Протокол: Новый Архимаг (СИ). Страница 18

— Не верь слухам, — отмахнулся я. — Просто спасал пиво от злодейки-гравитации.

«О да, как мило ты преуменьшил свои нечеловеческие рефлексы и презрение к законам физики, — хихикнула Алиса, присаживаясь на стол перед нами. — Кстати, твой друг Костя сейчас пытается списать домашнее задание у девушки справа. Прямо как ниндзя — с честью и беззвучно.»

Я быстро глянул направо и действительно заметил, как Костя ненавязчиво пытается подсмотреть в планшет соседки. Да еще и выгибал шею под таким углом, что хиропрактик бы упал в обморок.

«Да уж, человечество могло измениться, технологии превратиться в магию, но некоторые вещи остаются неизменными, — философски заметила Алиса. — Например, списывающие студенты… За тысячелетия эволюции они просто научились делать это с более несчастным видом.»

В этот момент двери аудитории распахнулись с драматическим скрипом. Вошёл профессор Соколов Савелий Аркадьевич — высокий худощавый мужчина с аккуратно подстриженной седой бородой. У него не было бровей, на макушке блестела небольшая лысина. За его круглыми очками блестели проницательные тёмные глаза. Они, казалось, могли заглянуть прямо в душу нерадивого студента и обнаружить там хвосты за весь семестр…

Студенты мгновенно притихли, как мыши при виде кота.

— Доброе утро, юные умы, — его голос, на удивление глубокий и мощный для такого тщедушного тела, эхом разнёсся по залу. Он швырнул на кафедру толстую папку с бумагами, из которой тут же вылетело несколько листов. — Ох, простите мой энтузиазм. Слишком много кофе с экстрактом бодрящего корня. Кстати, никогда не смешивайте их без буферной основы — я однажды не спал три дня и разговаривал с портретом основателя академии. И что самое удивительное — он мне отвечал!

В аудитории послышались смешки. Я открыл чистую страницу и приготовился делать записи. Несмотря на репутацию сурового преподавателя, Соколов был блестящим специалистом. Его лекции всегда содержали информацию, которую невозможно было найти в учебниках.

— Так, сегодня продолжаем изучать нестабильные реактивы, — он нахмурился, глядя в свои записи. — Они мне напоминают студентов на первом курсе — никогда не знаешь, что выкинут в следующий момент. Вот вы, сударь Романов, например, напоминаете мне нитрат аммония — такой же взрывоопасный после пятой кружки пива в «Синем алхимике». Да-да, я видел вас там в пятницу!

Студенты дружно рассмеялись, а красный как рак Романов сполз под парту, бормоча что-то о «случайно проходил мимо».

— Итак, — Соколов поправил очки, балансирующие на кончике его длинного носа, — сегодня мы поговорим о взаимодействии металлических солей с органическими катализаторами. Звучит скучно? Поверьте, когда вы случайно смешаете не те реактивы и ваши брови исчезнут на месяц — буря эмоций гарантирована! Так что не зевайте, господа студенты! Потому что именно эта тема будет ключевой на следующей лабораторной работе.

«Ого, а он совсем не такой, как я ожидала, — заметила Алиса, с интересом разглядывая профессора. — Думала, будет скучный старикан, а тут… человек, который явно обожает то, чем занимается».

«Соколов — лучший препод на факультете, — мысленно ответил я. — Строгий, когда надо, но обожает свой предмет и умеет это передать. А ещё он реально крутой учёный — у него куча патентов на реактивы».

«Он говорит прямо как Ярослав,» — задумчиво произнесла Алиса. В её голосе слышалась странная ностальгия. — «Только Ярослав был менее… эксцентричным. И у него были все брови на месте.»

Я искоса взглянул на неё. Ярослав… Тот самый архимаг из моего сна?

— Ну, а теперь, — Соколов хлопнул в ладоши с такой силой, что в первом ряду подпрыгнула дремавшая студентка, — кто из вас может предсказать, что произойдет, если мы добавим к реакции каплю эссенции полуночного боярышника? Сударь Ветров, вы выглядите задумчивым, как философ на горшке. Может, поделитесь своими мыслями с аудиторией?

