанял сиделку!

– Это лишь один из вариантов, – осадил его Матвей. – Но очень вероятный.

– И эта сиделка тихонько издевалась над старушкой, когда Чарушина не было рядом… А он вдруг узнал о том, чем она развлекалась, тут уж даже этот праведник разозлился, может, судом пригрозил… Этой тварюке хватило бы ярости разнести ему череп!

– Ты опять спешишь с выводами.

– Просто предлагаю рабочую версию.

– Ты только не забывай, что в этой версии «сиделка» – не обязательно женщина.

Перед глазами снова мелькнула прихожая, залитая кровью, и Гарик невольно поежился:

– Там скорее сиделец… Понял, принял, буду искать!

Он допускал, что Матвей задержится, но нет, он уехал обратно вечером, захотел что-то проверить. В его случае дело оставалось непонятным: даже Матвей еще не брался утверждать, что это было именно убийство. Так что мог бы побыть здесь, где преступление очевидно!

Гарик не нуждался в его помощи и уж тем более поддержке, он просто не отказался бы от компании. В обществе живого человека можно отвлечься от кровавых убийств и жестокости, заставляющей не слишком хорошо думать о людях в целом.

Хотя с Матвеем все равно пришлось бы говорить о работе, из него так себе отвлекающий фактор. Чуть посомневавшись, Гарик все-таки достал телефон и набрал номер Майи.