Скрепы нового мира (СИ). Страница 17

Спасение пришло откуда не ждал: в нашу комнату залетело, кружась и пританцовывая, "сказочное видение" - мясистая девица в прозрачном газовом пеньюаре.

- Ма-а-альчики-ма-а-альчишечки! Анаша* у вас есть? Неужели мы нынче же не устроим афинскую ночь?

- Симка! - имя прорвалось от кого-то из коммунаров сквозь вал скабрезных шуток: - Ты хоть сиськи спрячь!

- Так почему же вы, черти, не идете ко мне? Почему не несете анашу? Ну, скорее! Скорее! Эх, и накурилась бы я!

Выписав неуклюжий пируэт между коммунарскими руками, девица решительно полезла на стол. Под натянувшимся в нужных местах газом сиротливо белели кружева коротких панталон.

- Светится все... - из головы очкастого паренька мигом вышибло всю политику.

- Держите ее, пока стол не своротила! - крикнула Александра.

Кажется, только у нее сохранилась достаточная трезвость рассудка. И слова она нашла на диво верные - желающих подержать оказалось более чем достаточно.

- Любовь красивая, свободная, с полным сознанием существования своей связи только до тех пор, пока есть необходимость друг в друге, - вещала любительница анаши, вяло трепыхаясь в чьих-то мосластых руках. - Ведь марксизм говорит: сознание необходимости - это и есть свобода. Здесь люди дополняют друг друга, и только из этого сочетания может получиться полный человек!

- Вот это приход! - искренне восхитился я.

- Женщины, вы первые должны быть сторонниками и проводниками новой свободной любви, - включился в действие опоздавший к "подержанию" очкастый парень. - Вам нечего терять, кроме своих цепей!

- Бедняжечка, - Саша явно не разделяла общей веселости. - Только глянь!

Кивнула вниз, на выставившиеся из-под приподнятого подола голени девицы, густо расписанные разноцветными синяками. Но меня почему-то пуще всего задели старательно забеленные зубным порошком парусиновые туфельки с бесстыдными заплатками на местах, в которые упираются большие пальцы.

- В заросшую канаву легко падать.

Девица тем временем всецело отдавалась животрепещущей теме:

- ... новая любовь это свободная связь на основе экономической независимости и органического влечения индивидуумов противоположного пола...

На одном, как видно особо поднимающем "душу" моменте очкастый парень не выдержал. Резким кивком головы закинул повыше со лба шевелюру, облизал губы, в уголках которых уже белела пена:

- Будем петь и плясать! - заявил он, перекрывая веселый ор бригады. - Зови своих подруг, Симка, сейчас же зови! В день Интернационала так можно!

- Ах, зачем ты меня целовала, жар безумный в груди затая... - послушно, как будто только того и ждал, начал запевала с дальнего конца стола.

Девица ловко выкрутилась из жадных коммунарских объятий, будто того только и ждала. Величаво, как дорогое вечернее платье оправила пеньюар, и вдруг схватилась за прореху:

- Дылда, для какого черта газ прорвал? Да ещё на таком месте! Как я теперь плясать буду?

- Я ништо, я токмо ладошкой прикрыл, - под гогот товарищей начал оправдываться вдруг ставший крайним дылда. - Больно просвечивает!

Вздорная заминка позволила мне собраться с мыслями; еще чуть-чуть, и словами тут никого не остановить. Был бы один, полбеды. Pornotube двадцать первого века показывал оргии похлеще; вошкаться же в свальной грязи меня никто не заставит. Но Александру пора уводить, да чем скорее, тем лучше.

- Охлади людей, бригадир! - я с размаху пнул под столом ногу Семеныча.

Особой надежды остановить накатывающее блядство я не питал, а вот отвлечь коллектив от своего английского ухода казалось делом нелишним.

Однако бригадир не сплоховал, ударил по самому больному:

- Денег нет них..я! - проревел он на полобщаги.

Всего три слова, зато какой потрясающий эффект!

- Так что, анаши не будет? - уточнила девица.

После пространных речей о красивой марксистской любви примитивный цинизм этих ее слов показался мне сущей мерзостью. Скривившись, как от куска лимона, я процедил в сторону "сказочного видения":

- Кто тут решил, что жратва с неба сама падает?

