Тренировочный день 6 (СИ). Страница 3

— Катя как Шико из романов Дюма — в Гаскони он был гасконцем, а в Париже — парижанином. — замечает Арина Железнова, не отрываясь от своей книжки: — а некоторые как те мушкетеры из «Сорока Пяти» — в Гаскони не были гасконцами, а в Париже стали гасконцами втройне.

— Ты бы лучше не книжки читала, а свой багаж сама несла. — делает ей замечание Сабина.

— Зачем? Если есть люди, которые понесут. — отвечает Арина, по-прежнему не отрываясь от книги: — эй, ближний, ты же унесешь мои сумки?

— Конечно! — сияет улыбкой стоящий тут же высокий и стройный «бортпроводник» в синей пилотке: — разрешите мне… я сейчас! Уже несу!

— Воля ваша, есть что-то нездоровое в этих парнях. — качает головой Сабина, глядя на это: — разве так делается? Это твоя сумка, Железнова, твоя ответственность. Ты и должна ее нести. Скоро совсем белоручкой станешь.

— Вот как. — Арина наконец закрывает книгу и поднимает свой взгляд на капитана команды: — скажи-ка мне Сабина, ты недовольна моими результатами? А может быть мы вспомним последние матчи и сравним мою результативность с твоей, а? У тебя есть претензии к тому, как я свой багаж переношу? Почему-то к той же Софочке претензий нет, хотя она тоже не сама свои вещи тащит… — она кивает в сторону Прокопьевой, рядом с которой идет пожилой мужчина, помогая ей нести тяжелые сумки.

— У Прокопьевой другая ситуация! Это отец ей помогает. — терпеливо поясняет Сабина: — ближайшие родственники членов команды — это совсем другое дело. Ты же доверяешь свои вещи этим…

— Вот как. То есть все что мне нужно, так это чтобы сумки несли мои родственники, не так ли? Эй, ближний! — девушка повышает голос и рядом с Ариной тут же появляется «бортпроводник» — еще один в синей пилотке, на этот раз — толстый и одутловатый, но на его лице играет все та же нездоровая улыбка на все тридцать два зуба. Со стороны кажется, что ему больно вот так вот растягивать губы в стороны, он потеет и потешно кланяется.

— Ближний, отныне ты будешь мне папой. — коротко кидает Арина и тычет одутловатого «бортпроводника» в грудь своим указательным пальцем: — понял?

— Что? — на секунду улыбка на лице одутловатого ломается и застывает под немыслимым углом, напоминая картины абстракционистов. В глаза — ужас и непонимание ситуации.

— Ты теперь мой отец, чего непонятного? — поднимает бровь Арина: — ступай помогай тощему с моими сумками, несите бережно, не дай бог чего сломаете или уроните.

— Э… да! Конечно! Уже! — и одутловатый поспешно семенит вслед за высоким, который вытаскивает из вагона тяжелые сумки. Арина смеривает Сабину с головы до ног холодным взглядом и снова открывает книгу. Удаляется, нарочито покачивая бедрами. Сабина смотрит ей вслед и вздыхает.

— Что, тяжела ты шапка Мономаха? — рядом с ней встает Наташа Мордвинова, которая так же смотрит вслед удаляющейся Арине. Через плечо у Мордвиновой — ее сумка. Она ставит ее на бетонное покрытие перрона и разминает себе левое плечо, то самое, которое травмировала в матче против московского «Динамо».

— И не говори. — отвечает Сабина, все еще глядя вслед удаляющейся Арине и ее двум «бортпроводникам»: — молодежь пошла такая, что пальца в рот не клади, по локоть откусят. Эта Железнова совсем от рук отбилась, грубит, дерзит, бычит… как твое плечо, все еще беспокоит?

— По крайней мере она результат показывает. — Мордвинова продолжает разминать плечо и морщится от боли: — признай, эта мелкая стервочка выдает результат. Так что она считает, что может показывать свой характер.

— Да меня в общем даже не это возмущает. — отвечает Сабина: — меня эти вот… фанаты которые бесят. «Бортпроводники» тоже мне! И какого черта у нее так много сумок! И что она там такого тяжелого с собой возит⁈

— Книги. Полное собрание философов эпохи Возрождения у нее там точно есть. Тридцать два тома. Тома толстые и тяжелые. Книги вообще тяжелая штука, я ей при переезде помогала, замаялась ящики с книгами таскать. — говорит Мордвинова: — она ж улетевшая, ты ж знаешь. Отстань ты от девчонки, с такими только так. Была у меня в команде девчонка одна… еще когда я в «сырниках» играла, такая же точно. Воспитывать таких толку нет, Сабин. Никакой благодарности не жди. Плюнут на спину и забудут.

