Источник света. Страница 15

Настя была удивлена тем, что ее не убили, ей велели молчать – и отпустили. Николай же с горечью признавал, что это не было наивностью со стороны преступников. Они прекрасно знали, что никто ей не поверит. Они ничем не рисковали.

Как и следовало ожидать, правы оказались они: в полиции сперва отговаривали Настю писать заявление. Потом, когда она под давлением семьи настояла на расследовании, начали по-своему мстить. Девушку заставляли снова и снова повторять подробности произошедшего с ней кошмара, задавали каверзные вопросы. Они даже не скрывали, что Настя виновата сама: не нужно было туда идти и не нужно было пить! Согласилась? Вот и нечего теперь ныть!

Это не доказывало, что преступники подкупили полицию. Жестоко, чудовищно, но еще один факт, от которого нельзя отворачиваться. Те, к кому Настя обратилась за помощью, не знали эту девушку. Для них она была никем – очередной безымянной представительницей древнейшей профессии, решившей стрясти побольше денег с богатых и знаменитых. Такое случалось куда чаще, чем следовало бы – потому что не следовало вообще никогда.

Но в истории Насти был и еще один эпизод, самый страшный, демонстрировавший куда большую жестокость, чем бывает в таких ситуациях обычно. Жертве устроили очную ставку с преступниками, не со всеми, однако Бояров там был. Насте даже хватило мужества опознать их, стоя лицом к лицу, и это многое говорило о силе ее характера. Но вот после этого произошло то, что не случилось бы в нормальных обстоятельствах. Опознанные преступники не ушли, им просто велели спрятаться за ширмой, оставаясь в том же кабинете. Ну а Настю заставили в который раз пересказать подробности изнасилования, слушая, как хохочут и отвешивают издевательские комментарии за тонкой тканью ее мучители.

После этого она по-настоящему сломалась, Николай и по тексту видел. Она не хотела умирать, но считала, что другого пути просто нет: иначе ее страдания не прекратятся. Понимал он и то, почему эти записи повлияли на Лизу, давно уже мучавшуюся от чувства вины.

Не важно, заплатили полиции за это или нет. Кто-то должен был ответить. Поэтому личные беседы Николай начал не с продюсера и прочих гламурных персон, он направился в то самое отделение.

Встречу с начальником ему организовали быстро, да этого и следовало ожидать, учитывая, кто нанял профайлера. Илья Аза́рский, капитан полиции, ни разу не общался с Настей лично, он, скорее всего, даже не видел ее. Но в ту пору он уже руководил участком и должен был знать, что происходит на его территории.

Николай допускал, что теперь, когда началась проверка, Азарский заинтересуется этим делом всерьез и все-таки сольет паршивых овец в своих рядах – зачем ему такие? Но нет, профайлеру пары секунд хватило, чтобы понять: простым этот разговор не будет. Колючий взгляд прищуренных глаз, упрямо сжатая челюсть… Азарский настроился защищать «своих» любой ценой, и ему самому это наверняка кажется благородным.

Заискивать перед ним и изображать вежливость Николай не собирался. Он знал, что некоторые полицейские способны принести проблемы тем, кто им не нравится. Но знал он и то, что на него не посмеют лаять даже они, слишком уж давно он работает с правоохранительными органами, слишком много сделал.

– Анастасия Токарева, – бросил Николай, опускаясь в гостевое кресло. – Почему нет?

Даже если Азарский ожидал иного поведения, сориентировался он быстро:

– Потому что ничего там не было. Она пришла без медицинского освидетельствования, без каких-либо доказательств, десять раз душ перед этим приняла – якобы в стрессе. У нее не было ничего, кроме слов. С чем тут работать? Да если бы мы расследовали каждое преступление, которое шизики придумают, только этим бы и занимались!

– Она не была психически больна, это легко проверяется. Почему же ее слово значило так мало?

– Слушайте, мы говорим не о шестнадцатилетней девочке, которую какой-то извращенец зажал в парке, – поморщился Азарский. – Ко мне пришла откормленная, совершенно здоровая тридцатилетняя тетка, которая мямлила, что ею воспользовались. И не какой-то сантехник Вася, а очень богатые люди! Разве не очевидно, что ей нужно?