- Фу-у-ух!

Девица судорожно затряслась всем своим телом, закружилась, так что газ пеньюара встал колоколом сильно выше коленок, никто не успел и глазом моргнуть, как адептка свободной любви просочилось сквозь двери прочь.

- Выпьем, товарищи! - поспешил закрепить успех Семеныч. - За интернационал! За партию! За весь наш советский народ! Полную до дна!

Ловко он придумал, чисто комиссар; попробуй, отверни морду от такого тоста. А после самогона - нужна закуска, там можно еще по одной налить, перерывчик небольшой... в конце концов, банкет-то уже оплачен!

- Леш, проводи, в туалет надо, - прошептала мне на ухо Саша.

- Тут же совсем рядом? - удивился было я.

- Все равно!

Мог бы сам догадаться. На четырех этажах общаги сто двадцать комнат, всего человек семьсот-восемьсот. Шайки хулиганов, а их тут скорее всего не меньше десятка, промышляют то ли спекуляцией самогоном и анашой, то ли рэкетом самих спекулянтов. Из-за тесной взаимосвязанности процессов сложно сказать, где кончается одно и начинается другое. Бонусом идет мордобитие, мелкие грабежи и воровство всего не приколоченного. При этом до поножовщины и смертоубийства среди своих дело доходит исключительно редко - администрация завода имеет годную рускообщинную привычку выкидывать на улицу не только самого нарушителя, но и всех его соседей по комнате. И уж тем более, даже упоротые в хлам отморозки не задевают коммунаров... жаль, на мне или Саше про принадлежность к ним ничего не написано.

С первого шага за дверь понятно, насколько была права Александра. Вечерний сумрак в сочетании со светом двадцатисвечовых лампочек преобразил коридоры в стиле лучших триллеров Хичкока. Подозрительные пятна и подтеки заполонили стены; промеж них маршируют колонны деловых тараканов. Семечная шелуха хрустит под ногами, ее уже впору мести метлой. Рыдания умирающих в степи ямщиков и бродяг с сумой за плечами бьют по ушам со всех сторон, им не помеха ни перекрытия, ни перегородки. Изменились и люди. Спотыкающиеся на каждом шагу аборигены видом, цветом и запахом неотличимы от свежих зомби, хотя, бесспорно, они все еще живы: курящих зомби не бывает.

Около ближайшего туалета толпится добрая дюжина страждущих - судя по изредка проскакивающим в мате словам, все стоически пережидают чью-то разборку.

- Подождем? - заколебалась Александра.

- Потопали в другое крыло, - тяжело вздохнул в ответ я. - Тут девочки, это надолго.

Планировка бывшего доходного дома далека от пролетарского конструктивизма. Где-то на полпути мы умудрились запутаться среди одинаковых дверей. Толкнулся в одну - закрыто, во вторую и третью - с тем же результатом, только четвертая подалась, да так ловко, что мы чуть не уперлись в стоящую посередине комнаты толстую, голую женщину, похожую на серую предгрозовую тучку. За ее спиной трясся высокий голый парень, тонкий, как жердь, и страшно костлявый. Рядом в странном танце под гармонь кружились вокруг друг-друга три бесштанных мужичка. Уж не знаю, в чечетку там, или вприсядку, то сойдутся, то повернутся, то стукнутся каблуками начищенных сапожек. Но у каждого в руке на отлете горящая папироска.

- Помоги мне это развидеть! - застонал я, вывалившись обратно в коридор. - Сейчас вырвет!

- О Боже! - вторила мне Саша. - Марксово семя!

- По ходу, недовзрослые ловят с Маркса неплохой приход...

- Они не с Маркса, а на марксизацию Залкинда** сублимируют, - любезно уточнила супруга. - Вредно читать на ночь "Двенадцать заповедей полового поведения пролетариата".

- Тебе легко говорить, - я наконец справился с невольными рвотными позывами. - Помнишь, еще перед Рождеством, ты вычитала в газетке, что "половой акт не должен часто повторяться"?

- Так до утра и повторяли...

- Незачем "Труд" покупать, он для настоящих рабочих. А мы-то всего лишь попутчики.