— В «сырниках»?

— А… ну это погоняло такое команде местного гормолзавода дали. — поясняет Наташа Мордвинова: — я там капитаном была. И вот там одна такая же появилась… тоже ни авторитетов не признавала, ни правил. В рамках существовать не могла, то есть могла конечно, но результатов тогда от нее ждать не приходилось. Так что я ее отпустила.

— Отпустила? В смысле — выгнала из команды? И… не переводи тему, Мордвинова, что у тебя с плечом? — Сабина с легким беспокойством во взгляде смотрит как Наташа разминает плечо пальцами и морщится.

— Да все в порядке с плечом. Так… сумка просто тяжелая и…

— Эй там! Как вас там… — Сабина нетерпеливо щелкает пальцами в сторону стоящих рядом «бортпроводников»: — … ближний! Сюда! Помоги-ка сумки в автобус утащить! Быстро! Наташка, ты чего молчишь? Береги плечо.

— Да как скажешь. — Наташа уступает свою сумку быстро подбежавшим «бортпроводникам».

— Есть массажист. И вот… мазь обезболивающая. — говорит один из «бортпроводников», протягивая жестяной тюбик: — снимает боль и отеки. Могу нанести на место травмы.

— Кыш отсюда! Сама нанесу. — говорит Сабина, отбирая у него тюбик: — еще чего не хватало! А ну расстегни мастерку, я тебе…

— Да не болит уже. Давай потом. — Наташа бросает взгляд на стоящих неподалеку «бортпроводников» и Сабина — опускает тюбик с мазью. Действительно, заставлять Наташу оголять плечо при этих…

— Так что там было в твой старой команде-то? — говорит, она, убрав мазь в карман и чувствуя необходимость поменять тему разговора. Тем более что «бортпроводники» уже успели унести весь багаж, так что они вдвоем остались на перроне, остальные девчонки уже погрузились в автобус.

— В старой команде? Да была там одна такая же как Железнова. Жаль, что нельзя их на площадке столкнуть лоб в лоб, я бы посмотрела чья возьмет. — качает головой Наташа Мордвинова: — очень уж интересно на это взглянуть. Звали ее Бергштейн, тоже ни царя в голове ни авторитетов на земле, чего хотела, того и творила… и если я пыталась ее в рамках удерживать, то ничего хорошего из этого не выходило. Но если ее отпустить и позволить делать то, что она сама хочет — то результаты были… ого! Я вот удивлена как ее рекрутеры из высшей лиги пропустили. Железнова, конечно, гений поколения, но та мелкая ничуть ей не уступает. Я даже к нашему руководству подходила с тем, чтобы рассмотрели ее кандидатуру, но у нее антропологические данные не подходят. Рост маленький. Мы ж в команду тех, кто ниже метр семьдесят вообще не рассматриваем.

— Не стоит сравнивать свою прежнюю команду и наших девчонок. — говорит Сабина: — уровни разные, совершенно разные. Мы — профессионалы. У нас есть конкуренты, но это — ЦСКА, «Динамо», «Уралочка», «Буревестник», «Локомотив», тот же Киевский «Сокол» или «АДК» из Алма-Аты. Уровень всесоюзный, Наташ. Ты должна была уже вырасти из своей провинции. Я понимаю, что возвращение в свой родной сибирский город отдается ностальгией, но ты — уже не прежняя. Ты уже год выступаешь в высшей лиге, Наташ. У тебя есть бронза — всесоюзная бронза! Ты уже стоишь в одном ряду с лучшими атлетами планеты, не забывай об этом.

— Забудешь тут. — хмыкает Наташа, ступая рядом с Сабиной. Они проходят по пустынному зданию вокзала, дорогу им перебегают опаздывающие на поезд командировочные и одна семья с кучей чемоданов и пухлым отпрыском с ярко-красными, диатезными щеками. Отпрыск громко вопит, возмущаясь ранним подъемом и холодным воздухом.

— Я скорее тебя хотела поддержать. — говорит Наташа, провожая взглядом семейную пару с чемоданами и отпрыском: — чтобы ты на Железнову внимания не обращала. С юными гениями всегда так, они слишком самоуверенны, искренне считают себя пупами Земли. Много бы я отдала чтобы организовать их встречу… обоим пошло бы на пользу.