Я вздрогнул, выныривая из размышлений. Соколов смотрел прямо на меня с легкой улыбкой, словно кот, обнаруживший непристроенную сметану.

— Э-э… полуночный боярышник содержит алкалоиды, которые катализируют распад нитридов, — начал я, лихорадочно соображая. — В сочетании с магнитным полем это может привести к… эм… инверсии потока?

Профессор изобразил удивление, прижав руку к сердцу:

— Господа! Запомните этот день! Ветров присутствует на моей лекции не только физически, но и ментально!

По аудитории снова прокатился смех. Соколов подмигнул мне:

— Совершенно верно, молодой человек. Хотя я бы выразился чуть иначе, но суть вы уловили. И сейчас мы это наглядно проверим…

«Ничего себе ты гигачад, — присвистнула Алиса. — И морды бить умеешь, и с профессурой на одном языке разговариваешь. Что дальше? Окажется, что ты еще и на арфе играешь?»

«Я родился в Нижних кварталах, — ответил я. — Там по-другому не выжить. Либо быстро соображаешь и быстро бегаешь… либо быстро умираешь.»

«Жуткое место, — ужаснулась Алиса. — Там по улицам одни каратисты-интеллектуалы разгуливают? Что-то типа района боевых философов-отморозков?»

«Типа того».

Профессор Соколов увлеченно расписывал формулы нестабильных соединений на голографической доске. Его пальцы двигались с артистичной точностью, вырисовывая сложные химические связи с такой скоростью, будто от этого зависела его жизнь. Я делал заметки в планшете, стараясь не пропустить важные детали.

— Обратите внимание на эту связь… — Соколов коснулся пальцем одной из формул так нежно, словно гладил любимую кошку. — Именно здесь происходит ключевая трансформация…

Я сосредоточенно смотрел на доску, пока не заметил что-то странное. Рядом с формулами, которые писал профессор, начали появляться… другие формулы? Полупрозрачные, словно написанные светящимися чернилами. Я моргнул. Видение не исчезло.

«Ты это видишь?» — мысленно спросил я Алису.

«Что именно?» — она парила рядом с доской, с интересом наблюдая за лекцией.

«Дополнительные формулы. Вот тут, справа от основной схемы.»

Алиса наклонилась, изучая указанное место так пристально, будто пыталась увидеть микробов невооруженным глазом.

«Там ничего нет, Сеня. Обычная часть голограммы. Может, в этом твоем пиве состав какой-то не такой был?»

Я сощурился. Нет, эти формулы определенно не были частью лекции. Они словно накладывались поверх обычного изображения, дополняя и расширяя то, что объяснял Соколов. Будто кто-то невидимый вносил правки в учебник красными чернилами.

— В следующем разделе мы рассмотрим влияние температуры на скорость реакции, — продолжал профессор, поигрывая указкой, как дирижер палочкой. — Кто может предположить, как изменится выход при повышении на десять градусов? Только не все сразу, я не переживу такого наплыва энтузиазма.

У меня в голове вдруг возникла полная формула расчета, включая поправочные коэффициенты, которые мы еще не проходили. Словно кто-то просто положил ее мне в сознание, как файл на рабочий стол.

— Лес рук, — вздохнул профессор, оглядывая притихшую аудиторию. — Я вижу столько будущих нобелевских лауреатов, что просто захлебываюсь от гордости. Вы хоть открывали учебник? Или используете его исключительно как подставку для пива?

— Выход увеличится на тринадцать целых и четыре десятых процента с поправкой на давление, если мы находимся на уровне моря, — мой голос прозвучал как-то сам собой. — В горах коэффициент придется увеличить пропорционально высоте.

Соколов застыл с поднятой указкой, словно его внезапно заморозили. Его голые надбровные дуги медленно поползли вверх…

— Верно, сударь Ветров, — произнес он после долгой паузы. — Хотя мы еще не обсуждали поправочные коэффициенты и их зависимость от высоты… Браво. Вы, видимо, забегаете вперед в учебнике?

— Да, профессор, — солгал я, ощущая странную уверенность. — Просто интересно было. Скучными вечерами читаю дополнительную литературу…