– Она просила денег?

– Да не успела просто! Но заявление мы у нее все-таки приняли, какие вообще вопросы?

– Такие: вы просто приняли заявление или провели проверку?

– А вот провели! – с вызовом заявил капитан. – Так что не нужно нас какими-то уродами выставлять! Хорошо еще, что люди, которых она обвиняла, адекватными оказались и согласились сотрудничать.

– Что именно вы сделали?

– Отправились на место преступления – на случай, если хотя бы там сохранилось подтверждение.

– Надо полагать, с доступом проблем не было, раз вы упомянули активное сотрудничество? Вы ведь понимаете, что это же означало зачистку места преступления?

– Не означало! – с необъяснимым торжеством объявил Азарский. – Потому что места преступления там не было!

Комнату, о которой говорила Настя, в коттеджном поселке попросту не нашли. Им позволили обойти все дома, заглянуть во все технические помещения, но там не было ничего даже отдаленно похожего на описанный девушкой «зал изнасилований».

Логично было предположить, что Настю на самом деле вывозили куда-то, но Николай помнил карту той местности. Вокруг поселка старый лес, да и потом, мужчины чередовались, они приходили и уходили. Куда? Не в лесную глушь ведь! К тому же, перевозка в таком случае – дополнительный риск.

Можно было предположить, что использовался какой-то транспорт, грузовик или дом на колесах, но Настя запомнила достаточно просторный зал. И все это было еще одной причиной, по которой жертве позволили уйти живой: преступники знали, что сорвавшиеся обвинения пойдут им на пользу, заставят полицию десять раз подумать, прежде чем снова соваться туда.

Все это не исключало, что зал там был, просто спрятан он оказался очень хорошо. Возможно, полиция и нашла бы его, если бы искала со всем рвением. Однако группа экспертов видела, что хозяева поселка пошли им навстречу, а жертва выглядит истеричкой-вымогательницей. Они не верили в то, что могут найти нечто важное, и это определило исход проверки.

– Мы даже этим не ограничились, – продолжил Азарский. – Хотя могли бы, где тут состав преступления? Но мы работать умеем! Мы опросили многих из людей, присутствовавших в те выходные в поселке.

– Всех?

– Всех-то зачем беспокоить? Выбрали из разных групп. Ту девицу либо не видели вообще, либо видели довольной жизнью. Никто не слышал криков о помощи! С чем нам работать?

– Допустим. Но что это была за клоунада с ширмой?

Вот тут Азарский, до этого смотревший на собеседника победителем, заметно смутился. Что ж… Его психологический портрет становился все более четким. Неплохой человек, на самом-то деле, просто считающий свое мнение единственно верным. Он изначально обозначил Настю как мошенницу и относился к ней соответствующе. Если бы он поверил, что она жертва, он с таким же рвением насел бы на ее обидчиков.

И он знал о той очной ставке… Уже знал, но вряд ли его предупредили об издевательствах над жертвой изначально.

– Да, это наш прокол, – наконец признал Азарский. – Перебор был…

– Дайте угадаю: к тому моменту девица так всех достала, что ее решили проучить?

– Были основания считать ее мошенницей… Слушайте, я это не поощряю, там всё провели, пока я в отпуске был. Те, кто это сделал, усвоили всё, что нужно.

– За такое не выговор полагается, а срок.

Тут Николай намеренно утрировал, ему было интересно посмотреть, как отреагирует Азарский. Капитан не сорвался, он держался за собственное упрямство, как за броню:

– Увольнять хороших оперов я за такое не буду, но, опять же – больше это не повторится.

– Токарева мертва. Вы все еще считаете ее мошенницей?

– Не считаю. Я знаю девок, которые так зарабатывают – и знаю, что к таким прыжкам они не склонны. Но я не верю, что ее изнасиловали. Не было доказательств, даже намеков на доказательства не было! Я думаю, что она была сумасшедшей. И ее мамаше, вместо того, чтобы под нас копать, следовало бы показать свою деточку врачам. А теперь что уже на нас все перекидывать?